Номер Два. Роман о человеке, который не стал Гарри Поттером - Давид Фонкинос

подражать другим танцующим. Его манера двигаться напоминала разговор, перескакивающий с Ницше на рецепт мусаки. На него насмешливо поглядывали, но он этого не замечал. Его план отлично работал: алкоголь полностью его раскрепостил. Он даже пустился в разговор с неким Энцо, который фонтанировал великими артистическими проектами:

– Я поставлю исторический спектакль! О Сопротивлении! И в то же время это будет кабаре… да, с танцами и девочками!

– …

– Он будет называться «Жан Мулен-Руж»![52]

– …

– Тебе нравится? А? А?

Разумеется, Мартин никогда не вспомнит об этой беседе. Через несколько часов он почувствовал, что его мутит. Подошел официант и предложил вызвать такси. Мартин оказался у себя в постели, с синдромом вертолета в голове. Потолок над ним нарезал круги; он кинулся в туалет, и его вывернуло наизнанку. Вылазка закончилась весьма плачевно. Следующее утро ознаменовало начало чудовищного воскресенья. А задумано ведь было во благо. Что на него нашло? Решено: лучше уж пребывать в лагере страдальцев, но трезвенников.

15

Его недавние попытки мало что изменили. Конечно, он способен купить книгу; но это крошечный шажок на желанном пути к выздоровлению. А пока что придется жить, как раньше. Не проходило и дня, чтобы он в тот или иной момент не подумал о Дэниэле Рэдклиффе. Мартин так и не смог преодолеть последствий своего фиаско.

Так прошло несколько месяцев. Мартин все больше времени проводил в музее, без колебаний соглашаясь на сверхурочные часы. И тут произошло нечто, граничащее с чудом. Жаклин Жанен собралась на пенсию. После собеседования при приеме на работу она иногда вызывала Мартина к себе, чтобы расспросить, как идут дела. Но их отношения оставались вполне поверхностными. В музее никто не знал, что Жаклин пятнадцать лет назад потеряла единственного сына в дорожной аварии; она продолжила жить, полностью отрезав часть собственной жизни. Скорее всего, она увидела в Мартине, юноше одновременно серьезном и мечтательном, некое подобие своего ребенка. В любом случае, по ее словам, сомнений быть не могло: он идеальный кандидат, который может сменить ее на посту. Оставалось только убедить директора, который, разумеется, удивился подобному выбору:

– Послушайте, Мартину Хиллу двадцать лет. Я бы с радостью к вам прислушался, но мне кажется, что для такой должности нужен кто-то более зрелый.

– За тридцать лет я никогда ни о чем не просила, как вам отлично известно. Можете мне поверить, Мартин создан для этого поста. Он блестящий молодой человек.

– Не сомневаюсь. Я видел в его резюме, что у него диплом с оценкой «очень хорошо». Кстати, вы не знаете, почему он не продолжил учебу?

– Думаю, он пишет роман…

– А, понятно… Но это ничего не меняет. Ему не хватает опыта.

– Господин Лойретт[53], я прекрасно вас понимаю. Разумеется, решать вам, но почему бы не установить ему испытательный срок. И если он не подойдет, вы выберете другую кандидатуру.

– …

– Я прошу вас о личном одолжении.

– Ладно… Ладно… Хорошо, так и поступим.

– Спасибо. Вы не пожалеете.

* * *

И все в действительности так и случилось. Жаклин выдержала бой за Мартина. Не выдвигая свою кандидатуру, даже не пройдя собеседование, он оказался вознесен на руководящий пост. Ему поднесли на блюдечке новую роль. И очень быстро директор пришел к выводу, что настойчивость Жаклин была вполне обоснованна. Все хвалили невероятную способность нового кадровика выбрать правильных кандидатов и ими руководить. Мартин Хилл лучше всех умел распознавать влияние сумеречных сил.

* * *

Мартин хотел поблагодарить Жаклин, пригласив ее на обед, но она сразу же переехала куда-то на юг. С этого времени они разве что обменивались дружескими посланиями, поздравляя друг друга с днем рождения или с Рождеством, но ничего более. Она осталась доброжелательным присутствием в его жизни – словно ангел пролетел. И ее взгляд, обнаруживший в нем неожиданные достоинства, обернулся для Мартина великим благом. Прежде чем покинуть музей, она даже сказала ему: «Не забудьте, что я в вас верю…» Эти слова долго звучали обещанием некой силы. Мартин все эти годы думал, что мучается из-за победы Другого, но настоящим наваждением стала его собственная несостоятельность. Целое десятилетие он провел в самоуничижении, целое десятилетие он убеждал себя, что его жизнь потерпела неудачу, потому что он сам неудачник. Поразительное великодушие Жаклин Жанен внушало ему веру в себя. Конечно, родители дали ему много любви. Но тут-то речь шла о постороннем человеке. О человеке, не имевшем перед ним, если можно так сказать, никаких эмоциональных обязательств.

16

А вдруг выходом была любовь? Чувствовать себя желанным, ценимым, любимым – может, в этом и заключается противоядие от одержимости собственным провалом? Но тогда он должен найти женщину, которая сумеет залечить раны его сердца. И он пустился на поиски этой женщины. Естественно, он попытался восстановить отношения с Матильдой, но та о нем и слышать не хотела. Тогда он принялся разглядывать посетительниц музея, записался на сайты знакомств, приобрел привычку медленно слоняться по улицам. Но ничего не помогало; ни единой встречи на горизонте. Мартин совсем забыл об одной существенной детали: как известно, чтобы обрести любовь, нужно перестать ее искать. Ему на глаза попала реклама какой-то ясновидящей, и он решил ее посетить. Та сделала очень глубокий вдох, как будто рисковала задохнуться, заглянув слишком глубоко в себя, чтобы разглядеть будущее, и в конце концов заявила:

– Вы встретите ее на кухне…

Мартину захотелось узнать побольше, но это оказалось единственным, что открылось взору сей дамы. Лаконичная и загадочная информация тем не менее обошлась ему в сотню евро.

17

Его новые обязанности директора по подбору персонала Лувра состояли в том, чтобы выбирать смотрителей в залах. Какая ирония! Ведь он сам столько времени мучился оттого, что был отвергнут. Конечно, ставки были не так высоки; должность музейного смотрителя и рядом не стояла с главной ролью во всемирно известном фильме. Многие соискатели, особенно студенты, просто хотели подзаработать. Но очень скоро Мартин поразился одной особенности, о которой раньше даже не подозревал: он не единственный, кто ищет в музее убежища. В точности как он сам, некоторые мужчины и женщины приходили сюда в надежде укрыться от ран современности. Больше того, он оказался лицом к лицу с целой армией Номеров два.

Среди претендентов ему встретился писатель, вышедший в финал Гонкуровской премии 1978 года. В тот год премию получил тридцатитрехлетний Патрик Модиано за свой шестой роман «Улица Темных Лавок». С тех пор лауреату сопутствовали успех за успехом и он завораживал толпу, появляясь в телепередачах Бернара Пиво[54]. Для проигравшего слава