Желчный Ангел - Катя Качур

от алкоголизма, – ответила Мира. – По условиям терапии у него отключен телефон. Через месяц вернется.

Марго слово в слово повторила Мирин ответ.

Вадим, со злостью швырнув на пол куртку и кепку, прямо в ботинках прошел в комнату и рухнул на диван.

– Ты и руки не помоешь, чистюля? – удивилась Маргарита.

– Бессмысленно, – произнес хирург, уставившись на двух дебильных крестьян на картине Малевича. – Все бессмысленно.

Три дня Вадим лежал на диване, не реагируя на вопросы Маргоши и жестом выпроваживая ее из комнаты. Пил йогурт, швырял пластиковые бутылки о стену, свисал головой с постели и утыкался взглядом в черную точку от затушенного бычка писателя.

«А ведь он хотел со мной поговорить с глазу на глаз, – думал со злостью, – надо же этой чертовой драке случиться!»

На третий день Марго не выдержала, присела на краешек дивана и погладила хирурга по неопрятной щетине.

– Послушай, любой врач, переживший смерть пациента, проходит пять типов эмоций: шок, отрицание, затем гнев, потом компромисс, депрессию и, наконец, принятие, исцеление. Ты застрял на первых двух стадиях – отрицания и гнева. И направляешь эти чувства на себя, на коллег, на этого мальчика Тимошу, на меня, наконец. Но никто из нас не виноват. Люди умирают.

– Но не под твоим скальпелем, не в твоих руках, – огрызнулся Вадим.

– Но ты сознательно выбрал профессию, связанную со смертью. Да, это удар по твоему самолюбию, по твоей самооценке…

Не успев договорить, Марго соскочила с дивана и отбежала к окну. Слово «самооценка» сработало как разряд молнии. Хирург рассвирепел, подпрыгнул и, разбрызгивая слюни, в ярости заорал:

– Заткнись! Ты знаешь хоть что-нибудь еще, кроме своей безмозглой самооценки? Ты колотишь бабки, произнося этот термин направо и налево! Ты затыкаешь им все дыры! От твоей болтовни людям ни жарко, ни холодно! Был твой сеанс или его не было – никто не умрет! Пустышка!

Марго вжалась в подоконник, будто облитая ледяной водой из брандспойта, и закрыла голову руками.

– Ты прав, – подключила она свой тактичный профессионализм, – моя работа не на самом краю. Но я не раз спасала людей от суицида, не раз возвращала веру в себя, в необходимость жизни…

– Чушь! – выдохнул Вадим. – Те, кто хочет совершить самоубийство, его совершают. А ты работаешь с теми, кто просто бравирует этим понятием.

– Родной, – сменила тон Марго, – ну не надо меня бичевать. Ты думаешь, мне не больно видеть тебя таким? Пожалуйста, давай просто поговорим…

Она вновь подсела к нему и прижалась к заросшей щеке теплой грудью. Хирург расслабился и несмело обнял ее за талию.

– Ия умерла из-за бриллианта, – прошептал он. – Мне было сотни предупреждений. Но я ослеп, оглох, обезумел от чертовых денег.

– Ты о чем? – отпрянула от него Маргарита.

Вадим винтовым движением снял с себя кольцо и со злостью швырнул в стену, вслед за кефирными бутылками.

– Не трожь его! – крикнул он вскочившей было Маргоше. – Это проклятие, это зло! Нужно отдать его… – Он хотел сказать «писателю», но понял, что слишком долго придется объяснять, и вместо этого просто выдохнул. – Ты должна мне верить!

Выслушав сбивчивый рассказ о драгоценном камне, с которого якобы начался финансовый успех, но пропал талант хирурга, Марго долго смотрела на жениха и даже ненароком дотронулась ладонью до его лба.

До их росписи в загсе оставалось две недели. Маргарита решила, что родит от Вадима ребенка, чего бы ей это ни стоило. Хотя еженощные досвадебные попытки успехом не увенчались. Вместе с тем помешательство хирурга на почве смерти пациента ее сильно напугало.

Она проконсультировалась с коллегами и остановилась на версии, что это редкий случай последствий психологической травмы, связанный с переносом вины на неодушевленный предмет.

Марго понаблюдала за Вадимом еще недельку, позадавала разных вопросов и убедилась в его выздоровлении. Хирург же, догадавшись, как напугал невесту своим признанием, поклялся никогда больше не продолжать этого разговора. При том, что он даже не заикнулся о месте нахождения камня, поддерживая легенду о наследстве.

Спустя пару недель, когда Маргоша, прильнув к нему телом, спросила, можно ли ей теперь носить перстень, Вадим просто ответил:

– Как тебе угодно. Но я к нему больше не подойду.

