Ровно год - Робин Бенуэй

— Наверное, я просто думала, что мы с Ниной все будем делать вместе: взрослеть, выходить замуж, заводить детей, оставаться лучшими друзьями и все прочее. Перед нами открывалось это будущее, а теперь его… нет. — Солнце садится в океан, розовая полоса тает в синих волнах. — Но тяжелее всего… — Лео слышит в собственном голосе дрожь и старается ее унять, — то, что и прошлого тоже нет. Как будто все вещи, о которых ты говорил, исчезли. Все наши с Ниной шуточки, наши ссоры и секреты — их же ни с кем другим не повторишь, не разделишь. У меня больше нет сестры. Я больше не сестра. — Обхватив колени руками, Ист лишь кивает и ничего не говорит, даже когда Лео торопливо вытирает глаза рукавом. — Прости, — бормочет она.

— Если ты еще раз попросишь прощения, я натравлю на тебя козла Дейва, — не выдерживает он.

По крайней мере ему удается ее рассмешить, и она опять промокает глаза.

— Только не Дейва.

— Ты — сестра, Лео. И всегда ею будешь. Даже если Нина не с нами.

Лео качает головой:

— Нет, я так не считаю. Понимаю, что ты имеешь в виду, но — нет, уже нет. Мама и папа остаются родителями, Стефани остается мачехой, а я… — Она пожимает плечами. — На самом деле — уже нет.

Ветер усиливается.

— Знаешь, — после долгого молчания произносит Ист, — после смерти мамы я думал, что дальше все будет так, словно ее не было совсем. Что теперь у меня есть отец и брат, и всё. Но потом до меня стало доходить, что, хоть ее и нет рядом, я не чувствую себя менее любимым. Понимаешь?

Лео кивает:

— Меня до сих пор постоянно тянет поговорить с Ниной.

— Именно. Любовь не исчезает. Это так не работает. Люди уходят, но есть что-то большее, и оно остается. — После паузы Ист добавляет: — Я узнал это из книжки «Будем друзьями по горю».

Сохранить серьезное выражение лица ему, впрочем, не удается, и Лео тоже начинает смеяться вопреки себе, вопреки саднящей боли под ложечкой и комку в горле.

— Заткнись, — требует она. — Ты просто чудовище!

Ист смеется вместе с ней.

— Вообще-то это был какой-то дорогущий психолог. Отец заставлял нас с братом ходить к нему, пока не закончилась страховка, покрывающая расходы. И тем не менее об этом стоит помнить. В придачу из «Друзей по горю» получился отличный дверной упор, так что какую-то пользу эта книжка все же принесла.

— Во всем надо видеть плюсы, — подытоживает Лео. Несколько минут они сидят в тишине, наблюдая, как последние розовые лучи растворяются в разнообразных оттенках голубого и лилового. — Не думала, что когда-нибудь это скажу, — голос Лео почти уносит ветром, — но… мне очень жаль, что твоя девушка умерла.

Ист коротко выдыхает, вскидывает голову.

— Спасибо, — произносит он. — А мне очень жаль, что умерла твоя сестра.

— Спасибо, — тихо отзывается Лео.

— Готова идти?

— Нет.

— И я не готов.

Они спускаются с горы лишь после того, как небо становится густо-фиолетовым, над океаном восходит луна, а солнце удаляется светить в чьем-то еще небе.

Ист подвозит Лео к дому, она заходит внутрь. Снова негромко бормочет телевизор, в эфире шоу о выпечке и товарищеском духе. Мама окутана неярким голубым свечением телеэкрана, но сегодня, по крайней мере, в дополнение к нему горит свет на кухне и включен торшер-тренога. Лео научилась оценивать ситуацию по количеству зажженных светильников. Как насчет тех ночей, когда тускло светится лишь экран телевизора и, спустившись сверху, Лео застает маму в полумраке? В такие ночи тяжелее всего.

— Привет, — устало улыбается мама. — Как там подружки?

— В порядке, — отвечает Лео.

— Хорошо провела время?

Лео пожимает плечами и ставит сумочку на придверный столик.

— Нормально. А ты как съездила к тете Келли?

Теперь уже мамина очередь пожимать плечами.

— Нормально. — Она протягивает руку к дочери. — Посиди со мной. Смотри, они пекут круассаны.

Лео сворачивается калачиком у нее под боком.

— Я видела Иста в «Старбаксе», — говорит она.

На долю секунды в гостиной повисает напряжение, затем мама отзывается:

— О, чудесно. Как он поживает?

— Вроде нормально. — Лео изгибает шею, чтобы взглянуть маме в лицо. — Ты знала, что у него много лет назад умерла мама?

— Да. Кажется, Исту тогда было лет восемь-девять. Опухоль мозга, так печально. Она была прекрасным фотографом, очень талантливым.

Лео кивает и опять сворачивается клубочком рядом с мамой. Несколько минут они смотрят телепередачу. У кого-то круассаны сыроваты, у кого-то не подошло тесто; невооруженным глазом видно, что участники расстроены.

— Мам?

— А?

— Давай ты меня накажешь и запретишь выходить из дома, чтобы я больше не таскалась со всей компанией по торговым центрам.

Мама тянется за пультом и ставит телешоу на паузу, с первого раза нажав нужную кнопку.

— Почему? Что-то случилось?

— Нет, — лжет Лео. — Я просто разучилась находиться среди людей, вот и все.

Мама крепче прижимает ее к себе, кладет ладонь ей на макушку.

— Понимаю тебя, — тихо говорит она. — На прогулке с Келли я только и думала: «Скорее бы домой». — С минуту помолчав, она добавляет: — Даже не знаю, что хуже: когда люди знают о Нине или когда не знают.

Лео сдвигается так, чтобы положить голову маме на колени.

— Включи обратно, пожалуйста. Мне интересно, что произошло с круассанами Питера.

Мама улыбается и в шутку легонько щелкает Лео по лбу, затем накрывает ладонью ее плечо.

— Считай, что ты наказана, — объявляет она и жмет на воспроизведение.

12 октября, 17:04. 56 дней после аварии

Кай, Эйдан и Дилан ведут всех наверх, к спецдороге — срезают путь через парк и направляются вверх, в холмы, поросшие травой и страдающие от пожаров каждые десять-пятнадцать лет.