Борис Хазанов - Побег

"Меня зовут Соледад".

"Послушай... А откуда, собственно говоря, тебе известно, что..."

Я хотел сказать, откуда ей известно об опыте с погружением.

"Не люблю глупых вопросов. Но имей в виду. С нашей верой не шутят".

"Ты же католичка", - возразил я, показывая глазами на крестик у нее на шее.

"Католичка, да. Одно другому не мешает".

"Ты говоришь о...?"

"Я говорю о том, что ты принял причастие. Ты причастился божественной головки Теонанакатля".

Я рассмеялся.

"Ах вот оно что. Уверяю тебя, все гораздо проще. У меня есть один знакомый. Будущее светило психофармакологии".

"И я знаю, - продолжала она, пропустив мои слова мимо ушей, - что тебя снедает желание, не зря мы здесь с тобою наедине..."

"Донья Соледад, - пробормотал я, - такая мысль не приходила мне в голову, то есть, я не решался об этом подумать... но если этого требует обычай... отчего бы нам не попробовать..."

"А ты уверен, что у тебя получится?" - быстро спросила она.

"Уверен? - проговорил я, несколько сбитый с толку. - Конечно".

"Вот видишь. Бог вселился в тебя. Ты охвачен вожделением. Но ты - это не ты. В сущности, тебя уже нет".

Мне показалось, что она смотрит на меня с насмешкой; я спросил:

"А... там об этом тоже написано?"

"Где - там?"

"В хронике этого монаха".

"Не знаю, о чем ты говоришь. Не знаю никакого монаха. Хорошо, - сказала она сурово. - Тебе надо выйти. Я должна раздеться".

Я стоял у окна в вагонном проходе и смотрел в темноту. Стоял тот, кем я был. Сейчас, думал он и думал я. Сейчас войду и увижу ее антрацитовые глаза. Ее смуглую кожу при свете ночника. Почти непроизвольно, подчиняясь зову, который был сильнее меня, я взялся за ручку купе, посмотрел в обе стороны тускло освещенный вагон слегка пошатывался, что-то свистело вдали, это летел встречный поезд - и надавил ручку. Мне показалось, что купе закрыто изнутри. "Донья Соледад..." - тихо сказал я. Ворвался свист. В окнах гремело и мелькало.

"Это я. Откройте..."

И дверь открылась. В купе никого не было. Исчезли ее вещи, не было альбома на столике с ночником. Обе полки, аккуратно застланные, ожидали пассажиров.

Странно сказать: я был разочарован, удивлен... но не очень. Я вышел в тамбур. Отворил дверь. Дождя не было.

Поезд несся вперед, не сбавляя скорости, и вместе с тем (чему тоже не следовало удивляться) я видел внизу под вагонной площадкой неподвижную насыпь. Я сошел на насыпь. Поезд стал удаляться. Ветер разогнал тучи, в черном небе стояла серебряная луна. Оглянувшись, я с трудом мог различить вдали мачты железной дороги. Остался позади овраг. Я перемахнул через стену.

Меня занимал вопрос, как я доберусь до веревки, но кто-то уже позаботился об этом, к стене цитадели была прислонена лестница. Я протянул руки, стараясь не свалиться с шаткой лестницы, поймал конец, оттолкнул ногой лестницу и закачался на веревке. Над собой я видел висящую раму. Сколько-то времени спустя - это далось мне не без труда - я добрался до окна. Ни о какой галлюцинации не может быть и речи; все это время я владел собой.

Я уже понимал, что меня не успели хватиться, так как со времени моего побега прошло едва ли больше двух-трех минут. Подтянувшись из последних сил, я схватился одной рукой за остаток решетки, перевалился через косой подоконник и рухнул на пол камеры. Оставались сущие пустяки: подтянуть раму и вставить на место решетку.