Заводские настройки - Александра Ручьева

– А Юра что?

– Он схватил куб, забегал: «Я щас пойду печки включать»! И тут развернул бумажку и взревел. Он же её для опыта какого-то положил. Не помню, правда, для какого. Что-то его там Наталь Сергевна запрягла. С утра рассказывал. Только убежал потом куда-то.

– Он ко мне побежал, – пробормотала Тася краснея. – Это ж я образец Саше принесла.

– Во-во. – Валерий Александрович закивал. – Ох, баламутка! Пойду я, Тась. Бывай.

Электрик свернул в ближайший переулок. И что это было? Какое ему-то до неё дело? Таисия следила за тем, как кудрявая пелена деревьев скрывает его грузную фигуру. Голова разболелась от жары и работы. Казалось, что Валерий Александрович просто растворился в зелени. Пускай, лишь бы подальше.

Бесконечная рутина едва не приняла Таисию в свои волны, закрутив в водовороте событий, когда один жаркий июльский день бросил спасательный круг. Но при этом на борту корабля памяти оставалось одно слово: «капёж!».

Звезда во лбу

«Кто придумал этот чёртов график?» Неделя в дневную, с утра. Неделя в вечернюю, до полуночи. Стандартная такая смена в восемь часов. «И никакого режима, мать его!» – мысленно возмущался Артём, токарь пятого разряда. За двадцать лет трудового стажа на заводе он успел повидать разные комбинации рабочего графика. То пятидневка в сорок часов, то двенадцатичасовые смены.

А ещё порой зарплату задерживали. Или выдавали талоны, которые можно было обменять на товары в специальном магазине. Не завод, а сказка! Артём даже уходил в газовую службу, надеясь нормально зарабатывать, но там не сложилось и пришлось вернуться.

Цеховые рабочие всегда трудились посменно – так заведено испокон веков. Нормы времени смен рассчитаны по Трудовому кодексу. В стародавние времена вообще работали от зари до зари и как-то жили без норм этих. Но сейчас хотя бы есть выходные. Это чудесное сладкое слово. Артём любил в выходные выйти на пробежку или сходить в маленький поход, побыть на природе. День за днём, смена за сменой он ждал, когда же наконец придёт суббота.

Серый март плавно катился к финалу. Артём с коллегами подтягивались на смену. Они будто проходили полосу препятствий: то перескакивали, то обходили многочисленные лужи. Львы с ограды стадиона следили за прохожими, мечтая когда-нибудь так же прогуляться. Они бы приветственно зарычали, но голоса их переплавили в олимпийские кольца, висящие рядом. А на небе за рабочими следовали ватные облака.

Производство работало как часы. Детали крутились на станках, документы составлялись и подписывались. Планы писались, корректировались, утверждались. Заводчане, словно муравьи, сновали туда-сюда между цехами. Только управление со стороны выглядело спокойно и монументально. Этот вид обманчив: именно там решались судьбы рабочих.

Что делать, если сменное задание неподъёмное? В прямом смысле слова. Детали крупные, изготовить необходимо внушительную партию. И вроде действия повторяются, а руки-ноги болят. Стоять у станка несколько часов. Иногда тело может подводить. А если хочется спать?

Артёму спать хотелось каждую смену. Ни опыт, ни правильный режим дня не помогали. Шутка ли: неделя в дневную, неделя в вечернюю. Тут не только спать захочешь, но и здоровье потеряешь.

А со здоровьем у Артёма сложности. На пробежках стало тяжело поддерживать заданный темп, иногда немели руки. И сходить бы к врачу, только всё времени не находилось: то работа, то сад, то вылазка в лес.

Наверное, отпуск спас бы его от неминуемого переутомления. Артёму полагались двадцать восемь дней, и он всегда старался брать их летом целиком, чтобы успеть пройти поход. Поначалу всё получалось: Артём приносил руководству письма из областной Федерации туризма – его отпускали. Но потом начались конфликты с начальством, и отдыхать в желаемое время с каждым годом становилось труднее. Сальников, начальник ремонтно-механического цеха, считал, что летом в отпуск должны сходить все сотрудники. Ещё ему не нравилось, что месяц хорошего работника нет на месте. Артём пытался выбить желанные дни, шёл напролом, но с руководством шутки плохи.

В их цехе касок не выдавали. Не положено, ведь местные краны перевозили небольшие грузы. Время от времени попадались детали покрупнее, как из кузнечно-прессового. Там и прохладнее было, чем в КПЦ. Печей нет, горячего металла нет. Тихо, спокойно, никто не стучит. Только краны скрипят под потолком.

Станки, высотой по пояс рабочему, стояли на полу. Но всё равно простым посетителям цеха лучше ходить по дорожкам, специально размеченным между оборудованием. Технику безопасности никто не отменял. Она написана кровью. За инструктаж по охране труда рабочие расписывались в специальных книжечках. А вот читал ли кто сами правила?

Любой токарь всегда руководствовался чертежом и технологическим процессом, а также сменным заданием. Важно было не только уметь читать чертежи, но и правильно их составлять. Здесь необходим диалог производства и инженеров. Справлялись. Конструктор деталь рассчитал, нарисовал. Технолог техпроцесс расписал. Мастер распределил задания. Оставалось сделать, а уж как – не их забота. Только контроль. Всё по технологии.

Артём застегнул тёмно-синюю спецовочную куртку на все пуговицы, чтобы ни одна стружка не попала на кожу. «Надо бы спецовку забрать постирать, совсем грязная», – думал токарь, поправляя кепку. В спецодежде для токарей никаких головных уборов предусмотрено не было, но в последние годы Артём полюбил работать в кепке с коротким козырьком, пряча под неё копну жёстких волнистых волос. Так он готовился вытачивать очередную деталь. Длинные такие цилиндры, крупные, ставились на станок при помощи крана. Их уже обточили до Артёма, требовалось только оторцевать. То есть торцы сделать плоскими и гладкими.

На торцах оставалась бобышка – маленький выступ в центре, чтобы крепить детали во время других операций. Артём уже срезал несколько бобышек. Движения отрабатывались до автоматизма годами, рабочий ритм найден. Раз, два, три, четыре…

Артём закрепил очередную заготовку в станке. Привычно запустив машину, задав необходимые параметры, продолжил работу. Вернее, попытался.

Зажимавшие заготовку кулачки станка не выдержали. Цилиндр на огромной скорости вылетел оттуда прямиком Артёму в переносицу. Артём попятился и врезался в угол стеллажа с инструментами. По голове будто ударил многотонный молот. А по лицу текло что-то вязкое. Кажется, нос разбит. Мир покачнулся и поплыл, закручиваясь воронкой. Заготовка же отлетела метра на три от станка.

Оторвавшись от стеллажа, Артём медленно побрёл в здравпункт. Там он был частым гостем: стружка нередко прилетала ему то в лицо, то под спецовку. Артём не унывал: подумаешь, очередная царапина или шрам, заживёт. И не он один. Коллеги так свыклись с ежедневной опасностью, что просто принимали её как данность в