Шоссе Линкольна - Амор Тоулз

Эммет стоял в нерешительности, и нищий подъехал к нему.

— Ты хочешь заскочить на товарный до Нью-Йорка. Верно?

Эммет изобразил легкое удивление.

— Я лишился ног, но не ушей. Ты слушай — если хочешь заскочить на товарный, ты не тех спрашиваешь. Джексон не затопчет тебе ботинок, если он загорится. И, как сказал Арни, он только сцепляет их. Это дело важное, да, но касается только того, как едет поезд, а не куда едет. Так что Джексона и Арни бесполезно спрашивать. Бесполезно. Если хочешь узнать, как вскочить на поезд в Нью-Йорк, спрашивать надо меня.

На лице Эммета, должно быть, выразилась недоверчивость, потому что нищий улыбнулся и показал большим пальцем себе на грудь.

— Я двадцать пять лет проработал на железной дороге. Пятнадцать лет тормозным кондуктором и десять — на сортировочной, здесь, в Льюисе. Как, по-твоему, я лишился ног?

Он с улыбкой показал на культи. Потом окинул взглядом Эммета, приветливее, чем молодой рабочий.

— Сколько тебе — восемнадцать?

— Да, — сказал Эммет.

— Веришь или нет, я кататься начал, когда был моложе. Тогда до шестнадцати лет не брали на работу. Ну, может, в пятнадцать, если вышел ростом.

Калека покачал головой с грустной улыбкой и откинулся на спинку, как старик в любимом кресле у себя в гостиной.

— Начинал я на Южно-Тихоокеанской, проработал семь лет на юго-западном участке. Потом восемь лет на Пенсильванской железной дороге — самой большой в стране. В те времена я больше времени ездил, чем сидел на месте. До того доходило, что утром, когда слезешь с кровати, весь дом как будто едет под ногами. Иду в уборную — за мебель хватаюсь.

Он засмеялся и покачал головой.

— На Пенсильванской. На Берлингтонской. На Объединенной Тихоокеанской. На Большой Северной. Все железные дороги изъездил.

Он умолк.

— Вы говорили насчет поезда в Нью-Йорк, — мягко напомнил Эммет.

— Точно. «Большое яблоко». А ты уверен насчет Нью-Йорка? С этой товарной станции ты можешь отправиться куда в голову взбредет и даже в такие места, о каких и не думал. Флорида. Техас. Калифорния. В Санта-Фе, например. Бывал там? Какой город! В это время года днем там тепло, а ночью холод, и сеньориты такие приветливые, каких мало где встретишь.

Он рассмеялся, а Эммет забеспокоился, что разговор ушел в сторону.

— Когда-нибудь с удовольствием съезжу в Санта-Фе, — сказал Эммет. — Но сейчас мне надо в Нью-Йорк.

Нищий перестал смеяться и сделался серьезен.

— Да, такая вот штука — жизнь. Мечтаешь поехать в одно место, а должен ехать в другое.

Он посмотрел налево и направо и подъехал поближе.

— Я слышал, ты спросил Джексона насчет вечернего поезда в Нью-Йорк. Значит, будет «Эмпайр спешиал», он отбывает в час пятьдесят пять. Это красавец. Идет девяносто миль в час, всего шесть остановок, в пути меньше двадцати часов. Но если хочешь попасть в Нью-Йорк, тебе не надо на «Эмпайр спешиал». Потому что в Чикаго к нему цепляют вагон с облигациями на предъявителя для Уолл-стрита. И в нем не меньше четырех вооруженных охранников, и когда они решат тебя ссадить, они не будут ждать до станции.

Он посмотрел в небо.

— Теперь «Уэст коуст перишеблс». Он проходит Льюис в шесть утра. Поезд неплохой. Но в это время года он полон под завязку, а тебе надо вскочить в него при свете дня. Так что «Перишеблс» тебе тоже не годится. А нужен тебе «Сансет-ист», он проходит здесь вскоре после полуночи. И я тебе точно объясню, как на него впрыгнуть, но сперва ответь мне на один вопрос.

— Спрашивай, — сказал Эммет.

Нищий улыбнулся.

— Какая разница между тонной муки и тонной крекеров?

* * *

Вернувшись на вокзал, Эммет с облегчением увидел Билли на прежнем месте — на скамье, мешок рядом, большая красная книга на коленях.

Когда Эммет подсел к нему, Билли, слегка волнуясь, спросил:

— Ты придумал, на каком поезде мы поедем?

— Да, Билли. Но он отходит вскоре после двенадцати ночи.

Билли одобрительно кивнул, как будто вскоре после двенадцати — это то, что нужно.

Эммет снял с руки часы брата.

— Держи.

— Нет, — сказал Билли. — Теперь ты носи. Тебе надо следить за временем.

Надевая часы, Эммет увидел, что уже почти два.

— Есть хочу, — сказал он. — Пойду посмотрю, нельзя ли чего прихватить.

— Не надо ничего прихватывать, Эммет. У меня есть еда.

Билли полез в мешок и вынул свою фляжку, две бумажные салфетки и два сэндвича в пергаменте с четкими краями и углами. Эммет улыбнулся, подумав, что Салли заворачивает сэндвичи так же аккуратно, как застилает кровати.

— Один с ростбифом и один с ветчиной, — сказал Билли. — Я не мог вспомнить, что ты больше любишь — ростбиф больше ветчины или ветчину больше ростбифа, и мы решили взять и такой, и такой. Оба с сыром, но майонез только с ростбифом.

— Я беру с ростбифом, — сказал Эммет.

Братья развернули сэндвичи и откусили по солидному куску.

— Да здравствует Салли.

Разделяя чувства Эммета, Билли посмотрел на него, но с некоторым недоумением: к чему это сказано? Вместо объяснения Эммет поднял сэндвич над головой.

— А, — сказал Билли. — Они не от нее.

— Не от нее?

— Они от миссис Симпсон.

Эммет замер на секунду с поднятым сэндвичем, а Билли откусил от своего.

— А кто это миссис Симпсон?

— Добрая леди, сидела рядом со мной.

— Сидела рядом здесь? — Эммет показал на свое место на скамье.

— Нет, — сказал Билли и показал на место справа от себя. — Сидела рядом здесь.

— Это она сделала сэндвичи?

— Она купила их в кафетерии и принесла сюда, потому что я сказал ей, что мне нельзя уходить.

Эммет опустил руку с сэндвичем.

— Билли, нельзя брать еду у незнакомых.

— Но я не брал, когда мы были не знакомы. Я взял, когда мы подружились.

Эммет на секунду закрыл глаза.

— Билли, — начал он как можно мягче, — ты не можешь подружиться с кем-то только потому, что поговорил с ним на вокзале. Даже если вы час просидели рядом на скамейке, ты едва ли что узнаешь об этом человеке.

— Я много знаю о миссис Симпсон, — поправил его Билли. — Я знаю, что она выросла около Оттамвы в Айове на такой же ферме, как наша, только на ней выращивали одну кукурузу и она не была заложена. А у нее две дочери, одна живет в Сент-Луисе, а одна в Чикаго. И которая живет в Чикаго, ее зовут Мэри, она должна родить. Своего первенца. Поэтому миссис Симпсон и оказалась на вокзале, чтобы ехать