Стеклянные дома - Франческа Рис

Олуэн подошла к почтовому ящику у дороги, она с удивлением обнаружила рядом с посылкой целую стопку писем. Первые несколько дней она прожила здесь практически инкогнито, и было что-то нереальное в напоминании о том, что где-то существует внешний мир, которому может понадобиться отыскать ее по этому адресу. Почти все конверты были адресованы Джеймсу: счета и бюрократические письма, которые он, скорее всего, уже получил на электронную почту и уже с ними разобрался. Олуэн не слишком заинтересовалась почтой и, только бросив стопку на кухонный стол, заметила открытку. Это было дешевое глянцевое изображение Вестминстерского моста и Биг-Бена, и у Олуэн потеплело на душе, потому что открытка наверняка была от Джеймса. Она подняла ее и перевернула, но почерк на обратной стороне был совсем не похож на почерк мужа. Рядом с адресом было накарябано всего два слова на валлийском: Cer Adre! Олуэн уставилась на них, наморщив лоб. Она три года учила валлийский язык в школе в девяностых и мало что помнила за исключением темы погоды и дней недели. Тут она обратила внимание на то, что имени и фамилии над адресом не было. Открытка определенно предназначалась не ей, а кому-то другому.

Через день или два она снимала рябь света на поверхности воды, когда вдруг вспомнила, что означает adre. Это было одно из тех валлийских слов, которые Гет время от времени использовал в разговоре с ней в знак их близости. Слово означало дом. «Ti'n mynd adre?»[53] – спрашивал он иногда, или даже: «Ну что, может, mynd adre?»[54] – и это означало, что вечер окончен. Олуэн восприняла это как добрый знак и, вернувшись обратно в дом, чтобы приготовить себе обед, прикрепила открытку на холодильник и в тишине произнесла валлийское слово вслух.

Дорога 101, 1980

– А вот послушай-ка, Йестин. Новенький. Тебе понравится. С местным колоритом.

Йестин слышал, как его голос что-то ответил, но чувствовал он себя при этом так, будто тело ему не принадлежит, – это часто бывало с ним в компании Клайва.

– Как сделать обрезание парню из Керрига? – спросил полицейский с довольной ухмылкой.

Йестин пожал плечами.

– В ответственный момент дать его сестре подзатыльник!

В дни, когда погода была хорошая, Клайв настаивал на том, чтобы выбраться из машины и во время очередного «обмена новостями» погулять по лесу. Эти мучительные свидания полицейский любил начинать с банальной проповеди о важности свежего воздуха и движения и иногда, когда бывал в особенно приподнятом настроении, травил анекдоты. На этот раз была пятница, вторая половина дня. Конец июля. Жарко и сухо. Дорога 101 – вся в пыли и пахнет зноем, запах смолистый: так пахнут сухие сосновые иголки и опилки. Так пахнет летняя хвоя. Как и почти повсюду в Северном Уэльсе, здесь с начала века была искусственная хвойная плантация: монокультура, все деревья – привозные серебристые ели. Йестин брел по лесной дороге и подбрасывал ногой камешки. Передал Клайву Zippo Ангарад и ее резинку для волос, в которой запуталась пара длинных рыжих прядей, – обронила у него в машине. Солнце обжигающе било в шею. Одинокий сарыч цвета черной тени кружил высоко над деревьями, окаймлявшими дорогу. Пока они шли, Йестин всем существом ощущал каждый звук: хруст устеленной хвоей земли под ногами, рев бензопилы где-то в лесу, ворчание мотора мотоцикла, несущегося по шоссе в направлении Мелин-и-Уиг.

В моменты прозрения Йестин мог спорить сам с собой о том, насколько вообще нравственно то, чем он занимается. Иногда, говорил он себе, приходится делать неприятные вещи ради того, чтобы как-то продвинуться в жизни. Приходится шагать по телам других. Да и не только в этом дело: чем больше он ходил на эти их дурацкие собрания, тем больше росло в нем ощущение, что, как бы сильно он ни ненавидел англичан, эта компашка – с их товарищами в Дерри и перераспределением капитала – пожалуй, не совсем та альтернатива, за которую он хотел бы бороться. Да он, мать вашу, работал каждый день своей гребаной жизни. У него имелась невеста и на подходе был ребенок. Ответственность, мать вашу. Он представлял себе, как эти ребятки обналичивают свои чеки с пособием («моя артистическая стипендия» – называла их Ангарад), присасываются к государству. Считают себя самыми умными. Ему было не по себе, потому что она ему и в самом деле нравилась. Но, в конце концов, она ведь еще совсем ребенок. Ей уж точно ничего страшного не грозит. А как только они добудут немного грязи, можно попытаться добраться и до Эвиона. Посмотрим тогда, как он запоет. Она же говорила Йестину, что никто из них ему не доверяет, так с чего ему прикрывать их спины?

Вот так он рассуждал сам с собой. Но бывали и другие дни, когда все было не так просто. Бывали дни, когда его охватывал такой ужас, что казалось, кто-то колотит его черепом о бетон.

2017

Олуэн понимала, что ностальгия – слишком удобная, беспроигрышная тема, но ее саму это чувство всякий раз накрывало с головой. Она четко вывела это слово заглавными черными буквами на первой странице тетради и тут же, как подросток с художественными наклонностями, приписала ниже его этимологию.

Nóstos – ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ

Álgos – БОЛЬ

По утрам она вставала, едва первые клинки света вспарывали пленку из стекла и нарезали доски пола на золотые и зеленые полосы. Иногда она снимала на камеру просто вот это – подвижные картинки, которые восходящее солнце оживляло на паркете, – а иногда выходила на веранду и снимала воду; просвечивающую голубую дымку, хроматическое изменение неба за деревьями. Пение птиц. Тишину. Однажды ей посчастливилось застигнуть цаплю в полете. Птица спикировала откуда-то из-за верхушек деревьев, пронеслась, будто парашютный шелк, над поверхностью озера – и снова взмыла ввысь, и слышно было, как бьют по воздуху ее огромные крылья. А еще как-то вечером в деревьях вспыхнуло что-то ярко-рыжее – наверняка это была лиса, и Олуэн решила во что бы то ни стало однажды запечатлеть ее на пленке. Ей увиделось в этом чрезвычайно благоприятное предзнаменование. В книге «Легенды Уэльса» Олуэн читала о том, что лисье обличье иногда принимали ведьмы, а значит, ей было представлено явное подтверждение тому, что здешние леса полны волшебства.

Каждый вечер она просматривала отснятый за день материал, и устаревший видеоформат, который переносил ее в юношеские годы, в тысячу раз усиливал ощущение nóstos/álgos. Кассеты казались порталом в прошлое, способом преобразования неосязаемого чувства в нечто материальное. Олуэн нисколько не беспокоило, что коллеги станут смеяться над ее древнегреческим и пожимать