Валериан Скворцов - Каникулы вне закона

- Плохи дела у вашего казначейства, - сказал я.

- Что значит - плохи? Пятитысячная равна тридцати пяти долларам... Сори и сори крупными деньжатами.

Я хохотнул.

- Что тут смешного? Страна богатеет!

- Деточка, твоя родная республика перестала печатать символы национальной кредитоспособности в Лондоне. Теперь они втихаря изготавливаются в Алматы на бывшем филиале типографии бывшего союзного Госзнака... Приходится экономить, а потому использовать одну и ту же матрицу с чалмой Аль-Фараби, меняя цвет да цифирь...

- Господи, и откуда ты это узнаешь?

Ну, вот, подумал я, решение и пришло. И сказал:

- От своего друга. Олега Притулина. Мы здорово вчера кутнули. Кантовались по городу, где открыто... Под утро завтракать в ресторан он не пошел. Сказал, что придавит пару часов до работы. А я попросил подавальщика позвонить тебе... Олег чудный парень, как ты думаешь? И, кажется, живет в этой же гостинице... Дочь его, как ее... Мила... уж точно. Я Олега едва отговорил идти бить какого-то типа, который с ней сожительствует, что-то в этом роде... Не позвать ли нам их вечером?

- Ты Олегу собираешься звонить?

- И ему...

- Он в конторе должен сидеть сейчас.

- Туда и позвоню.

- Он телефон тебе дал?

- Он мне дал все, что я попросил... Но первый звонок в Москву. Родне, как говорится.

Шлайн поднял трубку после третьего сигнала вызова.

- Отправка? - спросил я.

- Да, состоялась, - сказал он. - Вчера. Отец забрал Наташу и все, что ты считал нужным отправить с ней... Я проследил, прошел с ними внутрь самолета. Рейс "Люфтганзы", через Франкфурт. Как сам?

В задумчивости я пробарабанил пальцами трижды, сделал паузу и ещё дважды по трубке.

- По плану, - сказал я.

Вопрос "Как сам?" и ответ "По плану" с тройной и двойной дробью означали: "Вылетишь во Франкфурт и сам?" - "Смогу на третий день, через город со вторым условным кодом". Второй условный код после первого, Алматы, относился к Ташкенту.

- Там на полпути и встретимся, - распорядился Ефим.

Я положил трубку, и Ляззат сказала:

- Нехорошо врать начальству. Совсем не по плану. Ты проспал деловой визит в министерство экономики... Отобедать в кафе "Ностальгия" тебе тоже не судьба. Но в бар "Шале" попадешь, ручаюсь... Никакого Олега, никакой Милки с хахалиной!

- Уполномочена пасти и на сегодня?

- И не только здесь... Я в Бангкок полечу.

- Переводчицей?

- Английский у меня примитивный. Будешь мне переводить...

Она не шутила.

Ибраев сошел с ума, подумал я. Если бы прибил в третий раз или во второй подвесил на дыбу, и то к нему меньше было бы претензий. Впрочем, и такая перспектива меня устраивала. Все равно козыри были у меня на руках, поскольку Шлайн все, что требовалось от него, в Москве сделал.

- Почему меня не предупредили? - спросил я.

- Я проболталась, - сказала Ляззат. Она снова взяла меня в "замок".

- Зачем?

- Ты не рад?

- Это работа, - сказал я. - Если посылают довесок для контроля, подошел бы Притулин.

- У Притулина своя кампания, у меня своя. Моя сильнее, поэтому довеском меня назначат.

Я во второй раз за время нашего знакомства подумал, как славно было бы путешествовать с Ляззат. Любовницей и дочерью. Она сильная, и на неё я бы действительно положился.

Но все это в ней - ложь. Ее ложь. И в постели ложь? Про постель, приходилось признаться, так я не думал. Давал слабину. И тут услышал:

- Фима, я, наверное, люблю тебя.

Слава Богу, она обращалась к выдуманному в Москве чучелу, а не ко мне.

- Я не Фима, - ответил я. - Только его оболочка, мои душевные качества...

- Мои такие же. Забудем про них, - сказала Ляззат.

Во второй раз мы проснулись почти в сумерках. Для кого-то минул рабочий день. Нас никто не побеспокил. Ни Ибраев, ни Жибеков. Натура человеческая, говорил Конфуций, в основе своей благородна.

Я зажег лампу на тумбочке и поднес к глазам надтреснутый циферблат "Раймон Вэйл". До похода в бар "Шале" оставалась уйма времени.

Интересно: увяжется ли за мной Ляззат?

Она щурилась на свет лампы, положив подбородок на мое плечо.

Номера своего личного телефона в конторе Притулин мне не давал, конечно. Посторонние в подобные службы звонят через центральный входной и контролируемый телефон.

Интересно: когда Ляззат донесет за эту оплошность на Притулина? И кому?

