Сумма наших жизней - Софи Астраби

Виржини смеется. Сначала это просто улыбка, но постепенно губы ее растягиваются все шире, и вот уже раздается громкий, заливистый смех.

Камилла удивлена непривычной непосредственностью сестры, но вскоре ее тоже захватывает это заразительное, веселое буйство. Два смеха сплетаются в один, и даже маленькие слезинки в унисон скатываются из уголков глаз. Камилла смахивает слезу тыльной стороной ладони и гадает, какие чувства скрываются за этой соленой капелькой. Когда они снова становятся серьезными, Виржини смотрит младшей сестре в глаза, и Камилла замечает легкую тень, омрачившую ее взгляд.

– Я развожусь, Камилла. У Матиаса появилась другая.

75

Виржини

Виржини ушла рано утром. Она обняла Камиллу и долго прижимала ее к себе, будто боялась разорвать возникшую между ними связь. Сестры спали в одной постели, и у Камиллы было ощущение, что она вернулась в детство, но не в свое, а в другое, то, которого у нее никогда не было. Детство в нескольких сантиметрах от Виржини. Она прислушивалась к ее дыханию, шумному и ровному, признаку глубокого сна, и не могла заснуть, пока слово за словом не обдумала каждую фразу, сказанную сестрой. Сколько Камилла ни прокручивала в голове эту историю, ей пришлось признать, что в ней не было ничего из ряда вон выходящего. Печальная классика, банальность, которая так часто случается с другими, а мы наивно полагаем, что нас-то она минует. Матиас встретил другую женщину, пациентку, и несколько месяцев неуклюже врал. Идиотов можно распознать по тому, что они считают себя умнее других, и Камилла всегда считала, что Матиас в этом плане выдающийся персонаж.

Виржини довольно быстро заметила необычное поведение мужа. Но не стала ничего говорить. Она просто ждала, когда все вернется на круги своя, когда отклонение превратится в дугу и вернется к прямой. Ей было стыдно признаться, но она приняла эту ситуацию как жизненную неизбежность. В марте бывают дожди, в сорок лет – измены.

Так она думала. По крайней мере, до своего дня рождения.

Потому что признание младшей сестры произвело на нее эффект электрошока. Столкнувшись с мужеством Камиллы, Виржини не переставала спрашивать себя, почему она сама такая трусиха. В тот же вечер она объявила Матиасу, что хочет развестись.

* * *

После ухода Виржини Камилла отправилась на пробежку в Венсенский лес. В этот раз ей не хотелось ни затеряться среди парижских окон, ни пересекаться с чужими жизнями. А хотелось оказаться среди деревьев и сосредоточиться на себе. Накануне, когда Виржини закончила рассказывать свою историю, между сестрами воцарилось долгое молчание. Молчание, которое старшая наконец решилась нарушить.

– А ты? – пробормотала она, опустив глаза.

Камилла должна была признать, что не ожидала такого вопроса. Кажется, она никогда не обсуждала с сестрой свою личную жизнь, да и вообще свою жизнь. Возможно, она предпочла бы и дальше этого не делать, но чувствовала, что этот разговор стал мостиком к настоящей близости между ними. И потому рассказала обо всем. Начиная с фиктивного поиска квартиры и заканчивая букетом тюльпанов, не забыв и о знакомстве с Маргаритой. Когда она закончила, Виржини подошла к цветам и, закрыв глаза, глубоко вдохнула. Камилла удивилась – это было совсем не похоже на сестру, – но ничего не сказала. Она продолжала смотреть, как та бесшумно передвигается по квартире, потом подходит к окну и выглядывает на улицу.

– Поразительно, такое расположение квартир… И влияние, которое оно оказало на тебя.

Камилла смотрела на нее с недоумением.

– Их жизнь словно заставила тебя увидеть собственную, – сказала она, улыбнувшись уголками губ.

Камилла молчала. Такая фраза от сестры ее удивила. Виржини никогда не задумывалась о значении слов. В редких сообщениях, которыми они обменивались, она использовала сокращения и не исправляла орфографические ошибки. Предпочитала эффективность, экономию времени и прагматизм. Камилла, напротив, мыслит образами. Она зрительно представляет то, о чем ей говорят, и видит метафоры в каждом предложении или ситуации. Но в этот раз, как ни странно, именно она не вдумалась в скрытый смысл. Все переменчиво, думает она.

– Тебе надо встретиться с этим парнем, сегодня же вечером. Кажется, у вас много общего. И потом… мечтать – хорошо. Но жить – лучше.

76

Камилла

Уже почти девять часов вечера, а Камилла так и не сдвинулась с места. Она ждет на тротуаре перед агентством почти час, и ее сердце подпрыгивает в груди каждый раз, когда кто-то выходит из здания. Она знает, что если будет ждать достаточно долго, то рано или поздно увидит, как он уходит, но не может представить себе, как бежит за ним. Это видение кажется ей слишком нелепым, чтобы переносить его в реальную жизнь. Поэтому Камилла собирает волю в кулак и толкает дверь агентства.

Разматывая шарф на шее, она медленно проходит в приемную. Свет кое-где горит, но все кабинеты погружены в свинцовую тишину. Камилле думается: может, она здесь одна, может, последний работник агентства просто забыл запереть дверь, когда уходил? Она уже собирается развернуться и уйти, когда слышит звук отодвигаемого стула. В груди пульсирует адреналин, Камилла почти решается бежать, но не успевает.

Звук шагов по кафельному полу становится все отчетливее, и вот уже перед ней стоит Тома. Увидев ее, он не изменился в лице. А лишь наклонил голову набок.

– Добрый вечер.

– Добрый вечер… Я… Меня зовут Камилла. Я живу в этом районе, – говорит она, указывая на улицу позади себя, но не оборачиваясь.

Тома не отводит взгляд, словно это морской якорь, брошенный в синеву ее глаз.

– Я училась на адвоката, но бросила. Чтобы стать флористом. И теперь я флорист. Мне кажется, я никогда не хотела делать ничего другого. Просто я забыла об этом. Потому что… это запрещено. В семье Фонтен не становятся флористами. Там рождаются врачами. Но все мы возвращаемся к своим детским мечтам, правда же? Запретить что-то… это значит просто отложить.

Тома по-прежнему смотрит на нее, не говоря ни слова. Она продолжает.

– Я… я не могу позволить себе купить квартиру в этом городе. Но мне нравится узнавать о жизни людей. Сувениры, которые они привозят из путешествий, интерьер их туалетов, корешки книг в библиотеке. Забота, с которой они устраивают свой быт. Любовь, заключенная в домашнем очаге. Парадоксально, правда: мечтать об интерьере, когда единственное, что ты можешь предложить другим, – это фасад.

После этих слов она умолкает. Она не знает, что еще сказать, и уже не помнит, что сказала. Тома стоит перед ней, потом