Аритмия - Вениамин Ефимович Кисилевский
Аритмия читать книгу онлайн
Автор, чью книгу держите вы в руках, – врач, поэтому вполне естественным представляется, что герои многих его произведений, от имени которых ведется повествование, – медики. Отменный профессионал, он знает, о чем пишет, и делает это более чем убедительно. Ростовский писатель Вениамин Кисилевский широкому кругу читателей известен как автор более двух десятков прозаических книг, девять из которых детские, он лауреат нескольких литературных премий, избран Человеком года в номинации «писатель» (2008 г.). Но вот ребенком был он уже давно, а женщиной и вовсе никогда не был, тем не менее веришь ему, когда говорит он и от имени женщин, и детей. И даже животных. Никогда не грешит против достоверности описываемых ситуаций и характеров своих персонажей. В то же время этот серьезный и немолодой уже человек по-детски любит играть. Сюжеты его рассказов всегда занимательны, а их финалы трудно предсказуемы. Герои его живут в нашем непростом мире и переживают личные драмы, которые зачастую становятся следствием драматических событий общества. И герои эти – люди далеко не однозначные, это сложные и противоречивые натуры, нередко читателю предстоит труд сотворчества и сопереживания. Но ведь именно этого все мы и ждем от настоящей литературы, в этом вы сможете убедиться в процессе чтения, которое доставит вам истинное удовольствие.
В пять часов, только утра, а не вечера, Климов уже знал, как разберётся с Аликом. Тяжелей всего было дожить до пяти вечера. Без четверти пять Климов стоял недалеко от школьных дверей. Без десяти пять появилась Сонечка – успел высмотреть её раньше, схоронился. Без пяти пять подъехала чёрная «ауди», но вышел из неё Алик не один, с ним ещё трое – двое мужчин и женщина. Климов быстро, пока тот не скрылся, приблизился к нему, заслонил путь и спросил, узнаёт ли тот его. Алик, судя по тому, как досадливо дёрнулась у него щека, наверняка узнал.
– Допустим, – сказал. – И что с того? Извините, я спешу.
– Я хочу представиться, – продолжил Климов, – я Сонечкин отец.
Такого зигзага Алик явно не ожидал. Но мгновенно собрался, повторил, что нет у него сейчас времени, он пообщается с ним как-нибудь в другой раз. Мужчины и женщина стояли рядом, прислушивались.
– Нет, – сказал Климов, – другого раза не будет, будет только этот, последний. Если вы не оставите в покое мою школьницу-дочь, то горько пожалеете.
– Вы мне угрожаете? – Алик уже полностью владел собой.
– Угрожаю. Если вы сейчас же, вот при них, – кивнул на его спутников, – не пообещаете это, я вынужден буду войти сюда вслед за вами, подняться на сцену, представиться всем с упоминанием моей врачебной специальности и рассказать при каких обстоятельствах познакомился с вами. Не думаю, что это прибавит вам избирательских голосов.
Алик напрягся, заёрзал шеей, словно тесным вдруг стал воротник. Один из сопровождавших его мужчин, крепко сбитый, бритоголовый, какими зачастую изображают в фильмах быдловатых телохранителей, шевельнул литыми плечами:
– Алексей Геннадьевич, чего он к вам привязался? Убрать его?
– Погоди, – сказал ему Алик. А потом, недобро улыбаясь, Климову: – Только попробуй. Мало ли чего с каждым из нас не случалось по глупой молодости, всё давно быльём-мохом поросло, не криминал. Но ты не имеешь права нарушать врачебную тайну, клятву Гиппократа небось давал. Не только диплома за это лишишься, но и под статью угодишь, уж я позабочусь. Так позабочусь, что проклянёшь тот день, когда приплёлся сюда.