- Пожалуй, встану наконец-то, - сказала она. - Это ужас, что мы творим... Ты не почистишь мою пушчонку, пока я поплещюсь в ванной и потом прогуляюсь немного?

2

Иногда мой космополитизм мне же внушает отвращение.

Приемы разборки-сборки оружия, конечно, общие что в Далласе, что в Сызрани: магазин в руке, патроны россыпью на столе - это в начале; части и механизмы пистолета разложены на столе - это в конце. А в промежутке остальное: отделяем рукоятку от рамки, шомполом выталкиваем стопор, отпускаем защелку, ну и так далее... Вот здесь-то и подстерегает ощущение давным-давно пройденного когда-то и в какой-то стране.

Ляззатовский пистолетик относился к разряду "карманных, жилетных и дамских". С "изнанки" я видел его и в первый, и как бы в сотый раз. Он повторял в деталях "Вальтер-9А", "Браунинг-бэби", "Маузер ВТП", "Беретту-М-318", "Джуниор Кольт", "Намбу бэби", в этом духе. В России, если знаешь соответствующую западную и японскую технику, легко приноравливаешься к местной, хотя поначалу инстинктивно ждешь "встречи с иероглифами". Работа копировален, по заказу которых московские спецконторы десятилетиями снимали пенки по белу свету, достойна восхищения, несмотря на промышленные исполнительские заусенцы.

Я старательно переносил это чувство на доверенный мне Ляззат уход за ПСМ, когда в двери хрустнул поворот ключа и в узковатый номер торжественно втиснулся подполковник Ибраев в роскошной итальянской дубленке. Высокую пыжиковую ушанку он ловко забросил на абажур настольной лампы. Наверное, его предки ещё ловчее орудовали в заволжских степях арканами... Увидев, чем я занят, поцокал языком, изображая недоумение.

- Здравствуйте, подполковник, - сказал я. - Не одобряете подкаблучников?

- Дома, наверное, чистите мясорубку? - ответил Ибраев вопросом.

Он уселся в кресле, раскорячив ноги в меховых ботинках, с которых потекло на ковер.

- Вы обманули меня, Шемякин, - сказал он спокойно. - Вас не обнаружили ни в одном месте, куда предписывалось сегодня явиться.

- Рассказать, чем занимался?

- Не нужно. Мне сообщили.

- Подполковник, вы не Господь Бог. Оставьте в покое мою мораль и займитесь делами земными, которые вы отдаете на промысел дьяволу. Из-за ваших распоряжений, в которых не просматривается никакого смысла, кроме возможной двойной игры, я едва выдираю ноги из ловушек на каждом шагу. Что я делаю до сих пор в этой столице, объясните, пожалуйста?

- То, что приказано. И не полностью. С явной ленцой. Нехотя. Почти саботируете.

- Желаете разыграть трамвайную сцену дешевого препирательства? спросил я и, отведя защелку магазина, вогнал его в рамку, завершая сборку ПСМ.

- При полной разборке-сборке этой игрушечки положено укладываться в двадцать или девятнадцать секунд. Сколько ушло?

- Хотите, чтобы я взглянул на свои часы? - ответил я снова вопросом.

В уголках глазных щелей подполковника образовались морщины. Следовало понимать, что он понимающе улыбается.

- Я знаю, ваши часы не в порядке. Посмотрите-ка, этот кусочек не залатает трещинку в циферблате? - спросил Ибраев ехидно.

Под дубленкой и пиджаком оказалась новомодная в огурцах и цветочках жилетка, из карманчика которой короткие толстоватые пальцы не меньше минуты выколупывали пластиковый пакетик с осколком стекла от "Раймон Вэйл". Поставленный маркером инвентарный номерок судебной экспертизы чернел поверх пластика.

Я принял пакетик и, не рассматривая, швырнул его в мусорную корзину.

- Парень из "Доджа" оклемался? - спросил я.

- С поддерживающим ошейником и под капельницей... Тянет как покушение на убийство.

- И когда же Жибеков обещает оформить санкцию прокурора на арест?

- У вас дружок в жибековской конторе объявился, мне сказали. Не поможет ли замять дельце-то?

- Ляззат молодец.

- Да уж, в отличие от вас. Информирует... С чего вас ночью в разнос понесло? Приказ поступил?

Играть так играть, подумал я и сказал:

- Ефим использовал ваш же прием.

- То есть?

Ибраев откинул полу дубленки и вытянул из пиджачного кармана трехсотграммовую фляжку коньяка "Казахстан". Получалось так, будто стоило Ефиму Шлайну выйти из номера, как на его место уселся Бугенбай Ибраев. Словно и не было этих длиннющих, суетливых и дурацки никчемушних двух суток после свидания с Ефимом. Ощущение временного "сдвига по фазе" в головушке, может, и в результате резкого перенапряжения в отношениях с Ляззат. Но как бы там ни было, ощущение хорошее. Достойное шлайновского психоробота, а потому я практически не лгал, когда в этом качестве заявил Ибраеву: