Песня имен - Норман Лебрехт

не в полночь и национальной огласки, по-моему, не заслуживали, однако Сандра демонстрирует на второй полосе «Таймс» и «Телеграф» заметки строк по пять с указанием имени лауреата Симмондской премии. Получается, как только я взялся за микрофон, она взялась за телефонную трубку и обзвонила вечерние редакции ведущих лондонских широкоформаток. Предприимчивость, достойная восхищения; мне кажется, в Тосайде ей негде развернуться.

Детали повторного награждения обговариваем быстро. Якобы по сиюминутному наитию, прошу Сандру пригласить Симмондского лауреата со родители ко мне в гостиницу на приватный обед.

— Буду счастлив, если вы тоже к нам присоединитесь, — говорю я и кладу дружескую руку на ее обнаженное запястье.

— Не смогу, мистер Сим. — Она улыбается. — Я ведь числюсь в финансовом отделе, а они ужасно бесятся из-за моих отлучек. Олли только и удалось, что отпросить меня на сегодняшнее утро.

— Как поживает ваш муж? — осведомляюсь сверхкуртуазно.

— Когда я уходила, маялся похмельем, но зато награждениями был доволен как ребенок. Ни свет ни заря ему обзвонились всякие бизнесмены-азиаты, они в восторге, а их поддержка пригодится, когда он будет баллотироваться в парламент на следующих выборах.

Так вот на что у них расчет. У Олли — тщеславие, у Сандры — дела насущные.

— И хорошие у него шансы? — интересуюсь.

— Вряд ли ему удастся просочиться в ряды правящей партии в обход старых гвардейцев, — сухо отвечает она, — только я вам ничего не говорила. В том, что касается политики, Олли, в сущности, как мальчишка, который гоняет мяч во дворе и воображает, что ему суждено играть за Англию.

— А вы?

— Я? Обычная работающая мама, которая заодно хлопочет о доме и своем благоверном.

Говорит, а сама насмешливо фыркает.

— Но ведь у вас есть и другие интересы?

— Ничего грандиозного, — отвечает Сандра.

— Может, нам с вами стоит обсудить это подробнее?

— Может, в другой раз, — говорит Сандра, стряхивая крошки от мюсли с ворсистой груди. — Боже, сколько-сколько сейчас времени? Пора мне бежать, а то не будет у вас ни награждения, ни обеда с победителем. Увидимся позже, мистер Сим. Кстати, вчера вечером вы были великолепны.

— Вы тоже не подкачали, — воркую в ответ и прошу для нас счет.

Так любовники во время первой совместной ночи предварительно распаляют друг друга комплиментами.

Обед с Питером Стемпом и его мамашей — мероприятие потруднее. Раньше имелся и мистер Стемп, но он, согласно щекотному выдоху Сандры мне на ухо, «сбежал с буфетчицей из Болтона». По Питеру сразу видно: маменькин сынок. Рукава и брючины сантиметра на полтора длиннее нужного — костюмчик явно куплен на вырост. Хотя дай его маменьке волю, вырасти ему не судьба. Миссис Стемп, кареглазая и нервная, как гончая, понемногу приходит в себя после ошеломительного приглашения пообедать, исходящего от такой выдающейся личности, как я, да еще в местночтимой «Роял Тобурн». Мне нечего надеть, отнекивается она.

— Это обычный деловой обед, миссис Стемп, — увещевает ее Сандра, после чего заталкивает застенчивую парочку в полупустой ресторан и, махнув напоследок рукой, убегает назад к своему повседневному начальству.

Вести светские беседы мать с сыном не мастаки, и когда один из них, собравшись с духом, отваживается заговорить, другой смущенно подхватывает и завершает фразу.

— Я буду авокадо, — заявляет миссис Стемп.

— С винегретом, не с креветками, — откликается Питер. — Маме с ее желудком морепродукты нельзя.

— А ты что будешь, дорогой? — воркует мамаша.

— Что такое «Уолдорф»?..

— Салат, — подсказывает мамуля. — Питер обожает салаты.

Это заявление идет вразрез с обликом ее чада: он мясист, прыщав и явно не сдержан — ни в еде, ни в эмоциях. Для своих лет Питер высокий, под метр восемьдесят, и совершенно не знает, куда девать нескладные конечности. На протяжении всего обеда он ерзает, ковыряет угри на подбородке и аритмически пинает меня под столом. Обслуживание в «Рояле», всегда неспешное, застыло до такой степени, что приходится вызвать сомелье и поинтересоваться, не откочевал ли остальной средиземноморский персонал на зиму в теплые края? Типичный для Англии вторник в провинции.

Миссис Стемп — «можно просто Элинор» — увядающая дамочка тридцати пяти лет. По обеим сторонам лба, там, где мышастые волосы уже начали редеть, проступают прожилки. Год-другой, и она перейдет в категорию женщин средних лет. Интересно, она вообще была когда-нибудь молодой? Элинор Стемп работает агентом по недвижимости и живет исключительно своим вундеркиндом. Все надежды на счастье и грядущее благоденствие она вложила в непрочный дар игры на скрипке — талант, который обнаружился у мальчика в четырехлетием возрасте, «сразу после того, как его отец нас бросил». Она стирает с губ следы от авокадо — словно заодно изничтожает генетический взнос бывшего супруга.

Симмондская премия — оправдание всех ее лишений, первая лепта в ее земное воздаяние. Она сияет удовлетворением, граничащим с самодовольством, но вкушать плоды успеха ей внове, и мои деликатные расспросы воспринимаются в штыки. Миссис Стемп признается: да, она немного играет на пианино, «но только чтобы помогать Питеру в занятиях и иногда аккомпанировать ему на отчетных концертах». Она не настоящий музыкант, даже не любитель. Единственный артист в их семье — Питер, вот кто достоин всяческого внимания.

Посещает ли она симфонические концерты? Элинор качает головой.

— По вечерам я дома, слушаю, как Питер упражняется, и укладываю его спать, — говорит она и роняет с вилки пластинку тресковой плоти.

Питер, пыряющий ножом пережаренный стейк из костреца, чуть что кидается приканчивать за нее предложения. Такое ощущение, что это не мать с сыном, а две сестры, старые девы, так долго прожившие бок о бок, что уже не могут существовать независимо друг от друга. Питер — мальчик вялого ума, а на хитреньком лбу миссис Стемп морщинковой вязью так и вычерчено: «Жертва».

За десертом из профитролей с crème anglaise[68] затрагиваю тему Питерова образования и деликатно объясняю, что, на мой взгляд, его необходимо расширить. Питер, признаю я, замечательный, что и говорить, однако других судей он не впечатлил. И лишь мое убеждение в его скрытом таланте принесло ему Симмондскую премию. Теперь этот дар необходимо проявить, хорошенько напитав искусством и идеями. Предлагаю Питеру провести год за мой счет в каком-нибудь пансионе музыкальной направленности — скажем, Четтеме под Манчестером либо лондонском Перселле. Большинство музыкантов от такого предложения подпрыгнули бы до потолка, но эти сиамцы выдали репризу «Ах что вы, нет, нет!» в абсолютно гилбертовском духе[69].

— Питеру это не понравится… — говорит миссис Стемп.

— …совсем.

— Ему будет плохо…

— …вдали от дома.

— Он не сможет нормально заниматься…

— …в незнакомом месте.

— Я не смогу его отпустить…

— …одного.

— Ему еще рано…

— …еще