Правило 24 секунд - Юля Артеева

и правда не собирается меня бросать. Может быть, он просто сумасшедший?

– А ты? – спрашиваю тихо.

– Паршиво.

– Наверное, я тоже.

Гордый тянет ко мне руку, но я перехватываю ее в воздухе и поворачиваю так, чтобы рассмотреть сбитые костяшки.

– Что это?

– Он такой неловкий, – ухмыляется Ефим, – когда злится, вечно координацию теряет.

Потерянно трясу головой:

– В смысле? Ты…

– Да, успокойся, Маш, – Фим падает на свою кровать, – твой придурочный парень все стены в подъезде оббил. Некий компромисс, да? Ни одно чужое лицо не пострадало.

Гордей поджимает губы, а потом цедит угрюмо:

– Хотя стоило бы.

– Но мы договорились. Гордый? Договорились?

– Да, блин! Да. Фимочка, – последнее докидывает ядовито, видимо, чтобы позлить брата.

Тот вытаскивает из-под головы подушку и швыряет в Гордея.

– Эй, тут бокалы! – кричит Алиса и отвешивает обоим подзатыльники.

– Рукоприкладство! Я сообщу в органы опеки!

– Не забудь им сообщить, что ты идиот.

Пока они втроем ругаются, я, как ни странно, улыбаюсь. Беру Гордого за руку и подлезаю под нее так, чтобы он меня обнял. Тут совсем не страшно. Если их семья смогла пережить такую трагедию, разве я не смогу справиться с парочкой тупорылых шуток? Особенно, когда рядом со мной лучший парень.

Глава 37

Гордей

Мы включаем самую тупую комедию, которую только смогли вспомнить, и следующие полтора часа просто умираем от шуток, которые Джип вкидывает без остановки. Алиса смеется до слез. То есть реально в какой-то момент плачет и задыхается от хохота. Знаю, что ей это нужно почти так же сильно, как и нам всем.

Фокин, которого только раззадоривает наша реакция, вообще не останавливается. Иногда я ревновал Машу за внимание к нему, но теперь знаю – это лучший человек, который мог оказаться с ней рядом.

Несмотря на то, что в спальне целых две кровати, с комфортом на одной из них располагается только Босс. Нам почему-то по приколу вповалку валяться на стареньком ковре с пушистым ворсом. Я облокачиваюсь спиной о свою кровать, а Маша лежит рядом, положив голову мне на бедро. Наши пальцы переплетены, и другой рукой я иногда перебираю ее волосы. У них такой красивый рыжий цвет, хоть в полумраке комнаты они и кажутся темными.

Иногда она поворачивается и смотрит на меня, словно проверяет что-то.

Я все это время веду страшную войну с самим собой. Так отчаянно давлю свои эмоции, что голова начинает болеть. Обещаю своей больной психике, что у нас еще будет время позагоняться, только не сейчас. Но жестокая ревность с каждой секундой разгорается все сильнее, почти чувствую, как языки пламени лижут грудную клетку изнутри.

Все внутри давно уже истлело, но огонь никак не унимается. Каждое слово из этого уродского стендапа у меня навсегда в голове отпечаталось. По крайней мере, так мне сейчас кажется.

Вот я глажу Машу по плечу, вижу, как покрывается мурашками ее нежная кожа. А вот вспоминаю о том, в какой отвратительной подаче Ковалев выложил на всю страну подробности ее личной жизни.

Мне больно за нее, но и самого жестоко разматывает, когда пытаюсь затормозить вереницу картинок, которые все вертятся в голове.

Конченый, этот Славик просто конченый. Поверить не могу, что его никто за это даже не накажет.

Но мы с Ефимом договорились, что я включу голову и буду паинькой. Пришлось пообещать брату, что пока трогать ублюдочного стендапера не буду. Но при необходимости скипнуть это обещание мне, конечно, никто не помешает.

Когда фильм заканчивается, Маша садится и собирает волосы в высокий пучок. Становится при этом такой утонченной и изящной, что я засматриваюсь.

– Что? – спрашивает она, повернув голову.

– Ты красивая, – отвечаю с улыбкой.

Гордеева смущается. Отводит глаза, но потом возвращается к моему лицу:

– Скажи честно, ты просто сумасшедший?

– Это многое бы объяснило, да?

– Уж по крайней мере то, что ты со мной связался.

Я смеюсь:

– У тебя парень под следствием, алло! Твою голову нам тоже следует проверить, Джинни.

– Вместе сходим к врачу? – она подается вперед, облокачиваясь руками о пол и замирает в паре сантиметров от моего лица.

Не двигаюсь, просто смотрю на нее. Втягиваю ее запах – уже знакомые мне отголоски нагретой на солнце кожи и морской соли.

Спрашиваю:

– Поцелуешь?

Пару секунд Маша ничего не делает. Мгновения, которые для нас все еще наполнены волнительным предвкушением. Потом легко касается моих губ своими. Нежная моя девочка.

Я отвечаю, но инициативу предоставляю ей. Гордеева целует ласково, игриво, очень искренне. Я в такие моменты гораздо лучше ее понимаю. У нее разгон от сладкой зефирки до дикой кошки иногда просто минимальный.

Оторвавшись друг от друга, понимаем, что в комнате одни. Крепко обнимаю Гордееву и говорю:

– Все такие деликатные.

– Ага, – по голосу слышу, что улыбается, – даже Босс.

И вдруг осознаю, что адское пламя в грудной клетке успокоилось. Тлеет тихонечко, но уже не доводит до исступленного бешенства.

О чем и сообщаю искренне:

– Когда ты рядом, все кажется проще. А когда целуешь, как будто забираешь все плохие мысли.

– Предлагаешь все время целоваться?

– М-м-м, Гордеева, – смеюсь, – мне очень нравится, какой ты стала.

Она отстраняется и серьезно смотрит мне в глаза. Глубоко вдыхает, как будто решается на что-то, и спрашивает:

– Ты не считаешь, что я… что мое поведение…

Прикладываю пальцы ей к губам, заставляя замолчать, и говорю, возможно, чуть резче, чем рассчитывал:

– Нет. Маш, перестань сама себя засаживать. Что за отношение к себе? Ты такая красивая, такая нежная, такая заботливая и чуткая! Почему одному выродку удалось вложить тебе в голову так много плохих мыслей?

Смотрит на меня с невыразимой мукой, а потом просто пожимает плечами.

Я убираю руку от ее губ и произношу мрачно:

– У меня вопросы только к его поведению.

– Мне вообще не нужно было с ним встречаться…

Чувствуя, как мою голову снова распирает изнутри от клубка неприязненных мыслей, я прошу:

– Давай пока не будем о нем говорить, хорошо?

– Прости… – шепчет она.

Звонко целую ее в скулу и поднимаюсь на ноги. Протягиваю Маше руку:

– Не извиняйся. Все в порядке. Пойдем, провожу тебя, а то исчерпаем весь лимит доверия твоих родителей.

–. . / -… – .– … .-.-

Когда выходим, оказывается, что Джип уже ушел, а Алиса с братом сидят на кухне, уткнувшись в свои телефоны. Пока я вызываю такси, сестра отводит Машу в сторону, о чем-то шепчется с ней, обнимает, потом они обе хихикают. Я в этом не сомневался, но все равно искренне рад,