Аристотель и Данте Погружаются в Воды Мира - Бенджамин Алире Саэнс

Джине, что я гей. Это было чертовски странно. Я практиковался говорить это перед зеркалом. Я посмотрел в зеркало, показал на себя пальцем и сказал: — Ари, ты гей. А теперь повторяй за мной: я гей. Это было глупо, знаю, но, может быть, это было настолько уж глупо. Обычно я был не из тех парней, которые совершают подобные глупости, потому что они мне не особо нравились. Мне даже не нравилось это слово. Данте сказал, что каждое слово заслуживает уважения. Я подумал, что это достойно восхищения. Иногда мы проявляем слишком большое уважение к определённым словам. Как к слову — трахаться. Мне не хотелось терять своё уважение к этому слову. Или, может быть, мне не нужно было уважать это слово, чтобы использовать его. Я знаю, какую сторону в этом споре принял бы мой отец. И мне не нужно было гадать, что подумала бы моя мать.

Я знал, что сижу и думаю обо всём этом, потому что откладываю страшный звонок. Ари, ты должен сказать им. Голос Кассандры в моей голове. Отлично, просто чертовски здорово. Ещё один голос, живущий в моей голове.

Я нашёл номер Сьюзи в телефонной книге. Потом услышал, как зазвонил телефон, а затем раздался голос Сьюзи на другом конце провода.

— Сьюзи? Это Ари.

— Ари? Аристотель Мендоса звонит Сьюзи Берд? Что ж, столкни меня в бассейн в свадебном платье.

— Прекрати. Это не такое уж великое событие. Я знаю тебя с первого класса.

— Что ж, это хороший довод. Ты знаешь меня с тех пор, как мы учились в первом классе. И ни разу я не слышала твоего голоса на другом конце телефонной линии.

— А что когда-либо мешало тебе поднять трубку?

— Ты, Ари. Вот что меня остановило. О, думаю, я позвоню Ари, узнаю, что он задумал?

— Ладно, ладно, я понял, — тут во мне проснулся умник, и я спросил. — Итак, Сьюзи, чем ты занималась?

— О, ничем. Я просто сидела и ждала телефонного звонка от моего друга Ари, вопреки всему надеясь, что сегодня именно тот день, когда он наконец позвонит, — а потом она начала смеяться, немного чересчур довольная собой.

— Сьюзи, ты начинаешь меня бесить.

— Хотела бы я, чтобы у меня было по пятицентовику за каждый раз, когда ты мне это говоришь.

— Ты хочешь, чтобы я извинился за то, что двенадцать лет ждал, прежде чем позвонить тебе по телефону? — О чёрт, подумал я. Я не очень-то старался быть хорошим. Я подумал, что, возможно, извинения были бы не такой уж плохой идеей.

На другом конце провода воцарилось короткое молчание.

— Ари, ты слышал, что ты мне только что сказал?

— К сожалению, после того, как я это сказал, я действительно это услышал, — и тогда я понял, что было правильно сказать. — Мне жаль, Сьюзи. Дружить с людьми — не моя сильная сторона. У меня было не так уж много практики. Я знал, что вы с Джиной не просто изводили меня ради забавы. Я не был невидимым для тебя и Джины, а мне нравилось быть невидимым. Я хотел, чтобы меня оставили в покое. А вы не приняли эти правила. И я был бы рад, что вы с Джиной нашли время повидаться со мной.

Я знал, что это произойдет. Она заплакала. Её слёзы были частью того, как она жила в этом мире. Я ждал, когда она перестанет плакать.

— Твоё одиночество опечалило меня, Ари. И в тебе что-то есть. Я имею в виду, что люди похожи на страны. И я, и Джина, и твой друг Данте, мы все страны. И, возможно, ты дал Данте визу. Но даже если и так, это всего лишь один человек. И одного человека недостаточно. Иметь друзей — это всё равно что путешествовать. Мы с Джиной предлагаем вам визу для поездок в наши страны, когда вы захотите. Итак, Ари, когда ты собираешься выдать нам визу? Мы очень хотим навестить вас. Мы хотим, чтобы вы показали нам вашу прекрасную страну, — она снова заплакала.

Её слёзы раньше раздражали меня. Но я подумал, что это очень мило — быть такой чувствительной.

И тогда я сказал:

— Ну, это именно то, по поводу чего я звонил. Я хотел сообщить вам, что все документы оформлены и ваша виза одобрена для въезда в страну Ари. Но вы входите на свой страх и риск.

Я знал, что она улыбается и был счастлив, что сделал этот телефонный звонок. Это было тяжело. Перемены были трудной вещью и я начинал понимать, что они произошли не просто так — я должен был заставить их произойти.

— Послушай, я собирался пригласить тебя и Джину прийти сегодня на ланч. Я знаю, что это как бы в последнюю минуту, и я знаю, что ты, вероятно, занята и…

Она тут же остановила меня.

— Мы придём, — сказала она. — Чёрт возьми, мы точно придём. — лучше бы она не употребляла этого слова.

— Но ты ещё не разговаривала с Джиной. Откуда ты знаешь, что она не занята?

— Поверь мне, она перестанет быть занятой, — потом она сделала паузу и сказала. — Не хочу подвергать сомнению твою искренность, Ари, но я чувствую, что ты что-то замышляешь.

— Ну, может быть, я что-то задумал. Но в этом нет ничего гнусного.

— Гнусно. Мне нравится это слово.

— Я знаю, что тебе нравится. Это ты познакомила меня с ним.

Она рассмеялась.

— В двенадцать часов. Ты знаешь, где я живу.

Я повесил трубку и заметил, что дрожу. Я не понимал, что делаю. Ари, которым я был раньше, никогда бы так себя не повёл. Но Ари, которым я был раньше, исчезал, хотя я знал, что он оставит часть себя позади. И Ари, которым я становился, ещё не совсем наступил. Я не мог унять дрожь. Я испугался. Я не знал, как ко всему этому подступиться. На мгновение мной овладело что-то вроде паники, и я не мог дышать. Меня затошнило, я побежал в ванную, и меня вырвало.

Я сделал глубокий вдох. А потом ещё один. А потом ещё. И просто продолжал говорить себе, что все будет хорошо.

Я поступал правильно. Мне не нравилось отдавать свою жизнь в руки других людей. Она не имела никакого отношения ни к Кассандре, ни к Сьюзи, ни к Джине. Но в глубине души я уже знал, что вся моя жизнь будет в руках других людей. И я почувствовал, как во мне закипает гнев, а потом я снова почувствовал, что дрожу. Мне