С тех пор эффектное черное кольцо она надевала на большой палец, а для равновесия купила крупный перстень в Мирином стиле на левый безымянный. На правом вскоре у нее появилось широкое обручальное колечко с бриллиантовой дорожкой.

Роспись отметили с Мирой, парой подруг-психологинь и четой Воронковых в ресторане на Пушкинской. Марго была в дорогущем кремовом платье от «Эли Сааб» с хрустальным покрытием и множеством мелких стеклянных пуговичек на спине.

Оплачивая покупку в ГУМе, Вадим усмехнулся: «Это я резать точно не буду!»

Хирург впервые в жизни надел черный смокинг.

– Как-то неприлично, – засмущался он перед зеркалом. – Пижон какой-то…

– Прекрати, ты наконец-то внешне соответствуешь своему интеллекту, – успокоила Марго.

* * *

Как и Вадим в свое время, став хозяйкой бриллианта, она бесконечно всматривалась в парящего ангела. Временами ей казалось, что это просто трещинка в теле камня, но порой, вооружившись микроскопом мужа, она отчетливо видела перья на его крыльях и даже ресницы на глазах.

– Знаешь, я думаю, это не настоящий бриллиант, – говорила она Вадиму, поворачивая кристалл на предметном стекле то вправо, то влево. – Ты ведь не проводил геммологическую экспертизу?

– Нет, не проводил, – хмуро отвечал хирург, которого раздражала ее болезненная влюбленность в камень.

– На реальном алмазе из-за его феноменальной твердости и плотности нельзя нацарапать или выгравировать изображение, – продолжала она, любуясь ангелом.

– Значит, фальшивка, – злорадствовал Вадим.

– В любом случае он завораживает, правда? – не замечая желчную злобу мужа, говорила Маргоша. – Как и подобает произведению высокого искусства…

Вадим уже вышел на работу и по совету главврача решил пока побыть ассистентом. Его операцию разложили по полочкам на городском консилиуме хирургов-эндоскопистов, но все действия Казаченко были признаны выверенными и обоснованными. Тем не менее слух о провальной операции со скоростью эпидемии гриппа разнесся по Москве, и пациентов, желающих попасть под его скальпель, стало в разы меньше. Соответственно, и поток конвертов от благодарных больных сначала превратился в тонкую струйку, затем – в редкие капельки и в итоге просто пересох, как робкий ручеек в пустыне.

Правда, коллеги-хирурги с удовольствием брали Вадима ассистировать, поскольку одно его присутствие несло удачу. Даже самые тяжелые операции проходили без осложнений и безнадежные пациенты шли на поправку.

Воронков хлопал друга по плечу и говорил:

– Не ссы, все наладится. Люди забудут твой промах и ручеек снова наполнится.

Вадим не знал, как реагировать на происходящее, да и к тому же его мозги внезапно переключились на более важное событие.

Спустя пару месяцев после свадьбы Маргарита заявила, что беременна. В конце мая, неожиданно жаркого, раздевшего москвичей до футболок и сандалий, она вышла из ванной с бумажным тестом в трясущейся руке.

– Две полоски, – прошептала Маргоша, кинулась на шею мужа и разрыдалась. – Вадик, это первые две полоски в моей жизни!

Никогда Марго не была столь беззащитной. Заплаканная, босоногая, с растрепанным волосами, во фланелевой сорочке, она напоминала маленькую девочку с плюшевым мишкой в руке. О, как он любил ее в эту минуту! От прилива нежности по щекам побежали не капли – струи. Из-под лопаток с щемящей болью прорезались крылья и подняли его над землей. Вместе с ним над ламинатом парила Марго, красивейшая из женщин, капризная, неприступная, обжигающая, разящая едкими стрелами, но вдруг ставшая покорной, кроткой и бесконечно преданной.

– Моя… моя… моя… – повторял Вадим, целуя ее вкусную макушку, – я счастлив, я бесконечно счастлив…

Трудно сказать, кто больше из них двоих был беременным. Обезумев от радости, хирург не находил себе места. Он тут же договорился с лучшей гинекологической клиникой города, собственноручно готовил сложные завтраки и с ложечки кормил Марго по утрам. Мыл ей ноги, массируя каждый пальчик, хотя ее живот еще не стал больше даже на горошину и она спокойно могла встать на мостик и сесть на шпагат.

Единственной неприятностью, омрачавшей жизнь супружеской четы, стали весьма ощутимый финансовый провал Вадима и странные случаи срыва Маргошиных публичных выступлений и конференций.

Началось с малого. Готовясь к командировке во Владивосток, она уже собирала любимый кожаный саквояж, параллельно изучая программу выступлений, как на ватсап пришло сообщение от организаторов: «Маргарита Александровна, простите. У нас форс-мажор, руководство концертного