Птичка, успевшая улететь - Юля Артеева

чтоб богатырь не злился.

– Он не злится, – отмахиваюсь и выталкиваю Капрала за дверь.

Я понимаю, что дружба между трудовиком и школьницей может выглядеть сомнительной, тем более для Руслана. Да и не дружба это. Не знаю, просто у нас получалось помогать друг другу. Я отсиживалась в этом кабинете все перемены, а дядя Миша как будто впервые чувствовал себя нужным. К тому же не пил, когда я к нему приходила.

Уже на улице интересуюсь натянуто:

– Как прошло?

– Нормально.

– О, как информативно, Капралов!

Он кидает на меня быстрый взгляд, пожимая плечами:

– Да я не знаю, что тебе рассказать. Наталья сказала, что характеристику даст.

– Наталья? – уточняю, стараясь не беситься. – Даже не Антоновна, просто Наталья?

– Ну да.

Рус берет меня за руку, но моя тревога, кажется, выходит из берегов. Поэтому спрашиваю неправдоподобно сахарным тоном:

– Понравилось?

Руслан хмурится и уточняет:

– Что не так?

– Ничего.

– Даня?

– Что? Просто интересуюсь, понравилась ли тебе психолог, что такого?

– Дань, ты кукухой трехнутая?

Вскидываю на него болезненный взгляд. Меня так сильно кусает совершенно неуместная тупая ревность, что даже за речь ему предъявлять не хочется.

Сообщаю так ровно, как будто вопрос и правда нуждался в ответе:

– Нет.

– Ты ревнуешь меня к школьному психологу? Серьезно?

Когда Руслан произносит это вслух, сама понимаю, насколько по-идиотски звучит моя тревога. Поэтому тут же чувствую, как теплеют щеки, и отворачиваюсь. Бред. Это все такой бред, что мне хочется испариться.

– Нет, – выдавливаю из себя фальшиво.

Руслан издает сиплый смешок и останавливается. Мягко тянет меня за руку.

Зовет:

– Дань.

– М?

– Птичка, что происходит?

Если бы я знала! Смотрю в его темные глаза, быстро очерчиваю взглядом черные брови, прямой нос, губы.

– Не знаю, – отвечаю честно, – просто помню, как ты говорил, что любишь молоденьких учителей. Тебя долго не было, меня напрягло.

Капралов молчит. Выглядит удивленным, но, вроде бы, не раздраженным, что странно. Потому что очевидно, что я устраиваю скандал на ровном месте. Он же пацан с тремя полосками на куртке, разве не должен заявить, что я делаю ему мозг?

Не выдержав его молчания, раздраженно восклицаю:

– Ладно! Я знаю, что это глупо, доволен?! Я – ревнивая истеричка, вот так!

Руслан вдруг говорит:

– Иди сюда.

И за руку ведет меня к ближайшей скамейке. Кажется, не так давно я делала для него то же самое, он специально зеркалит?

Мы садимся, и Капралов, повернувшись ко мне вполоборота, заставляет откинуться ему на грудь спиной. Крепко обнимает меня поперек тела и просит:

– Дань, расскажи про отца.

Я дергаюсь, но он держит. Рус уже пытался начинать эту тему, но я все время съезжала. Мои собственные проблемы на фоне его жизни действительно выглядят незначительными.

Он говорит:

– Я уже понял, кому надо спасибо сказать за то, что ты с катушек слетаешь, если рядом со мной хоть кто-то с сиськами появляется.

– Боже, – бормочу, – ну что за речь!

Руслан глубоко вдыхает, уткнувшись носом мне в затылок. Потом склоняет голову и ведет губами по краю ушной раковины и очень нежно касается шеи. Меня разрывает на сто тысяч крохотных птичек, которые взмывают в серое небо.

Мы не так давно вместе, то есть… по-настоящему вместе. И то это я придумала. На самом деле напрямую о том, что между нами, мы еще не говорили.

В любом случае каждое прикосновение Капрала ко мне вызывает удивительные эмоции.

– Значит, ревнуешь? – спрашивает он тихо.

А следом оставляет еще один поцелуй на моей шее.

– Да…

– Почему?

– Ты… – стараюсь сосредоточиться, но Капралов прижимается губами к нежной коже за ухом. – Рус, хватит.

– Тебе же нравится?

Я злюсь. На себя и на него заодно. Говорю:

– Это все так не решается.

Он смеется, обнимая меня крепче:

– Круто, что ты это понимаешь. Может, тогда поговорим? Мне было сложно, но я тебе все рассказал. Разве у нас не бартер?

– Я не знаю, что у нас, – огрызаюсь.

Он меня бросит. Я бы сама себя бросила, если бы могла. Мне иногда совершенно не под силу удержать эмоции под контролем.

– Давай, родная, – просит он мягко, и от этого ласкового обращения мурашки летят по коже, – заставь себя говорить. Я ведь не могу.

Ставлю ноги на скамейку и, подтянув колени к себе, стараюсь вжаться в грудь Капралова сильнее. Мне как будто хочется стать меньше.

Обкусываю нижнюю губу, думая о боли. О том, что контролирую ее, и мне становится спокойнее. Стоит надавить зубами сильнее, и она становится более ощутимой. Если отпущу – пропадет. Я решаю.

Говорю со вздохом:

– Со мной не происходило ничего по-настоящему ужасного. Я думаю, что больнее было моей маме, чем мне. Папа был… не знаю, нормальным. Немного пил, немного играл… в смысле, ставки делал. Иногда терял берега. Но больше изменял. Я помню, как они бесконечно ругались с мамой. Он часто не приходил ночевать, мог уйти на несколько дней. Мама, вроде бы, старалась орать на него за закрытыми дверьми, – усмехаюсь невесело, – но я все равно слышала, как она припоминает ему всех его женщин.

Я замолкаю, а Руслан целует меня в макушку, видимо, побуждая продолжать.

– Помню, он один раз повел меня в парк кататься на аттракционах, а с нами пошла его подруга. Так он мне сказал. Подруга. Лица не помню, только тошнотворный запах духов, и как потом мама с ума сошла, когда об этом узнала. Кричала, чтобы его шлюхи не смели ко мне прикасаться.

– Когда он ушел?

– Вот примерно после того случая, мне, наверное, пять было. Может, четыре.

– Он выглядел как… долбаный семьянин, – говорит Капралов, и я чувствую, как от него фонит агрессией.

Успокаивающе глажу его по ладони. Говорю:

– Понятия не имею, как он себя ведет в новой семье.

– Каким нужно быть куском говна, чтобы купить квартиру настолько рядом…

Я улыбаюсь. Иногда мне больно из-за того, как папа поступил, но не сейчас. Мне приятно, что волчонок так злится. Потому что у меня самой этой эмоции уже не осталось.

Говорю весело:

– А он не покупал. Он переехал. Эта женщина – мамина подруга, мы с ее дочкой в один садик ходили. Хорошо хоть школу они другую выбрали.

Капралов упирается лбом мне в затылок и тяжело дышит. Матерится едва слышно.

И я решаюсь рассказать до конца:

– Мне было лет десять, когда он про меня вспомнил. Звонил, пару раз сводил в кино, в кафе. А потом он типа к нам вернулся.

– Чего?

– Ну да, видимо, какие-то старые чувства у них там с мамой… вспыхнули.

– Вспыхнули, – повторяет