Лев Толстой - Кавказский пленник

Три дня ели кобылу, бузу пили - покойника поминали. Все татары дома были. На четвёртый день, видит Жилин, в обед куда-то Собираются. Привели лошадей, убрались и поехали человек десять, и красный поехал; только Абдул дома остался. Месяц только народился - ночи ещё тёмные были.

"Ну, - думает Жилин, - нынче бежать надо", - и говорит Костылину. А Костылин заробел.

- Да как же бежать, мы и дороги не знаем.

- Я знаю дорогу.

- Да и не дойдём в ночь.

- А не дойдём - в лесу переднюем. Я вот лепёшек набрал. Что ж ты будешь сидеть? Хорошо - пришлют денег, а то ведь и не соберут. А татары теперь злые, за то, что ихнего русские убили. Поговаривают - нас убить хотят.

Подумал, подумал Костылин.

- Ну, пойдём!

V

Полез Жилин в дыру, раскопал пошире, чтоб и Костылину пролезть; и сидят они - ждут, чтобы затихло в ауле.

Только затих народ в ауле, Жилин полез под стену, выбрался. Шепчет Костылину:

- Полезай.

Полез и Костылин, да зацепил камень ногой, загремел. А у хозяина сторожка была - пёстрая собака. И злая-презлая; звали её Уляшин. Жилин уже наперёд прикормил её. Услыхал Уляшин, забрехал и кинулся, а за ним другие собаки. Жилин чуть свистнул, кинул лепёшки кусок - Уляшин узнал, замахал хвостом и перестал брехать.

Хозяин услыхал, загайкал из сакли:

- Гайть! Гайть, Уляшин!

А Жилин за ушами почёсывает Уляшина. Молчит собака, трётся ему об ноги, хвостом махает.

Посидели они за углом. Затихло всё, только слышно - овца перхает в закуте да низом вода по камушкам шумит. Темно, звёзды высоко стоят на небе; над горой молодой месяц закраснелся, кверху рожками заходит. В лощинах туман как молоко белеется.

Поднялся Жилин, говорит товарищу:

- Ну, брат, айда!

Тронулись, только отошли, слышат - запел мулла на крыше: "Алла, Бесмилла! Ильрахман!" Значит - пойдёт народ в мечеть. Оли опять, притаившись под стенкой.

Долго сидели, дожидались, пока народ пройдёт. Опять затихло.

- Ну, с богом! - Перекрестились, пошли. Пошли через двор под кручь к речке, перешли речку, пошли лощиной. Туман густой да низом стоит, а над головой звёзды виднёшеньки. Жилин по звёздам примечает, в какую сторону идти. В тумане свежо, идти легко, только сапоги неловки, стоптались. Жилин снял свои, бросил, пошёл босиком. Подпрыгивает с камушка на камушек да на звёзды поглядывает. Стал Костылин отставать.

- Тише, - говорит, - иди; сапоги проклятые - все ноги стёрли.

- Да ты сними, легче будет.

Пошёл Костылин босиком - ещё того хуже: изрезал все ноги по камням и всё отстаёт. Жилин ему говорит:

- Ноги обдерёшь - заживут, а догонят - убьют, хуже.

Костылин ничего не говорит, идёт, покряхтывает. Шли они низом долго. Слышат - вправо собаки забрехали. Жилин остановился, осмотрелся, полез на гору, руками ощупал.

- Эх, - говорит, - ошиблись мы - вправо забрали. Тут аул чужой, я его с горы видел; назад надо да влево, в гору. Тут лес должен быть.

А Костылин говорит:

- Подожди хоть немножко, дай вздохнуть, у меня ноги в крови все.

- Э, брат, заживут; ты легче прыгай. Вот как!

И побежал Жилин назад и влево в гору, в лес.

Костылин всё отстаёт и охает. Жилин шикнет-шикнет на него, а сам всё идёт.

Поднялись на гору. Так и есть - лес. Вошли в лес, по колючкам изодрали всё платье последнее. Напали на дорожку в лесу. Идут.

- Стой! - Затопало копытами по дороге. Остановились, слушают. Потопало, как лошадь, и остановилось. Тронулись они - опять затопало. Они остановятся - и оно остановится. Подполз Жилин, смотрит на свет по дороге - стоит что-то: лошадь не лошадь, и на лошади что-то чудное, на человека не похоже. Фыркнуло - слышит. "Что за чудо!" Свистнул Жилин потихоньку, - как шаркнет с дороги в лес и затрещало по лесу, точно буря летит, сучья ломает.

Костылин так и упал со страху. А Жилин смеётся, говорит:

- Это олень. Слышишь, как рогами лес ломит. Мы его боимся, а он нас боится.

Пошли дальше. Уже высожары [Высожары - местное название одного из созвездий (группы звёзд) на небе] спускаться стали, до утра недалеко. А туда ли идут, нет ли - не знают. Думается так Жилину, что по этой самой дороге его везли и что до своих вёрст десять ещё будет, а приметы верной нет, да и ночью не разберёшь. Вышли на полянку, Костылин сел и говорит:

- Как хочешь, а я не дойду: у меня ноги не идут.

Стал его Жилин уговаривать.

- Нет, - говорит, - не дойду, не могу.

Рассердился Жилин, плюнул, обругал его.

- Так я же один уйду, прощай.

