Ровно год - Робин Бенуэй

— Ист, — произносит Лео после долгой паузы. — Это… невероятно. Тебя примут в любой колледж.

Ист лишь пожимает плечами и начинает трясти другой ногой.

— Это пока сырятина. Нужно еще поработать. Не могу добиться перехода вот… — он отматывает видео на несколько кадров назад и запускает опять, — здесь.

Лео всматривается, но не может сообразить, что не так.

— По-моему, все хорошо. Но это не мое портфолио для заявки в колледж, так что… — Ист бормочет что-то нечленораздельное, затем снова включает воспроизведение. Он рассеянно жует завязку от капюшона и так сосредоточенно вглядывается в дисплей, что у Лео возникает вопрос, не болят ли у него глаза, легче ли ему закрывать их по ночам, чем ей. — Ист, — помимо воли вырывается у нее.

— М-м-м? — Его взгляд прикован к экрану.

— Почему ты не отвечаешь на сообщения Кая?

— Потому… — Ист еще раз отматывает назад, вырезает крохотный кусочек, затем возвращает его обратно. — Потому что я занят.

Стены вокруг Лео как будто сдвигаются, студия теперь гораздо меньше, нежели пять секунд назад. Лео жалеет, что у нее нет шнурка от худи, который можно было бы пожевать.

— А.

— Требования к портфолио, Лео… Просто жесть. Знаешь, сколько по-настоящему одаренных ребят пытаются попасть на эти программы? И посмотри сюда, — Ист жестом указывает на дисплей, где Кай, запыхавшийся и счастливый, широко улыбается в объектив, и за его спиной виднеется океан. — Дерьмовый ширпотреб. Кто угодно может сляпать такое.

— Нет, не кто угодно, — решительно возражает Лео, и это правда. Она вспоминает слова Кая, сказанные ей тогда на съемках, — о том, какой Ист потрясающий фотограф. — Ты даешь верный ракурс. Другие так не видят.

Исто что-то бормочет себе под нос и хочет закрыть папку с видео.

— Пойдем уже… — говорит он, и в этот момент Лео ахает, заметив лицо сестры, мелькнувшее на экране секундой раньше. — Черт, прости. — Ист действует быстро: снова открывает видеоролик, в котором подростки катаются на скейтборде. От того, что Нина появилась и сразу исчезла, Лео испытывает что-то вроде удара в сердце: прилив адреналина и невыносимую боль.

— Нет-нет, все в порядке, — торопливо говорит она. — Все в порядке, Ист, честно.

— Блин, я так облажался! Лео, пожалуйста, прости, я знаю, что это ее…

— Ист. — Лео произносит это совсем тихо, но он замолкает. — Все в порядке.

Воздух вдруг сделался густым, плотным и тяжелым от груза всего, чего не сказать вслух. Лео встает, так как не знает, что делать, а делать что-то надо. У Иста, хоть он и продолжает жевать шнурок от капюшона, дрожит нижняя губа. Лео подходит к нему, но он резко поворачивается к ней спиной и накидывает на голову капюшон.

— Тебе лучше уйти, — говорит он, однако Лео провела слишком много тоскливых ночей у себя в комнате и знает, что Иста нельзя оставлять одного. Поэтому она подходит к нему сзади и, уложив подбородок на его плечо, одной рукой обнимает за пояс, а другой, свободной, тянется к мышке и молча запускает видео с Ниной.

Смотреть на нее снова — страшно и прекрасно. Этот ролик никто никогда не видел, ведь они собирались показать его на мотивационном собрании. «Прекрати, — смеется Нина и машет рукой перед камерой. — Зачем ты снимаешь все подряд? Нужно жить в моменте, Истон!» «Я и живу! — слышится голос за кадром. — Просто люблю запечатлевать моменты в памяти».

Ист весь дрожит, и Лео крепче его обнимает, прижавшись щекой к капюшону. Ист безмолвно плачет. В комнате звенит голос Нины; она со смехом убегает, вспугнув стаю куликов, которые рассыпаются в стороны. По щекам Иста текут слезы. Лео молчит. Ей нечего сказать. Она знает, почему он прячется в маленькой студии на втором этаже темного пустого театра. Иногда, прежде чем открыть альбом с фотографиями, услышать слова, воскресить воспоминания, необходимо ощутить, что ты мал и в безопасности. Чтобы, когда разобьешься вдребезги, знать: тебя окружает защитная оболочка, так что осколки не разлетятся безвозвратно, ты заново соберешь себя по кусочкам, и никто не узнает, как близок ты был к коллапсу.

Лео прижимается губами к макушке Иста и смотрит, как фигура сестры становится все меньше и меньше. Видео кончается, а слезы Иста — нет. На последнем кадре Нина бежит по пляжу, и до Лео вдруг доходит, что на сестре то же худи, в которое сейчас одет Ист, то самое, что он носит не снимая. Лео еще крепче обвивает рукой его пояс в надежде, что Нина тоже где-то здесь, обнимает их двоих.

Наконец Ист, всхлипнув и вздохнув, отстраняется, проводит рукой по лицу, трет глаза. Лео могла бы сказать, что стыдиться ему нечего, но опасается только сильнее его смутить, поэтому делает шаг назад, прислоняется спиной к столу и дает Исту время привести себя в порядок, вытереть лицо манжетами.

— Спасибо, — тихо говорит он и нервно кашляет. — Остальные-то не знают, какой сегодня день, понимаешь?

— Понимаю.

— И прости, что, ну… не написал тебе.

— А что бы ты сказал? — Лео пожимает плечами. — Что тут скажешь…

Ист переводит на нее покрасневшие, заплаканные глаза, и она не прячет взгляда. Горе — особый язык, на котором не обязательно говорить вслух. Горе говорит само за себя.

— Подвезти тебя до дома? — предлагает Ист.

— Ага. — Лео подхватывает рюкзак и закидывает на плечо, не обращая внимания на мокрое пятно под лямкой.

Всю дорогу до машины Ист не выпускает ее руки.

29 октября, 02:09. 73 дня после аварии

Ночь, думает Лео. Ночь хуже всего. Она предполагала, что труднее всего придется в школе, когда все будут на нее смотреть и спрашивать, как она, гадать, можно ли упомянуть ту или иную тему, и в итоге не говорить вообще ничего. Однако ходить в школу оказалось легко, не сложнее, чем перебраться по турнику с горизонтальной лесенкой, через который они с Ниной лазали в детстве, соревнуясь, кто быстрее.