Под красной крышей - Юлия Александровна Лавряшина

Однако и тринадцатилетний Марк выказал ничуть не больше интереса. Лев Борисович считал это безразличие проявлением врожденного инфантилизма и серьезно подумывал о врачебном вмешательстве. Ласковый и открытый ребенок превращался в угрюмого зверька, едва стоило произнести слово «секс». И вот теперь, когда отца больше нет рядом, он вдруг сам заводит трудный разговор.

Ощущая легкий холодок под сердцем, Светлана Сергеевна удрученно подумала, что вполне способна нагородить глупостей. Лев сумел бы ответить сыну мудро, в то же время не скрывая прозрачной иронии, чтобы все не выглядело уж чересчур трагично. Да и не было никакой трагедии! Катя, конечно, здорово сглупила, связавшись с этим худосочным мальчишкой, который перетащил ее из одной нищей комнатушки в другую. Но природное чутье все же вывело ее на правильную дорогу. Все девочки тогда мечтали выйти замуж за курсантов… Уехав из Сибири с молодым блестящим офицером, Катя всем утерла нос.

– Конечно, она не была беременна, – отважно произнесла Светлана Сергеевна. – Анютке ведь всего шесть лет. Разве только по этой причине выходят замуж?

– Я полагал, что выходят по любви, – хмуро отозвался Марк и принялся ковырять медового цвета обивку стула.

Мать обрадованно подхватила:

– Вот именно! Разве может устоять восемнадцатилетняя девчонка перед взрослым сильным мужчиной с прекрасным будущим?

Марк сделал движение, будто раздвинул головой плотные слои воздуха.

– Я сегодня познакомился с Ермолаевым. – Он выжидающе посмотрел на мать, и растерянность, от которой забились ее темные ресницы, не укрылась от его взгляда.

– Ермолаев? – пролепетала она. – Ах да, его фамилия действительно была Ермолаев. Ну и что? Марик, в юности многие делают глупости…

Он нетерпеливо перебил:

– Разве Катя не любила его?

– Кого? Ты меня совсем запутал!

– Да Ермолаева же!

– Да что тебе дался этот Ермолаев? – Мать вскочила и сердитыми шагами принялась мерить столовую, на ходу поправляя твердые от крахмала салфетки. – Мало ли у кого какие бывают увлечения? Они оба были детьми, разве Катя могла выйти замуж за ребенка? Он был никто, понимаешь? И звать никак…

– Но ведь она прожила с ним вместе целый год, значит, он и тогда не был таким уж ничтожеством, как ты говоришь, – спокойно возразил Марк, оставляя обивку в покое.

– Ах, тебе и это известно? У Кати случился приступ откровенности?

Марк не отвечал, вынуждая мать продолжать.

– Ну, жила, – нехотя признала Светлана Сергеевна, аккуратно расправляя сухие стебли в высокой напольной вазе, похожей на камышовую головку. – Ты ведь знаешь, в каких условиях мы выросли, я рассказывала тебе… Когда я вышла за твоего отца, Катя оказалась в одиночестве. Она так привыкла быть под моей опекой, а тут… Сначала ей, конечно, понравилось – свобода и все такое… Но потом она затосковала, я видела это по глазам, когда Катя приходила к нам. Изо дня в день вставать и ложиться под пьяное бормотание матери, постоянно перепрятывать деньги, подтирать за ней зловонные лужи – это кого хочешь сведет с ума. А тут подвернулся Ермолаев. Они познакомились на празднике в честь дня рождения Пушкина возле памятника. Он там прочел какие-то свои стихи, и Катька вдруг решила, что он гений. Влюбилась без памяти. А он оказался не гением, а сумасшедшим…

– Разве это не одно и то же?

– Да? Может быть… Только он был еще и злым сумасшедшим. Ты и представить не можешь, что он вытворял!

Марк скользнул в кресло и закинул ноги на пухлый подлокотник:

– Так расскажи мне.

– Рассказать? – неуверенно переспросила Светлана Сергеевна, пытаясь разгадать застывшее в глазах сына странное выражение. – Может, тебе лучше спросить саму Катю, если уж это так заинтересовало тебя? Все-таки это ее жизнь, ее тайны…

– Тайны? – Неподдельное удивление зазвенело в ломающемся голосе. – Какие же это тайны, если вы с отцом все знали? Тайной не делятся ни с кем.

«А какие у него тайны? – вдруг испуганно подумала мать, но тут же отогнала эту неприятную мысль. – Да какие у него могут быть тайны!»

– Ты сказала, что он вытворял какие-то чудовищные вещи, – напомнил Марк, пытаясь помочь матери. – А что именно? Почему он казался вам сумасшедшим?

– Сумасшедшим, да, – уже более уверенно заговорила она, с силой наматывая на палец тоненький поясок домашнего платья. – У него случались приступы совершенно необъяснимого страха… Например, он боялся ложиться в постель. Просто для того, чтобы уснуть! Катя говорила, что часто он засыпал, сидя за столом. Иногда ей начинало казаться, что она нужна ему лишь как средство от страха.

– Зачем же он ушел из дома? Он ведь местный. Жил бы с родителями, если так всего боялся.

Ей вдруг стало не по себе: Марк говорил с такой отрывистой жадностью, точно крупными глотками пил с жары студеную воду. Чуть подавшись вперед, она пристально вгляделась в напряженное лицо сына. Оно показалось матери больным.

– В этом тоже была какая-то ненормальность. – Она с трудом вернулась к мыслям о Ермолаеве. – Он никогда не заходил к матери. Звонил чуть ли не каждый вечер, но никогда не навещал ее.

– А отец у него был? – перебив ее, спросил Марк.

– Они были в разводе. Он уехал куда-то… То ли на Украину, то ли в Прибалтику, не помню.

– Значит, он боялся своей матери, – невнятно пробормотал Марк, и она не расслышала его слов. Он чуть повысил голос: – Так Катя просто не выдержала его вечных страхов?

– Не знаю. Может, она до сих пор бы мучилась, если б не встретился Володя. Знаешь, она рассказывала о нем взахлеб! Не поверишь, но он подошел к ней в трамвае, спросил лишний абонемент, а когда Катя по простоте душевной начала объяснять, что ей необходимо оставить последний для себя, на обратный проезд, Володя схватил ее за руку и вытащил на первой же остановке. Вот спроси ее как-нибудь об их знакомстве, увидишь, как она расцветет! Тогда было начало июня, знаешь, самое удивительное время, когда все кругом так и трепещет от радости, и Володя был в чем-то светлом, уже немного загорелый, и он весь вечер смешил ее. Она прибежала к нам поздно вечером, и мне показалось, что я никогда не видела ее такой счастливой. Катя осталась у нас ночевать, вообще, это случалось крайне редко. Льву она сказала, что боится поздно идти в район общежитий, но, по-моему, Катя просто не могла себя заставить вернуться в тот кошмар, который устроил ей Ермолаев. К утру ей стало совестно и жаль его, но когда она пришла в их комнатешку, твой поэт учинил ей такой скандал, какого она в жизни не видывала. Он просто вышвырнул ее за порог, а