Костылин вскочил, пошёл. Прошли они версты четыре. Туман в лесу ещё гуще сел, ничего не видать перед собой, и звёзды уж чуть видны.

Вдруг слышат - впереди топает лошадь. Слышно подковами за камни цепляется. Лёг Жилин на брюхо, стал по земле слушать.

- Так и есть, сюда, к нам, конный едет!

Сбежали они с дороги, сели в кусты и ждут. Жилин подполз к дороге, смотрит - верховой татарин едет, корову гонит. Сам себе под нос мурлычет что-то. Проехал татарин. Жилин вернулся к Костылину.

- Ну, пронёс бог; вставай, пойдём.

Стал Костылин вставать и упал.

- Не могу, ей-богу, не могу; сил моих нет.

Мужчина грузный, пухлый, запотел; да как обхватило его в лесу туманом холодным, да ноги ободраны, - он и рассолодел. Стал его Жилин силой поднимать. Как закричит Костылин:

- Ой, больно!

Жилин так и обмер.

- Что кричишь? Ведь татарин близко, услышит. - А сам думает: "Он и вправду расслаб, что мне с ним делать? Бросить товарища не годится".

- Ну, - говорит, - вставай, садись на закорки - снесу, коли уж идти не можешь.

Подсадил на себя Костылина, подхватил руками под ляжки, вышел на дорогу, поволок.

- Только, - говорит, - не дави ты меня руками за глотку ради Христа. За плечи держись.

Тяжело Жилину, ноги тоже в крови и уморился. Нагнётся, подправит, подкинет, чтоб повыше сидел на нём Костылин, тащит его по дороге.

Видно, услыхал татарин, как Костылин закричал. Слышит Жилин - едет кто-то сзади, кличет по-своему. Бросился Жилин в кусты. Татарин выхватил ружьё, выпалил - не попал, завизжал по-своему и поскакал прочь по дороге.

- Ну, - говорит Жилин, - пропали, брат! Он, собака, сейчас соберёт татар за нами в погоню. Коли не уйдём версты три - пропали. - А сам думает на Костылина: "И чёрт меня дёрнул колоду эту с собой брать. Один я бы давно ушёл".

Костылин говорит:

- Иди один, за что тебе из-за меня пропадать.

- Нет, не пойду: не годится товарища бросать.

Подхватил опять на плечи, попёр. Прошёл он так с версту. Всё лес идёт, и не видать выхода. А туман уж расходиться стал, и как будто тучки заходить стали. Не видать уж звёзд. Измучился Жилин.

Пришёл, у дороги родничок, камнем обделан. Остановился, ссадил Костылина.

- Дай, - говорит, - отдохну, напьюсь. Лепёшек поедим. Должно быть, недалеко

Только прилёг он пить, слышит - затопало сзади. Опять кинулись вправо, в кусты, под кручь, и легли.

Слышат - голоса татарские; остановились татары на том самом месте, где они с дороги свернули. Поговорили, потом зауськали, как собак притравливают. Слышат - трещит что-то по кустам, прямо к ним собака чужая чья-то. Остановилась, забрехала.

Лезут и татары - тоже чужие; схватили их, посвязали, посадили на лошадей, повезли.

Проехали версты три, встречает их Абдул-хозяин с двумя татарами. Поговорил что-то с татарами, пересадили на своих лошадей, повезли назад в аул.

Абдул уж не смеётся и ни слова не говорит с ними.

Привезли на рассвете в аул, посадили на улице. Сбежались ребята. Камнями, плётками бьют их, визжат.

Собрались татары в кружок, и старик из-под горы пришёл. Стали говорить. Слышит Жилин, что судят про них, что с ними делать.

Одни говорят - надо их дальше в горы услать, а старик говорит:

- Надо убить.

Абдул спорит, говорит:

- Я за них деньги отдал. Я за них выкуп возьму.

А старик говорит:

- Ничего они не заплатят, только беды наделают. И грех русских кормить. Убить - и кончено.

Разошлись. Подошёл хозяин к Жилину, стал ему говорить.

- Если, - говорит, - мне не пришлют за вас выкуп, я через две недели вас запорю. А если затеешь опять бежать, я тебя как собаку убью. Пиши письмо, хорошенько пиши.

Принесли им бумаги, написали они письма. Набили на них колодки, отвели за мечеть. Там яма была аршин пяти - и спустили их в эту яму.

VI

Житьё им стало совсем дурное. Колодки не снимали и не выпускали на вольный свет. Кидали им туда тесто непечёное, как собакам, да в кувшине воду спускали. Вонь в яме, духота, мокрота. Костылин совсем разболелся, распух, и ломота во всём теле стала, и всё стонет или спит. И Жилин приуныл, видит дело плохо. И не знает, как выдраться.

Начал он было подкапываться, да землю некуда кидать, увидал хозяин, пригрозил убить.

Сидит он раз в яме на корточках, думает об вольном житье, и скучно ему. Вдруг прямо ему на коленки лепёшка упала, другая, и черешни посыпались. Поглядел кверху, а там Дина. Поглядела на него, посмеялась и убежала. Жилин и думает: "Не поможет ли Дина?"

Расчистил он в яме местечко, наковырял глины, стал лепить кукол. Наделал людей, лошадей, собак; думает: "Как придёт Дина, брошу ей".