ПРОСНИСЬ! у(дис)топия - Борис Акунин

термосе из нержавеющей стали. Цена вопроса оказалась не столь уже велика — 200 тысяч франков плюс ежегодная абонентская плата.

Елену пустили в хранилище. Она постучала по гладкой, звонкой стенке. Прошептала: «Подожди. Я скоро».

И занялась второй половиной плана, более сложной. Но она всё продумала и придумала.

В передовой стране Швейцарии есть закон об эвтаназии, однако юридической процедуры, по которой здоровую женщину можно было бы закатать в консерву, конечно, не существует. Пришлось проявить смекалку.

В коробочке с чудо-лекарством от страха имелась инструкция по употреблению. Самое главное, говорилось в бумажке, правильно рассчитать дозировку. И приводилась формула: вес, возраст, пол, наличие или отсутствие кардиозаболеваний. Если будет передоз, желудок исторгнет лекарство — просто вырвет, и останешься жив. Если же дозировка недостаточна, то прекратит функционировать мозг, но сердце не остановится, и человек превратится в овощ. То самое, что требуется.

Елена составила завещание с подробнейшими указаниями, положила копию на тумбочку у кровати, для верности еще один экземпляр отправила обычной почтой в полицию. Душеприказчиком назначила семейного адвоката Майка, надежного, как швейцарские часы.

Аккуратно, по формуле, высчитала недодозу. Без сожаления, даже без особенного интереса посмотрела на стены, в которых так долго и счастливо жила. Залпом выпила раствор, легла в кровать и еще успела предвкушающе улыбнуться, а потом сверху вниз будто опустилась черная штора, …

SWEET DREAM

3. ПРОБУЖДЕНИЕ

… чтобы немедленно, прямо в следующую секунду опять подняться. Даже сквозь сомкнутые веки было видно, что светит яркое солнце.

Блин, неужели я недосыпала порошка и просто продрыхла до утра, подумала Елена. Жутко испугалась: письмо-то уже в полиции!

— Проснись! Проснись же! Давай-давай, Sleeping Beauty, открывай глазки, — послышался голос, самый лучший на свете.

Елена поняла, что спит, и велела себе ни в коем случае не просыпаться.

Но теплая рука легонько коснулась щеки, погладила.

— Просыпайся, просыпайся. Всё хорошо.

Над ней склонялся Алик. В его глазах стояли слезы, но губы улыбались. Лицо изменилось. Стало моложе и свежее — как десять или даже пятнадцать лет назад.

— Ты моя спасительница, — сказал Алик. — Ты всё гениально придумала. Мы живы и мы снова вместе… — Помахал у нее перед носом рукой. — Алё, гараж! Глазами бессмысленно не хлопать. Врачи обещали, что когнитивные функции при пробуждении включатся сразу. Даром я что ли заплатил полмиллиарда юнитов?

— Полмиллиарда чего? — спросила Елена.

Кажется, она находилась в больничной палате. Всё вокруг было белое, но она толком не рассмотрела. Не могла отвести взгляд от лица Алика.

— Молодец, начинаешь с правильного вопроса. Узнаю супругу инвестора, — засмеялся муж. — Юнит — единая всемирная денежная единица. Всё нормально. У меня, когда разморозили, тоже было ощущение, что я вот только что, секунду назад ощутил боль в груди, отключился — и вдруг сразу оказался на госпитальной койке. Прошло время, моя Ореа Элени. Очень много времени.

— Мы в будущем? — прошептала она.

— Быть в будущем невозможно. Мы здесь и сейчас. Но по сравнению с твоей отправной точкой, 2025 годом, конечно мы в будущем. Ты вот что. Лежи, моргай, а я коротко введу тебя в курс обстоятельств. Только поцелую сначала.

Он наклонился, нежно поцеловал ее в губы. Только теперь Елена поверила, что всё на самом деле, всё по-настоящему. Когда Алик ее целовал, это всегда было по-настоящему.

— Я тут без тебя уже давно груши околачиваю, — стал он рассказывать, по-прежнему склоненный к ней, глаза в глаза. — Мой случай был проще твоего. Медицина научилась гарантированно воскрешать инфарктников три года назад, а я был в очереди ветеран, в самой первой сотне. Но регенерация таких, как ты, инвалидов мозга находилась на стадии лабораторных исследований. Хрен знает, сколько они бы продлились, может лет десять или двадцать, но так долго я без тебя жить не хотел. Короче, проспонсировал процесс, стал всех гонять в хвост и в гриву — ну ты знаешь, как я умею. И вуаля: мою спящую царевну пробудили.

— Проспонсировал? — переспросила Елена. Мысли были какие-то примороженные, и язык немножко деревянный, как после анестезии у дантиста.

— Ага. Мы с тобой жутко богатые. Я тогда очень правильно сделал, что вложился в акции компании, разрабатывавшей аккумуляторы солнечной энергии. Пока я дрых, портфель подорожал в сто семьдесят раз. Так что отбашлять полъярда юнитов здешней клинике проблемы не составило. Можно было тебя пробудить еще два месяца назад, но я заказал, пока ты всё равно в отключке, заодно сделать тебе полный тюнинг. Поменяли суставы, пересадили печень — твоя оказалась так себе. Мыщцы подтонировали. Пошевели руками-ногами. Чуешь? Как в молодости, да?

Действительно, тело было будто налитое, никакого онемения. Елена пощупала живот — упругий, твердый, как в тридцать лет. Провела по шее, подбородку — кожа гладкая.

— А я, когда очнулся, еле двигался. Пришлось сделать пару операций, пройти курс физиореабилитации и прочее. Ты же, мне обещали, соскочишь с койки, как мячик. Ну-ка, Элени, оп-ля!

Он встал, сдернул одеяло, и Елена без труда села, спустила ноги на пол. Легко поднялась.

Господи, давно она себя не чувствовала такой молодой!

— Значит, я пролежала в отключке годы? — спросила она. Ужасно это было странно. — И всё в мире, конечно, переменилось?

— Всё. Я тут давно обжился, так что сделаю тебе полный доклад. Расскажу-повожу-покажу. С чего бы начать? Нет, давай так. Ты спрашивай, а я буду отвечать. Что тебя интересует в первую очередь?

Елена, приподняв верх пижамы, всё любовалась на свой помолодевший живот. Пощупала грудь. Фига себе! Уже ради этого стоило несколько лет поплавать в жидком азоте.

— Что с войной? — спросила Елена. — Она закончилась?

Алик удивился.

— С какой войной?

— Как это «с какой»? С российско-украинской. Когда я отчалила, всё было очень плохо. Я думала, если больше в этот мир не вернусь, то и черт с ним, не больно хочется.

Он наморщил лоб.

— А-а, ты вот про что. Сейчас вспомню, чего там было…

Теперь уже она уставилась на него в удивлении. В жизни, оборвавшейся в тот холодный весенний день, они говорили о войне всё время, это была ежедневная, главная тема.

— Как можно про такое забыть? Ты каждое утро, просматривая новости, хватался за сердце! Этим, наверно, и довел себя до инфаркта!

— Золотая-серебряная, да это древняя история. Знаешь, какой тебе надо было задать первый вопрос? «В каком мы сейчас году?»

— И в каком же?

— В две тысячи сто шестом. Ты отсутствовала больше восьмидесяти лет. Нет давно никакой Украины. И России нет.

— Как это нет?