От первого лица - Александр Николаевич Житинский

уже подумал, что его опять в кооператив не приняли. Оказалось, нет.

— Вот такие дела, Петр Николаевич,— сказал шеф.      .

Это мне еще больше не понравилось. Обычно он ко мне обращается менее официально.

Шеф достал из портфеля папку, а из нее вынул бумаги. Я сразу же заметил сверху письмо со знакомым фиолетовым почерком. И конверт был такой же: «Поздравляем с днем Восьмого марта!» А дело, между прочим, было в сентябре. На этот раз к письму была подколота бумага из газеты. Не считая институтских резолюций. Только они были уже в повышенном тоне.

Шеф молча положил это все передо мной и стал курить. Я чувствовал, что он медленно нагревается. Как паровой котел. Потом он подскочил и ударил кулаком по столу, отчего фиолетовые буквы письма прыгнули куда-то вбок.

— Поразительно! — закричал шеф. — Мракобесие! Алхимией заниматься я не желаю!

— Ничего, Виктор Игнатьевич,— сказал я.— Это тоже полезно. Вы только не волнуйтесь, я все сделаю.

— Вы уж, пожалуйста, Петя,— попросил шеф.— И ответьте как-нибудь мягче. Пообещайте ему что-нибудь.

— Посмертную славу,— предложил я.

— Ни в коем случае! — испугался шеф.— Пообещайте ему какой-нибудь прибор, что ли? Амперметр, к примеру... О господи! — И шеф нервно забегал по лаборатории. Он всегда принимает все близко к сердцу. Так он долго не протянет.

В письме из газеты указывалось на недопустимость пренебрежительного отношения к письмам трудящихся. Оказывается, нужно было проверить самим эффект Брумма, а не ссылаться на какого-то Максвелла.

— Брумм-брумм-брумм...— запел шеф на мотив марша.

— Он тут Энгельса цитирует,— заметил я, ознакомившись с письмом Василия Фомича в газету.

— Брумм-брумм-брумм,— еще громче запел шеф.

Я отложил свой эксперимент и занялся опытом Василия Фомича. Прежде всего предстояло достать свечку. Гена посоветовал купить в магазине, а Саша Рыбаков — в церкви. Церковь к нашему институту ближе, чем магазин, поэтому я направился туда.

У церквей странное расписание работы. Иногда они закрыты весь день, а иной раз работают даже ночью. Мне повезло. Церковь функционировала. У входа какая-то старушка торговала свечками. Свечки были тонкие, как макароны, и дорогие. Я купил пять штук, и старушка меня перекрестила. Видать, я ей понравился.

С подковой дело обстояло хуже. Я просто не знал, где в городе можно достать качественную подкову. Позвонил в справочное бюро. Меня там обругали, сказали, чтобы я не хулиганил. Тогда я заказал подкову в механической мастерской. Дядя Федя, наш стеклодув, нарисовал мне по памяти эскиз. Он у нас родом из деревни. Я перечертил по всем правилам в трех проекциях, и в аксонометрии тоже. Все честь честью. Выписал наряд и стал ждать.

Три дня я бегал в мастерскую, интересовался заказом. Наконец подкова была готова.

— У тебя конь-то что, одноногий? — спросил слесарь.

— Остальные у него протезы,— сказал я.

— Кобыла или жеребец?

— Скорее, жеребец.

— Жалко животное,— сказал слесарь.

Я принес подкову на кафедру и принялся готовить опыт. Народу набежало очень много. Шеф, чтобы не волноваться, ушел в библиотеку. Я чувствовал, что он не совсем уверен в результате. Лисоцкий ходил и иронизировал насчет подковки. Однако к схеме приглядывался очень внимательно. Это я отнес за счет его природной любознательности.

Я укрепил подкову на штативе, припаял к ней провода, подсоединил амперметр и зажег свечу. Все это напоминало венчание. Со свечой в руке я походил на жениха. На месте невесты стоял Лисоцкий.

— Надо спеть аллилуйю,— предложил Рыбаков.

Я поднес свечечку к подкове и начал нагревать. Стрелка прибора дрогнула и подвинулась на одно деление.

— Термоэлектрический ток,— констатировал Лисоцкий.

Ну это я и сам знаю. Никаким Бруммом и не пахло. Я извел три свечки, нагревая подкову в разных местах. Она потеряла прежний блеск, закоптилась и выглядела жалко. Получилась какая-то бывшая в употреблении подкова.

— Ни хрена,— сказал Саша Рыбаков и вернулся к своим приборам.

— И должно быть ни хрена,— раздался сзади голос шефа. Он незаметно подошел и наблюдал за опытом.

— Дайте паяльную лампу,— сказал Лисоцкий.

— Не мешай эксперименту! — сказал шеф.

— Дайте лампу! — закричал Лисоцкий.

Ему дали лампу, и он в течение десяти секунд нагрел подкову добела. Провода от нее отпаялись, а результат был тот же.

— Не та подкова,— заявил Лисоцкий.— Суррогат, а не подкова. Нужно настоящую, с коня. С копыта, так сказать!

— Хватит! — сказал шеф.— Петя, пишите вежливое письмо. Приложите схему опыта. Пообещайте амперметр. Не забудьте написать «с уважением». Это преступление!.. Убить неделю на какого-то Брумма! А если этот Фомич заявит завтра, что земля имеет форму бублика? Мы это тоже будем проверять? Да?!

— Подождите,— загадочно сказал Рыбаков,— это еще семечки.

Лисоцкий выпросил подкову и унес к себе в лабораторию. Сказал, что на счастье. В результате так оно и вышло, но гораздо позже.

Я снова написал письмо в Верхние Петушки. Назвал Фомича коллегой, употребил кучу терминов и дал теоретическое обоснование с формулами. Написал даже уравнение Шредингера, хотя оно было и ни к чему. Это чтоб он подольше разбирался. Я уже чувствовал, что предстоит затяжная борьба.

Это же чувствовал шеф.

— Петя, изучите этого Брумма как следует,— сказал он.— Чтобы быть во всеоружии.

На следующий день я отправился в отдел рукописей и старинных изданий Публичной библиотеки и засел за оригинал. Брумм писал по-латыни. С этим я еще справлялся с грехом пополам. Но у него обоснования теории были немного мистические. Он, например, всерьез заявлял, что электрический ток есть одна из форм существования дьявола. И святой огонь, мол, заставляет дьявола бегать по проводам и производить искры. Каким образом дьявол может заряжать аккумуляторы, Брумм не писал.

Я изучил только один трактат из четырнадцати, а Василий Фомич уже успел сделать ответный ход.

3. СОБИРАЮСЬ

На этот раз Смирный поднял на ноги общественность. Общественность обычно охотно поднимается на ноги. Можно сказать, она только этого и ждет.

Общественность можно поднимать на ноги различными способами. Василий Фомич пошел по пути коллективного письма. Не знаю, где он набрал в Верхних Петушках столько народу. Может быть, в райцентр ездил? Во всяком случае, человек пятьдесят клятвенно подтверждали, что товарищ Смирный пользовался мотоциклом с коляской шесть месяцев, и довольно интенсивно. Причем аккумулятор заряжал один раз от под­ковы. Все видели. Где он брал подкову, тоже указали. Он брал ее в кузнице.

— Вот видишь. Не в церкви, а в кузнице,—