Термитник 2 – роман в штрихах - Лидия Николаевна Григорьева

111. Золотая вдова

Все мужья Аделаиды так или иначе работали над темой увековечения памяти её первого мужа. Один создал оригинальную скульптурную композицию на престижном кладбище. И пока работал, стал бывшим мужем. А следующий раздул большой телевизионный пиар-пузырь вокруг этого памятника. И в ажиотаже тоже упустил семейные поводья. Но этот, последний, всего лишь повар в мишленовском ресторане. Он-то что может? Тут уж как посмотреть. Есть же торт «Павлова» или «бефстроганов» – именные кулинарные шедевры, – рассуждала Аделаида. Люди никогда не перестанут вкусно есть! А значит, и её Рудика будут помнить, если что… А вот что именно, стоит подумать.

И она стала главным посетителем ресторана «Мажор», где её нынешний муж царил и властвовал на кухне. Даже личный столик в нише, рядом с обнажённой наядой, ей поставили. Оттуда ей был виден весь зал и проносимые мимо блюда. Правда, они были накрыты серебряным куполом, как полагается в ресторанах такого уровня. Но отследить популярность тех или иных блюд ей все же удавалось.

Дома уставший от вкусовых изысков муж, предпочитал еду попроще. Например, вчерашние кислые щи, или борщ со свиной рулькой, или вареники «от Маруси». Так звали приходящую дважды в неделю помощницу по дому, а попроосту, прислугу.

Сама Аделаида готовить не умела и ни от кого этого не скрывала. Ни одному из мужей она ни разу не постирала нижнего белья, не говоря уж о мужских носках, не погладила ни одной рубашки, не завязала ни одного галстука. Но это никак не влияло на отношения в семье. Она любила любовь, искрилась и сияла лицом, вскипала быстрой эротической волной, умела делать лёгкий массаж, и всем этим снимать с мужей усталость. И да, любила их, каждого по-своему. Но больше всех – своего незабвенного Рудольфа, великого, как она считала, композитора. И хотела, чтобы все так считали. И многое для этого делала. Заплатила немалые деньги молодому талантливому мальчику из Гнесинки, чтбы он дописал незаконченную новаторскую оперу в стиле «хип-хоп and рэп». Заказала и щедро оплатила серию передач на радио FM. А теперь вот задумала назвать его именем и сделать знаменитым ресторанное блюдо. «Еда – на века!». Неплохой девиз для фестиваля русской кухни, который она же и затеяла. И её последний по счёту муж получил там приз за самое простое, полузабытое народом блюдо: пирожок с ливером! А для богатых туда можно и трюфелей добавить, чтоб «дорого-богато» стало. Пирожок «Рудольф» с ливером и трюфелями, по цене хорошего обеда в нормальной едальне, подавался отныне в ресторане на серебряном блюде под крышкой. Для услаждения состоятельных господ, не забывших ещё своё детство в окраинных бараках. А муж Аделаиды, не будь дурак, на этой волне ностальгии по советскому детству вскоре открыл десятки киосков-пирожковых, где пирожок с ливером и потрохами стоил, как говорится о доступной цене, три копейки. Как победитель конкурса, он оформил авторские права на это простое русское блюдо с поварским секретом «от мастера». И – озолотился.

Золотая вдова – эта Аделаида. Права она оказалась во многом.

Вот и оперы Рудольфа стали исполнять чаще. Не для того ли и пирожки пеклись, истекая соком, как голодные студенты слюной. У пирожковых «Рудольф» стали появляться франшизы. А в самом «Мажоре» выносили это модное блюдо под увертюру из его новаторской оперы.

112. Метаморфозы

«Помяни, Господи, во царствии Твоём… и Овидия…», – так она заканчивала каждую свою поминальную молитву. Список поминаемых становился всё длиннее. Иногда имена по забывчивости не упоминались, а Овидий был неизменным. Когда и откуда это повелось, она старалась не задумываться. Может, однажды попросили помянуть, помолиться, а кто именно, уже забылось. Не важно. Пусть этот Овидий знает там, на небесах, что не забыт, что в этом мире всё ещё помнят и поминают его. А кто именно помнит, уже не так и важно. Не ей судить. И она подошла под благословение к настоятелю. Ждать пришлось довольно долго, потому что очередь к нему состояла в основном из женщин средних лет и старше. И каждая из них, прежде чем, по обычаю, приложиться к его руке, считала нужным повторить то, что уже сказала на исповеди, но только в более расширенном виде. Говорили взахлёб, некоторые ухитрялись хватать батюшку за края облачения. Дышали ему прямо в лицо. И не думали о том, что он только что вышел из алтаря, где тоже причастился, что он ещё ничего не пил и не ел, кроме просфоры, а уже скоро полдень, что у него язва желудка, и ему срочно надо съесть что-то из нормальной еды, иначе не миновать обострения болезни. На пятой говорунье лицо священника уже заметно позеленело, он слегка пошатнулся. Но похоже, что это заметила только она. Остальные, получив необходимую им порцию благодати, с весёлыми лицами покинули храм. А отец Виталий посмотрел на неё едва ли не с мольбой. Словно птица в её руках забилась и сказала человечьим голосом: «Отпусти меня, красна девица. Я тебе ещё пригожусь и службу сослужу». Сослужит и священник, если жив останется после того, как пропустил сквозь себя столько человеческой грязи, грехами называемой. И она молча, с робким смирением, поцеловала ему руку и отпустила, да, как птицу из рук… в трапезную. А там весь церковный клир терпеливо ждал его наставленческой молитвы, чтобы приступить, наконец-то, к поддержанию жизни телесной, в которую Господь некогда Дух вдохнул.

Следует добавить, что она, как всякая бывшая светская львица и большая грешница, когда воцерковилась, стала бояться священников. «По небесам ходят, не то, что я…» – думала. И смущалась душой. Эта робость и смущение не предполагали, что вне алтаря, в котором на них благодать нисходит, священники тоже люди с их простыми телесными нуждами. А вот сейчас её пробило. Поняла. Отпустила пообедать. Не схватила за облачение, дескать, надо мне знать – и всё тут. Спросить она хотела, можно ли Овидия поминать, имя-то языческое, в святцах его нет.

Если задать этот вопрос смартфону, он выдаст всё, что ей и так было известно. «Метаморфозы» Овидия она на филфаке изучала. Но тут ведь речь о чьей-то живой душе, о вечной жизни. По молитве ведь даётся. И она вбила в поисковик необходимое.

«Гормональная молитва» – высветились слова на экране – вместо «поминальной». Это была очередная зловредная опечатка робота-грамотея из смартфона. Из тёмной и невнятной бездны неизвестно кем извлекаемая подмена,