Дом с видом на Корфу - Елена Константиновна Зелинская

в плод прорваться сквозь кожуру, вгрызться в податливую мякоть, добраться до влажной сердцевины, до косточки, твердой и шершавой, – так хотелось ей докопаться до того, что на самом деле он думает, чувствует, прячет. И схватить, завладеть, не отпускать уже больше никогда, держать в крепком кулачке самую сущность его жизни. Пробовала не раз – и после каждого Ватерлоо жертв становилось больше, чем спасенных.

 Больше они не встречались. Сталкивались, конечно, когда он вернулся в Москву, у общих друзей и в редакции, но все мельком, не глядя. Однажды даже оказались рядом в очереди в буфете. Антон нажал на кнопку кофейного автомата и налил кофе себе и ей. Обхватив пальцами горячие бока, он поставил бумажный стаканчик на поднос, и от клетчатого фланелевого рукава к ее руке потянулась знакомая волна напряженного тепла.

– Ну, привет. – Он кивнул и быстро двинулся к выходу. Зеленая клетка еще мелькнула пару раз среди незнакомых людей и исчезла, смешалась с толпой.

 А она осталась стоять, держа в руке горячий стакан, дымящийся, как револьвер.

 ОВСЯНКА ПО-ИРЛАНДСКИ

 Честно говоря, ирландцев я представляла по-другому. Крепкими, рыжими, зеленоглазыми. Немного разгильдяями и поэтами. Началось все вроде правильно: в такси играла нежная ирландская гитара, зеленые светящиеся указатели в виде стрелок проносились мимо, сливаясь в изумрудную полосу, которая вела нас в город.

 Домик, где нас ждали, оказался коттеджем, укрытым зеленью, внутри же он выглядел как иллюстрация к классическому английскому сериалу. Плетеная мебель на веранде, желтые даффодилы в китайских вазах, кресла с высокими спинками у камина и темные дагерротипы в серебряных рамках: мальчик в матроске, молодой летчик в кожаном шлеме, девушка в коляске придерживает шляпу на гладких волосах.

 Хозяйка, невысокая, худенькая, с быстрыми, как у белочки, глазками, поставила по краям длинного стола подсвечники. Два джентльмена – хозяин дома и брат хозяйки – тихими сдержанными голосами ведут застольную беседу. Разговор перекатывается между ними, как теннисный мячик. Я автоматически выпрямляю спину, но где мне – такой прямоты добиваются, как гладкости у газона, – веками.

 Близнецов, вихрастых, веснушчатых, одетых в клетчатые твидовые пиджаки подростков, подводят знакомиться. Чуть склонив в знак приветствия головы, они протягивают нам ладошки:

– Как дела? Позвольте представиться: Тони.

– Джонни, рад знакомству.

 Хозяйка раскладывает по тарелкам ростбиф.

– Вы не передадите мне йогурт?

– Йогурт к мясу? Благодарю!

– Элина, – это вариант моего имени на английском, – что бы вы хотели на завтрак?

– А что вы готовите обычно?

 Если бы вежливость позволила леди поджать губы на наивный вопрос иностранки – но нет, и она растягивает улыбку, пряча в глазах изумление:

– Конечно, овсянку!

 Я ухожу, не дождавшись десерта, ссылаясь на усталость после путешествия, и через пару минут спускаюсь по лестнице вниз:

– Простите, нельзя ли включить отопление в комнате? Там очень холодно.

– В комнате? – Хозяйка смотрит на меня с оторопью. – Зачем в комнате тепло?

– Вы знаете, – тушуюсь я, – немного болит горло…

– А, – кивает хозяйка, найдя объяснение моей безрассудности. – Обычно мы включаем его по утрам на два часа. но раз у вас такие обстоятельства…

 По приставной лесенке, состоящей из трех ступенек, покрытых зеленым фетром (такие бывают в библиотеках), я забираюсь на покрытую пологом постель. Она возвышается посреди комнаты прямо под хрустальной люстрой со свечами. Колотун – как в бараке.

 Может, завтра я встречу ирландцев?

 Стол накрыт для завтрака. Старинный охотничий сервиз, тарелки со стертыми, как у писем, краями.

 Хозяйка торжественно разливает кашу.

– Овсянка, сэр! – не могу удержаться я, да кто бы смог?

– Элина, вот молоко и сахар к каше.

– Позвольте, я положу масло? Невозмутимая леди сдавленно шепчет за моей спиной мужу:

– Смотри, она ест кашу с маслом!

 Вот Грег оказался настоящим ирландцем!

– Ирландец должен говорить по-ирландски, – сказал он, – но никто не имеет права заставлять его это делать!

 Он был бледен, немного седоват и одет в зеленую теплую куртку. мы втроем (я, мой спутник и наш дублинский экскурсовод) стояли на станции метро и рассматривали надписи, сделанные на двух языках.

– Мне кажется, – сказал Грег, – ирландский должен быть похож на славянский.

 Его лицо вдруг стало торжественным, как у короля Лира, он слегка отодвинулся от нас, откинул голову и заговорил непонятно и очень красиво. мы догадались, что он читает стихи на древнем кельтском языке. На славянский было не похоже нисколько.

– У нас допотопная система образования, – горько заметил он (видимо, чтение стихов навело его на эту мысль). – А вы знаете, что во время британской оккупации, буквально до девятнадцатого века, англичане запрещали ирландским детям учиться? Детей учили тайно. Открывали так называемые школы у околицы. В классе было по сто ребятишек. Порой учитель приходил на урок – а школы нет. Это означало, что английские солдаты заметили ее и снесли.

 Вся экскурсия так и протекала под знаком борьбы с англичанами. Грег слегка отвлекался на другие моменты, но от основной темы оторваться не позволял.

 Вдоль неширокой на российский взгляд реки Лиффи сверкали стеклянные небоскребы. Формы они были самой причудливой: один напоминал уложенные рядами детские кубики, другой изображал опрокинутый на бок бочонок.

– Это все построили во время экономического взлета. Помните: кельтский тигр! – пояснил Грег и тут же вернулся к главному, тем более что повод был.

– Давайте присядем на скамеечку, – предложил он. мы сели, подставив лица весеннему солнцу, а Грег показал рукой на надпись «Джини Джонсон», золотыми буквами выведенную на борту старинного парусника.

– В девятнадцатом веке главной культурой, которую выращивали ирландские фермеры, была…

 Грег выжидательно посмотрел на нас, и я, как хорошая ученица, быстро закончила предложение:

– Картошка!

– Верно! – радостно похвалил меня Грег, но тут же грустно продолжил: – Вы, может, спросите, почему они не догадались, что нельзя опираться на монокультуру?

– Хороший вопрос! – вставила я.

– Отсутствие образования! – поднял палец Грег, я покивала головой, но, признаюсь, подумала, что тут что-то другое. Вот наш русский крестьянин тоже не был избыточно образован, однако его долго пришлось уговаривать, прежде чем он поверил незнакомому фрукту.

– В общем, когда пришла беда, а именно страшная эпидемия, поразившая картофель, то начался страшный голод. Более миллиона человек погибло. Американцы прислали два корабля с пшеницей, чтобы помочь голодающим, но англичане не разрешили им войти в порт: «Как это – бесплатно раздавать еду? Это разрушит экономику!» – говорили они. А я думаю, – Грег значительно выгнул бровь, – просто радовались: вот так они сломят ирландский дух!

 Он повел плечами, то ли от холода, то ли демонстрируя нам, что никакие происки уж его-то духа не сломят, и продолжил:

– Так вот на этом паруснике полтора миллиона ирландцев эмигрировали