Разговоры в рабочее время - Нелли Воскобойник

– А скажи, вот ребеночек этот, что еще не родился, он там в животе не мешает? Ну, какать или сердцу стучать?

– Мешает, – вздохнула мама, – но приходится потерпеть. Всего только девять месяцев.

– Да, я еще хотел спросить: ведь семечко у мальчика, так ведь?

– Конечно, – кивнула мама. – У папы.

– А зародыш – у девочки. Как же он ей отдает семечко?

– Это могут делать только взрослые. Семечко созревает, когда мальчик взрослеет. Когда начинает расти борода – значит, семечко готово. Тогда – видишь на картинке? – отсюда оно попадает сюда. Если мужчина и женщина хотят завести ребенка.

– Так далеко! – изумился Марк. – Они должны подойти совсем близко друг к другу. Прижаться, что ли? А одежда? Не раздеваться же им?

– Ну, да, в общем, – сказала мама. – Надо раздеться. И даже ему приходится вставить вот это вот сюда. Лежа удобнее. Тогда семечко перетекает и попадает в матку. А там уже, как на картинке.

– Довольно трудно, – решил Марк. – И так они лежат без трусов и ждут, пока перетечет… А если он заснет случайно и повернется на другой бок, то и не получится?

– Обыкновенно получается, – улыбнулась мама. – Редко кто засыпает.

– И что, – задумался Марк, – и папа это сделал? Даже два раза?

– Вообще, все это делают, – сказала мама. – Все вокруг родились от этого. И люди, и животные. Но ты не думай – это довольно приятно. Природа специально так устроила, чтобы никому от этого не было скучно. Почти все любят этим заниматься. Поэтому вокруг так много людей.

– Ну, ладно, – сказал Марк. – Я домашку закончил. Не нравятся мне эти науки. Хотя учительница красивая. Она вот так руку поднимает, чтобы волосы поправить, – и он сделал неопределенно томный жест.

– Вот видишь, – сказала мама, – не так уж скучна наука.

Запас слов

Мистер Стормфилд разъехался с женой. В последний год они не ссорились и даже иногда занимались сексом. Но спать вместе было ужасно неудобно. За четырнадцать лет брака они трижды поменяли кровать, однако присутствие еще одного человека в интимной атмосфере спальни обоим действовало на нервы. Жена не могла спать, когда Сэм читал. Даже самый неяркий отдаленный свет не позволял ей уснуть. Мучило общее одеяло. Они махнули рукой на традицию и тысячи телефильмов о супружеских парах и завели два односпальных одеяла. И начали принимать легкое снотворное. Стало немного легче, но все равно оба были чутки и просыпались каждый раз, когда второй повернулся на другой бок, чихнул, икнул, пукнул, сел и нащупывает тапки, чтобы выйти в туалет, или еще как-нибудь проявляет свою биологическую природу. Квартира была невелика: спальня, детская, гостиная и кабинет, в котором помещалось только какое-то подобие козетки. Полноценный диван мог бы спасти их брак. Но спать в гостиной на диване было невыносимо для обоих, и Стормфилды начали искать квартиру побольше. С помощью смекалистого маклера Сэм случайно обнаружил замечательную однокомнатную студию всего в двух кварталах от старого дома. Он очень быстро снял ее и переехал туда. А жена с сыном остались на старом месте. Теперь оба спали прекрасно.

Однако тайная причина, по которой Стормфилд переехал так стремительно, заключалась в том, что он в последние недели не мог писать. Не появлялись новые идеи, не приходили сюжеты, слова не укладывались в звонкие предложения, легко колышущиеся под дуновением событий. Не было ни событий, ни персонажей, ни даже смутных предчувствий будущих сюжетов. И переезд никак не помог его беде. Он вяло листал комиксы, смотрел телевизор и подолгу сидел перед открытым новым вордовским файлом в надежде, что пальцы как-нибудь сами нащупают на клавиатуре нужную последовательность и новый текст зародится как незаконное дитя привычки и писательского дара.

«Одну только страничку – единственную первую страничку, – умолял он неизвестно кого, – а дальше я сам угадаю, как будут развиваться события и чем кончится дело». Но ни страницы, ни строчки, ни буквы так и не появилось в несчастном, истомившемся ожиданием файле. Нестерпимость этого состояния стала так очевидна, что Стормфилд, который вообще не пил, купил бутылку джина и, давясь горькой жгучей жидкостью, запил ею четыре таблетки снотворного, оставшиеся в облатке. Он пытался выпить и второй стакан, но, наполнив его, обнаружил, что не может проглотить ни капли. Минут пятнадцать он еще сидел за кухонным столом, созерцая на три четверти полную литровую бутылку джина, а потом с трудом поднялся и двинулся к балкону. Отчего-то было ясно, что помощь придет не с лестничной клетки, а с улицы. Держась за дверь, он – вместе с ней – вынес на балкон и себя и уцепился за решетку, подавляя желание присесть или даже прилечь. Тотчас же с тополя слетел желтоклювый скворец, сел на балконные перила и уставился на хозяина неодобрительно.

– Ну, – заговорил вдруг он не сказать чтобы внятно, – чего тебе? У меня свои заботы.

– Не могу творить, – по-приятельски ответил Стормфилд. Он видел птицу довольно смутно, много усилий прикладывал к тому, чтобы сохранять вертикальное положение и не испытывал к говорящей твари никакого почтения. – Отчего это я обессилел?

(Писатель с трудом подбирал выражения и был горд, что сумел-таки задать приблизительно правильный вопрос.)

Скворец эмпатии не проявил.

– Чтобы что-нибудь написать, нужны слова, – наставительно сказал он. – Можешь ты соткать ковер, не имея ниток?

– Нет! – признался Сэм. – Без ниток не могу. Я даже с нитками не могу.

– Не по делу болтаешь, – рассердился скворец. – Ткачу нужны разноцветные нитки, а писателю – слова.

– И где мои слова? – поинтересовался Стормфилд, выразительно жестикулируя.

– Слова для писателей накопляются, – заявил скворец. – Если хочешь знать где, то в цветочных горшках. Но не в этом дело. Слова, произнесенные кем-то, стекаются и накапливаются в цветочных горшках, ящиках для рассады и даже просто в земле. Когда их собирается достаточно, какой-нибудь писатель может использовать запас. Если на твоем языке в последнее время говорили мало, или долдонили одно и то же, или если писателей, конкурирующих за словесные залежи, много, все испытывают трудности. Парламентская болтовня небесполезна. Главное, чтобы говорили разнообразно и использовали редкие слова, а то тексты будут убогие и унылые. Или вообще никаких. И заметь, если слова плохие, некоторые растения чахнут.

Иди спать. Сегодня футбол – сто тысяч человек за полтора часа чего-нибудь да наговорят. Попробуй завтра. И купи себе парочку пальм в кадках. На всякий случай.

Осторожно перебирая лапками, скворец повернулся к писателю хвостом и,