Климов тоже усмехнулся:
– Ну, раз уж мы перешли на «ты». Ты, оказывается, не такой долбак, каким кажешься. И книжки, похоже, иногда почитываешь, вот уж не ожидал. Я, пожалуй, иначе поступлю. Не потому, что каких-то статей твоих испугался, просто доставлю себе ещё большее удовольствие. Давно должок за тобой. Два в одном, как в рекламе говорится. Поднимусь на сцену и при всём честном народе нет, не ударю, слишком много чести для тебя – влеплю тебе, депутату говёному, пощечину. Как один мой великий коллега советовал. И твой мордоворот не спасёт. А уже потом, если не струхнёшь, и судиться будем, и всё прочее. Я тоже позабочусь. О том, чтобы журналюги наши такой лакомый кусок заполучили. Кое-какие возможности у меня тоже имеются.
Алик не отвечал, лишь ноздри его ненавистно подрагивали. Они стояли, смотрели друг на друга. Алик первым отвёл глаза.
– Дайте пройти.
Климов смотрел в его неестественно выпрямленную спину, удовлетворённо жмурился. И снова пожалел сидевшую сейчас в зале Сонечку, трепетно ждущую своего кумира. Бедная девочка, как справится она с тем, что вскоре предстоит ей? И не вскоре… С такой прелюдией… А вслед за этой ещё одна мысль: и бедные мы…
Глотов и Кузька
Глотов любил своего кота. Полюбил с первого взгляда. Точней сказать, с первого взгляда полюбил он не кота, а котёнка, совсем ещё тогда маленького, глазки недавно открылись. Приобрёл у девочки-подростка, топтавшейся у входа на городской рынок. Холодно было, конец ноября. Девочка с коробкой из-под обуви, в которой жались друг к другу два слабо попискивавших комочка живой плоти, просительно заглядывала в глаза всем проходившим мимо неё. Мордочка третьего котёнка (грела их на себе по очереди?) выглядывала из отворота курточки. Мёрзла она в этой короткой и легкой курточке, в туфельках, нетрудно было вообразить, как достаётся котятам. Девочка часто, Глотов издалека приметил, склонялась к коробке, пыталась согреть их дыханием. Время от времени она, высмотрев в людском потоке кого-нибудь, способного, по её мнению, взять у неё котенка, что-то лепетала. Приблизившегося Глотова сочла, видать, таковым, тоненько сказала:
– Вы не думайте, я не продаю, я так отдаю, девать их некуда. Возьмите, пожалуйста, они хорошие, здоровые, от моей кошки. Она у меня красивая, пушистая, и умница она, котята на неё похожими будут, вот увидите. – Зябко поёжилась: – Им ведь холодно, и проголодались уже, смотрите, какие они ещё маленькие.
Пожалел Глотов и девочку, и, того больше, её несчастных котят. Его бы воля, взял бы себе всех троих. Да разве только этих и только сейчас? Всегда ведь с тоской смотрел на бездомных городских собак или кошек, сострадал их незавидной доле. Особенно с наступлением холодов и тем паче в последние годы, когда входные двери домов обзавелись кодовыми замками и сделались недоступными для них. Кошкам сочувствовал даже больше, чем собакам, потому что, сколько себя помнил, был убежденным кошатником. Дома у него всегда жили кошки. И с годами любовь эта нисколько не поблекла, осталась такой же неотъемлемой частицей его жизни, как семья, друзья. Повезло ещё в том, что тягу его к кошкам разделяли с ним сначала родители, потом жена и дети. А это далеко не последнее в семье дело, кто понимает.
Всегда у него кошки жили, но не тогда. Почти три месяца уже никто не мяукнул в его квартире. С того дня, как не стало Кузи. Глотов любил всех своих усатых питомцев, за долгие годы жизни сменилось их несколько, всяких и разных, но никого из них не сравнить было с Кузей. Иногда Глотову суеверно казалось, что Кузя не совсем кот, каким-то немыслимым образом проникли в него человеческие гены, понятлив и смышлён был невероятно, разве что разговаривать не умел. К тому же нравом обладал прелестным, никогда никаких забот с ним не было.
