Парадизо - Франческа Сканакапра

Свечи продавались по карточкам, у нас было лишь несколько огарков, поэтому тетя запалила промасленные лоскутки в банке, отчего комната быстро наполнилась серым чадом.

Потом пришел священник. Он читал молитвы и говорил о том, что умершие отправляются на небеса подобно Иисусу. Я вспомнила фреску в церкви над алтарем, на которой Иисус возносился в бирюзовую высь, а вокруг него парили ангелы, и представила, как то же самое проделывает Эрнесто, нахально улыбаясь и помахивая руками.

Я не сводила глаз с Эрнесто, ждала, когда его тело приподнимется, чтобы отправиться на небо, но он лежал неподвижно, пока священник помазывал его елеем и окроплял святой водой. Капли медленно стекали по щекам Эрнесто.

– Он плачет? – спросила я, но мне никто не ответил.

Горе дзии Мины проявлялось каменным спокойствием. После того как ушел священник, она сказала, что хочет побыть с сыном наедине.

На ужин мама подала хлеб и бульон, но никто из нас есть не мог. Стол отмыли от крови, на месте, где лежал Эрнесто, остались лишь влажное пятно и запах уксуса. Кастрюля полной стояла в центре пятна, пока бульон не остыл. Тем вечером меня раньше обычного отправили спать.

– Луиджи, что стало с теми парнями? – услышала я мамин голос.

– Эти немецкие выродки ворвались в дом, – сипло ответил отец, голос его сел от слез. – Парней заблокировали на втором этаже. У них не было ни единого шанса.

– Немцы убили их?

– Не на месте. Вывели на пьяццу, выгнали людей из церкви, затем построили парней в ряд и расстреляли у всех на глазах. Трупы бросили на ступенях церкви – тоже чтобы все видели. Еще совсем мальчишки, дети, Тереза. Не старше четырнадцати, и каждый наверняка потерял отца, дядю или брата.

На миг воцарилась тишина, которую прервал жалобный мамин возглас.

– Но Эрнесто? Почему его убили?

– Наверное, он побежал искать нас, – тихо ответил папа. – Если бы он только укрылся в церкви с остальными!

– Боже, это все я виновата! Почему я не разрешила Эрнесто пойти с нами?! Почему я оставила его на площади? Я и Грациэллу могла там оставить! Да я почти оставила! Ее тоже могли застрелить!

– Тереза, ты не могла ничего знать. Никто не мог. Думаешь, имей я хоть какое-то представление о том, что там случится, я позволил бы вам с Грациэллой пойти со мной в деревню? Никто не знал, что удумали те мальчишки. Наверняка и матери их ничего не знали. Ты не виновата. Никто не виноват.

Я слышала, как плачет мама, убирая нетронутый ужин. Ее слова эхом раздавались у меня в ушах. Что случилось бы, если бы она и вправду оставила меня с Эрнесто стоять в очереди? Побежала бы я прятаться в церковь или кинулась следом за Эрнесто?

– О чем они только думали? На что рассчитывали? – мрачно спросил папа. – Пятеро мальчишек, мечтающих отомстить и с дурными мыслями о геройстве.

– И что теперь будет?

– Беда, беда теперь будет. Солдаты уже повсюду рыщут в поисках родных мальчишек. Весть постарались побыстрее разослать по деревне, чтобы они успели спрятаться, что немцы обходят все дома, ищут родных не только тех мальчишек, но и других парней.

– Так есть и другие?

– Кто знает? Как доказать, что твой сын не будущий партизан?

– Думаешь, они и к нам придут?

– Придут, не сомневаюсь.

– Мину нельзя оставлять одну. Нельзя, чтобы она увидела солдат, что убили ее Эрнесто. – Судя по голосу, мама не могла сдержать слез. – Луиджи, ну как это могло случиться с такой доброй женщиной, как Мина?! Она потеряла всех. Всех! Как же так?!

Только эти слова слетели с маминых губ, как в дверь громко постучали, а с улицы донесся крик.

– Боже милостивый! – вскрикнула мама.

– Ничего страшного, – быстро сказал папа, – нам скрывать нечего. Постарайся вести себя спокойно.

Я услышала, как он тяжело поднялся и поковылял к двери. Мужской голос резко спросил на итальянском с сильным немецким акцентом:

– Мальчик? У вас есть мальчик?

– Нет, только маленькая девочка, – спокойно ответил папа.

Вцепившись в одеяло, я затаила дыхание. Вот тяжелые шаги загрохотали в доме, приблизились к спальне. Дверь распахнулась, но свет из кухни загородила высоченная фигура. Плечи у человека едва помещались в дверном проеме, ему пришлось наклонить голову, чтобы протиснуться. Он вошел в нашу маленькую спальню и потыкал прикладом ружья в кровать моих родителей. Удостоверившись, что в постели пусто, он заглянул под кровать, открыл дверцы шкафа и один за другим выдвинул ящики комода.

Эта комната у нас с родителями была общая, но у меня имелась своя кровать – деревянный ящик для одеял, в котором я спала с младенчества. Крышку отец снял из страха, что я захлопну ее и задохнусь. Ящик тепло и умиротворяюще пах накрахмаленным бельем и отглаженными простынями, но той ночью моя постель вдруг показалась пугающе холодной.

Высоченный немец увидел меня. Мне следовало притвориться спящей, но я вместо этого уставилась на него, вытаращив глаза. Страх парализовал меня. Яркий свет из кухни отражался от немецкой винтовки. Немец провел рукой по боковине ящика, ощупал мою постель, пошуровал под одеялом, кивнул и рявкнул:

– Geh schlafen![1]

Что это значит, я понятия не имела, но закрыла глаза, и немец ушел.

В спальню проскользнула мама, погладила меня по голове и прошептала, что все хорошо. Только я понимала, что это неправда.

Отец проследовал за солдатами в тетину часть дома. Они прикрикнули на него, приказав стоять на месте, но я услышала его голос:

– Господи, я же убогий калека! Чем я вам опасен?

Немцы снова закричали, а следом щелкнули курки.

– Луиджи, ради всего святого, не зли их! – взмолилась мама, с головой накрывая меня одеялом.

Тетя распахнула дверь, не успели солдаты постучать. Ей они задали те же вопросы, что моим родителям.

– Мальчик? У вас есть мальчик?

Тетя кивнула и молча повела немцев на второй этаж, где лежал Эрнесто.

– Вот, – сказала она. – Вот мой мальчик. Горите вечно в аду за содеянное, грязные вы сукины дети.

Дзиа Мина говорила так спокойно на мягком кремонском диалекте, что немцы ее не поняли. Возможно, они не сообразили, что виновны в гибели Эрнесто. Ничто не указывало, что Эрнесто умер насильственной смертью или от их рук. Немцы видели просто мертвого мальчишку.

Солдаты сняли фуражки и кивнули, выражая соболезнование. Тетя кивнула в ответ и показала на кухонный