Москва – Питер - Ольга Станиславовна Назарова

душам с братом не разговаривал, но сейчас почему-то захотелось тому немного помочь. – Ты знаешь, что дед пригласил на выходные Веру?

– Про Веру слышал, правда, надеялся, что он передумает, – хмыкнул Макс.

– Неее, они решили контрастом взять.

Максим рассмеялся. – Спасибо за предупреждение!

– Кстати, я бы не решился деревенскую ветеринаршу везти в наш террариум! – вдруг откровенно признался Вадим. – Неужели, она сама решится приехать? Или ты ей не объяснил, что можно ожидать от наших?

– Всё объяснил. Видишь ли, она считает, что я того стою! – вдруг откровенно ответил Макс.

– Ну, да… сын профессора, внук академика… – понимающе хмыкнул старший брат.

– Нет, просто я сам!

Вадим хотел было посмеяться над наивным дурачком, но в тоне младшего брата было что-то такое, отчего смеяться ему расхотелось.

Всю неделю Макса терзала матушка. То звонила и плакала, то рассказывала страшные истории из жизни своих знакомых, то утверждала, что чувствует себя неимоверно плохо и он должен немедленно пообещать, что не станет шагать в пропасть и губить свою жизнь. Короче, выдавала на-гора весь богатый репертуар, принятый в «их кругу» в подобных случаях.

– Мам, хватит, а? – устало попросил её Макс в четверг поздно вечером. – Я уже устал!

– И решил передумать? – с надеждой воспряла Марина Леонидовна.

– Утвердился в решении жениться на Миле как можно скорее! – отрезал Макс. – Будешь давить, женюсь тайно!

Матушка от такой угрозы только пискнула.

– Вот-вот! И на свадьбу никого не приглашу, – Максим лежал на диване с Мурьяной на груди и приходил в себя после утомительнейшего рабочего дня, а тут опять скандалы…

– Нет-нет… так не надо! Пожалуйста, сыночек! Это у меня так у подруги дочка сделала… Да ты её знаешь, это Элеонора! Правда, у них с деньгами проблемы были, так что, может, это они этак хитро сэкономили! Хотя какая тут экономия, если молодые в Европу мотаются регулярно! Я вот не могу себе позволить съездить на выходные в Антверпен или Льеж!

Мамины подруги в сознании Макса сливались в единый массив под названием «пора делать ноги – в гостиной опять кто-то болтает!», поэтому Элеонору он никак не идентифицировал. Просто лежал и отдыхал, блаженно вытянув ноги и слушая мурлыканье кошки.

Матушка что-то рассказывала, изображая звуковой фон, не рыдала, не кричала, что было уже приятно, и тут Макс абсолютно случайно зацепился за её фразу:

– Да ты знаешь того зятя! Я его Вадиму лаборантом устроила.

– Кого? – машинально уточнил Макс.

– Да зятя же! Ну, зять – муж дочери!

– Мам, я знаю, кто такой зять. Я имел в виду, чей зять лаборантом работает у Вадима?

– Ну, Элеоноры же! И кому я всё это рассказываю? – возмутилась Марина Леонидовна.

– Мне, мамочка, мне… Я просто немного отвлёкся. Ты не могла бы ещё разок повторить всё про Элеонору и её зятя?

Через полчаса он знал про означенных людей больше, чем они сами!

– Во как! Прямо-таки дютектива, Асисяй! – сказал сам себе Макс, наконец-то отключив нагревшийся смартфон. Ему маленькому когда-то очень нравился случайно увиденный старый ролик про Асисяя и дютективу. Он водрузил Мурьяну себе на плечи, отправился на кухню – под бутерброды ему всегда лучше думалось…

– Верочка имеет личные мотивы нагадить моему братцу как можно больше. А этот самый лаборантский зять, который, оказывается, игроман и денег задолжал немерено, имеет приличный стимул для того, чтобы результаты у Вадьки тиснуть! И Льеж опять же… Да, понятно, что быстрее по электронке результаты скинуть, но отследить же можно элементарно, если он только не супер-хакер.

Он покосился на заинтересованную мордочку Мурьяны, которая умильно разглядывала кусок докторской колбасы.

– Подозреваемые у нас множатся, понимаете, Ватсон? – он старательно обдумывал, кто же на самом деле сливает данные, стараясь тем самым отвлечься от мыслей о грядущих выходных.

Мурьяна убрала лапу от колбасы и недоуменно обернулась на хозяина.

– Вятсон? Это кто? Я – Мурьяна! Ой, караул! Он что, забыл, как меня зовут? – она обернулась на кактус в поисках поддержки.

Кактус молчал…

– Да скорее бы Миула приехала! Она-то его точно вылечит! – переживала Мурьяна, двадцатый раз прикладывая холодный мокрый нос к щеке Максима, с целью проверить его драгоценное здоровье.

– Мурьян, ну, что ты ходишь-то по мне, как по паркету? Двадцать раз уже прошла!

– Ой, ужас! Он, что, меня вспомнил, а себя забыл? Ты не паркот, ты – мой собственный и личный Мяукс! – переживала Мурьяна, отправившись на кухню к кактусу.

– Ты представляешь? От волнения совсем с ума спрыгнул! Да! Как я со шкафа! То меня Вятсоном каким-то называет, то себя паркотом! Интересно, а тебя он помнит? Как бы выяснить? Он лежит… принести тебя ему?

Если бы у кактуса была такая возможность, он бы сам к Максу сбежал – прятаться, но в нашем неидеальном мире, если ты кактус – то участь твоя проста: стой, выслушивай всякое непойми что, и коли тех, кто тянет к тебе жадные лапы!

– Уууу, какой ты! Хххнусь! – обиделась уколотая в лучших чувствах Мурьяна. – Погоди у меня! Я тебе всё припомню!

Она от обиды ушла к Максу, улеглась к нему на голову, решив, что лучшее средство от того, что происходит у людей в голове – наружное обёртывание кошечкой! И, что самое интересное, была права. И тревога, и мысли, мешающие уснуть, стремительно покинули Макса.

– Так-то лучше! Люди они такие слабые, куда им без нас! – думала Мурьяна засыпая на Максимовой макушке. – И чего он так волнуется о Миуле? Она – как кошка! За своё всех покусает и поцарррапает!

Мила как раз кусать никого не собиралась, а сильно опасалась, что сама попадёт как кур в ощип.

– Что-то я волнуюсь… Бабуль, а, бабуль? Я ведь им точно не понравлюсь, да?

Может, кто-то другой и соврал бы, сказал что-то вроде: «Ой, Милочка, ласточка, конечно, понравишься!»

Только вот бабушка Милы, всю жизнь проработавшая в МИДе, предпочитала смотреть правде в глаза, а увёртки и намёки оставлять исключительно для общения с «партнёрами», ответила честно.

– Абсолютно точно ты им не понравишься! Ты не такая, как они хотели, но это нам без разницы! Главное, что ты такая, как нужно Максиму, а он такой, какой нужен тебе! Вот за это стоит сражаться.

– А как сражаться-то? – вздохнула исключительно миролюбивая Мила. Впрочем, её миролюбие ничуть не мешало ей одним только голосом останавливать агрессивных собак и успешно управляться с крупным рогатым скотом.

– Любыми дипломатическими способами! – хмыкнула Елизавета Петровна, отлично знающая, что в этих способах нет ни одного запрещённого приёма.

Глава 20.