Привет, красавица - Энн Наполитано

Уильям недвижимо сидел на скамье. Солнце скрылось, жара спала. Он думал о порванных связках, сотрясениях мозга, пяточных болях, вывихнутых суставах и чувствовал, что не может шевельнуться. Допущена страшная оплошность, которую уже не исправишь. В сгустившейся темноте, не позволявшей видеть дальше вытянутой руки, Уильям пошел домой. Джулия встретила его как обычно. Значит, с факультета никто не звонил, пытаясь его разыскать. Уильям подумал, не сказать ли жене о том, что случилось. Джулия легко решала всякие проблемы, подобная ситуация для нее просто семечки. Наверняка она скажет, что утром надо позвонить на кафедру, принести извинения и все уладится. Но, похоже, ей уже неинтересно искать ответы на его вопросы. Она не поймет, зачем Уильям пошел в спортзал, поскольку знать не знала о его работе в команде. Кроме того, стыдно признаться, что средь бела дня он уснул на скамье. Это кем же надо быть? И что подумал старик-профессор, глядя на спящего соседа?

— С тобой все хорошо? — перед сном спросила Джулия.

— Да, абсолютно, — сказал Уильям.

Ночью он то и дело просыпался от малейшего хныканья Алисы, сердце его стучало молотом. Неотвязная мысль «Чем я занят?» затмевала недавнее происшествие, погружала в безотчетную панику. Утром он встал рано и, открыв дверь, поднял с коврика две ежедневные газеты, местную и общенациональную. «Наступил новый день», — сказал себе Уильям, решив, что расскажет жене о вчерашнем казусе. Он представил ее прежней, еще не родившей и не разочаровавшейся в нем. Былая Джулия обняла бы его и научила, что делать. Превозмогая головную боль, он подумал, что, может быть, та давняя Джулия услышит его зов и выступит из тени прошлого, почувствовав его отчаяние.

Уильям пробежал глазами передовицу местной газеты. Он уже хотел пройти в кухню, но в нижнем углу страницы увидел фотографию старика-профессора. Заметка извещала, что вчера вечером тот умер от обширного инсульта. В некрологе говорилось о его заслугах и широко известной книге, посвященной Второй мировой войне. «Умер…» — беззвучно проартикулировал Уильям, и слово это вцепилось в него, точно якорь в песчаное дно. Пустота, возникшая в животе, противной слабостью разлилась по всему телу. Уильям понимал, что надо встряхнуться, прийти в себя, но на это не было сил, он так и стоял на пороге, сжимая в руке газету.

С ней же он вышел из дома. В следующие пять дней Уильям покидал квартиру в обычное время, взяв пакет с сэндвичами, учебники и конспекты. Минуя библиотеку, он шел прямо в спортзал. Стараясь никому не попасться на глаза, недолго наблюдал за тренировкой, потом исчезал. Двор и скамью, на которой сидел с профессором, обходил стороной. Разглядывая незнакомцев, фиксировал их душевные травмы. К факультету не приближался, но мысленно отмечал, словно делая запись в журнале посещений, что пропустил вторую, а затем и третью лекцию. Он не явился на встречу с научным руководителем, но отчетливо представил глубокое недоумение в глазах преподавателя, напрасно дожидавшегося аспиранта. Профессор с галстуком-бабочкой, безоглядно любивший историю, просто не мог постичь такого равнодушия к своей науке.

Уильям уже был не в состоянии пробиться к той части своего «я», что изучала даты, государственных деятелей и критические моменты, когда будущее мира висело на волоске. Мысль о том, чтобы целый час разглагольствовать в заполненной студентами аудитории, казалась совершенно невыносимой. Даже покупая сэндвич с лотка, он так мямлил, что ему приходилось трижды повторить заказ, прежде чем его услышат. Прикрыв глаза, Уильям вспоминал свои заметки о травмах игроков, карандашные наброски локтевых и коленных суставов. Когда тот новичок с детским лицом сказал о колотой ране, изумленный Уильям в первый момент подумал о поножовщине.

Домой он возвращался в обычный час, Джулия смотрела на него с легким любопытством, но вопросов не задавала. Уильям кожей чувствовал, что жена не хотела бы знать о последних событиях. Он был готов попросить прощения за полное свое несоответствие образу мужа, запланированному ею на заре их супружества, но понимал, что извинения еще больше ее раздражат. Уильям сидел с пакетом замороженного горошка на колене, нывшем после целого дня ходьбы. Отчасти он был рад, что с факультета еще не звонили, но сознавал, что их брак с Джулией доживает последние дни, и не желал его продолжения. Когда жена подставляла щеку для поцелуя, он пытался вызвать в себе былое чувство к ней, возникавшее в постели. Уильям все еще притворялся мужем, но силы его кончались, время истекало. И вот час пробил. На седьмой вечер, когда Уильям, ковыряя вилкой куриное филе, беззастенчиво врал о том, как прошел его день, выяснилось, что Джулия знает правду. По крайней мере, часть правды.

— Объясни, почему ты пропустил занятия. — Она сверлила его взглядом. — Где ты был?

Уильям подвел всех: жену, научного руководителя, студентов. Он вспомнил себя в юности, когда история привлекла его своим умением разъяснить причину и следствие: сделаешь это — получится вот что. Но он оказался бракованным механизмом, в котором барахлили причинно-следственные рычаги.

— Прости, что не оправдал твоих ожиданий, — сказал Уильям.

— Теперь я вообще ничего не понимаю. — К смятению в тоне Джулии добавилась злость. Она терпеть не могла неожиданностей, наделявших ощущением, что земля уходит из-под ног.

— Я знаю.

Разумного объяснения не имелось, Уильям себя чувствовал насквозь фальшивым, лжецом и притворщиком. Отъехав на стуле от стола, он встал, прошел в спальню и достал из шкафа рюкзак. Хотел было упаковать рукопись, но раздумал. На случай холодной погоды взял свитер. В ящике комода отыскал старый бумажник, вынул из него чек, вписал имя жены. Из блокнота Джулии на прикроватной тумбочке вырвал листок, поспешно накорябал несколько строк, не обдумывая их и не перечитывая написанное.

Вернулся в гостиную и протянул чек Джулии.

— Что это? — Она не сводила взгляда с лица мужа. — Что происходит? — Не дождавшись ответа, посмотрела на чек. — Десять тысяч? От твоих родителей?

— Обналичь его, деньги твои, — сказал Уильям, отдал сложенную записку и вышел из квартиры.

Позже он сообразил, что не попрощался с Алисой и даже не вспомнил о ней. Джулия что-то крикнула ему вслед, но он, не останавливаясь, спустился по лестнице.

В тот вечер время вело себя странно. Уильям шел и шел, покуда не очутился на берегу озера Мичиган. Оно неизменно заявляло о себе, мелькая меж деревьев или просматриваясь из окон университетского городка, но Уильям никогда не подходил к нему намеренно. Озеро напоминало ему о родном Бостоне, омываемом пенистым океаном. Казалось недоразумением, что неохватная глазом