Евгений Онегин. Престиж и предрассудки - Юлия Фёдоровна Ивлиева

впечатление. Она переживает, что наш салон становится по-настоящему светским, столичных гостей все больше, а блеска недостаточно.

Нянюшка поджала губы и прищурила один глаз, явно не веря подопечной, но спорить не стала. К тому же ее очень вовремя отвлекла Оленька, которая сегодня с большой тщательностью подбирала туалет.

– Мне нужна хорошая модистка. Лучше такая, которая работала в Санкт-Петербурге, – волновалась белокурая красавица. – Если мы поедем к сезону в столицу, у нас же совсем нет модных нарядов. Как мы предстанем в свете?

– Можно пошить там, – рассеянно предложила Татьяна, глядя на себя в зеркало.

Неужели она и впрямь так бледна? Или зеркало слишком мутное? Вроде бы маменька уже говорила, что в ее комнате слишком старое зеркало, посеребренное полотно помутнело и потрескалось. Пора менять. Не может же она быть такой бледной?

– Как бы мне хотелось пошить платье у мадам Цихлер! – всплеснула руками Оленька. – Я видела ее платья в «Модном телеграфе», только он за прошлый год и уже совсем не модный. Я хорошего роста и стройна… голубые глаза. Мне подошел бы голубой… Татьяна, ты меня слушаешь?

– Слушаю, – спокойно отозвалась та, не отводя взгляда от зеркала. – Ты очень хороша собой, такой красавице подойдет почти любой цвет.

В глубине души Татьяна знала, что виновато не зеркало. Она сильно встревожена, и поэтому бледна. Она воспользовалась методом, который подсмотрела у Оленьки. Защипнула кожу на щеке и хорошенько потрепала. Потом еще несколько раз пощипала щеки. Те порозовели, и легкая боль отрезвляющей волной проникла в сознание.

Татьяна решилась: она не отступит. Отражение в зеркале чуть больше напоминало живого человека, чем раньше. Она прижала руки груди, к лифу платья, за которым прятала письмо. Уже некуда отступать.

Долгожданный вечер наконец настал. Татьяна готовилась по взгляду, по словам, по жестам, возможно по стремлению подойти к ней поближе определить, померещился ли ей интерес Евгения к себе или нет. Крошечная искра надежды теплилась в ее сердце, и Татьяна надеялась разжечь ее, распознав намеки на ответные чувства. Но Иван Иванович Петушков привел гостящего у него Андрея Модеста, своего друга из Санкт-Петербурга, представлял его всем, требовал внимания. К тому же тот, как выяснилось, знаком с Онегиным. Хотя Татьяне показалось, что Евгений не рад видеть этого петербуржца.

Она робкой тенью стояла в уголке.

– Не ожидал вас встретить здесь.

Евгений выглядел почтительным и вежливым. Ни одна мышца на его лице не дрогнула. Ни следа недовольства или раздражения не проскользнуло на челе. Только кто-то хорошо его знающий мог заметить крошечную морщинку на лбу, выражающую неприязнь.

– Я тоже в изумлении, – ответил Модест. – Совместил дела и отдых, так сказать, приятное с полезным. Вот навестил давнего друга Ивана. – Петушков при этих словах зарделся от удовольствия. – Большой неожиданностью стало, что вы живете рядом.

– Мой дядя, – поправил Евгений. – Дядя жил неподалеку.

– Кстати, примите мои соболезнования. – Модест слегка поклонился, приложив руку к груди. – Ну или, между нами, поздравления. Довольны ли вы приобретенным наследством?

– Я давно свыкся с мыслью, что в конечном итоге останусь единственным преемником всех дел, начатых моими старшими родственниками, – проговорил Евгений в свойственном ему пренебрежительном и усталом тоне. – Для меня это скорее неизбежные хлопоты, нежели желанное приобретение. Так что никаких неожиданностей, все закономерно.

– Рад, что в ваших делах наблюдаются сплошные подъемы и приобретения.

Модест долго раздумывал, но так и не сумел определиться, как себя повести. Идея втихую подзуживать, исподтишка раздражая Онегина и выводя из себя, очень его прельщала и забавляла. Соблазнительно было стать этаким бесом, который имеет власть над душой баловня судьбы и на свой лад манипулировать его настроением, злить, дразнить. Или сразу оповестить всех присутствующих о предстоящей Онегину женитьбе, поведать об их споре и повергнуть местное добропорядочное и бесхитростное общество в ужас и возмущение? Заодно выкинуть Евгения из рядов желанных женихов для местных невест, что наверняка поумерит к нему внимание. А ничто так не злит франта, как отсутствие внимания к себе. Модест не смог оскандалить Онегина в столице – хотя бы скандалом в деревне себя порадует.

Он тянул время, юлил, выражался иносказательно, непонятно на что намекал. По мнению Модеста, он оставлял себе возможности присмотреться, выяснить положение вещей и уже после нанести Онегину удар. Однако в глазах новых знакомых он казался странным и нелепым. Впрочем, как переглядываются гости Лариных и смущенно опускают взоры, он не замечал. Только Татьяна видела, как хмурая туча наползает на лицо ее возлюбленного, хотя тоже не понимала смысла происходящего.

– С одной стороны, ваша семья понесла утрату. С другой стороны, вот-вот пополнится и приобретет новых родственников. А дальше и вовсе забурлит яркими красками и обогатится цветами жизни. Ох уж эта семейная жизнь! Вы, должно быть, не дождетесь ее радостей? – едва не пел он сладеньким голосом и дрожал от удовольствия, заметив в глубине синих глаз Онегина злость и раздражение.

Модест предпочел не огорчать себя размышлениями, задет ли Онегин его возможными знаниями, или просто вся его персона вызывает в том неприятные чувства.

– Но я бы на вашем месте поспешил в столицу, а то как бы не прийти к шапочному разбору. – Модест многозначительно скосил глаза в сторону.

– Вы что-то конкретное имеете в виду? – холодно уточнил Евгений.

– Не могу поручиться за достоверность… – протянул Модест и выдержал длинную паузу, рассчитывая на нетерпение Онегина. Но лицо того выражало только безразличие, и ему пришлось продолжить: – Поговаривают, князь Бакунин жутко приревновал свою молодую супругу к сыну, да так яростно, что запер ее дома и не выпускает. А сына жаждет стремительно женить.

– Отчего бы нет? – пожал плечами Онегин, прикладывая усилия, чтобы не выдать своего интереса. – Рано или поздно молодым людям надлежит вступить в брак.

– Говорят, юный Бакунин влюблен в вашу невесту. – Модест пристально вгляделся в его лицо, ожидая увидеть там удивление, раздражение, если повезет – злость. – Даже ухаживает за ней. Стать рогоносцем до того, как сделаться мужем? Интересно? – Андрей поиграл бровями.

– Отродясь не боялся соперников. Надо думать, вы в этом уже убедились, – произнес Онегин так, что вокруг заледенел воздух, и покинул Модеста, давая понять, что разговор окончен.

Татьяна стояла не шелохнувшись и едва дышала, внимательно следя за лицом любимого. Она не слышала беседы, но оторвать взгляда от Евгения не могла. Они обсуждали какой-то вопрос, который волновал Онегина. Он сердился и был раздражен. С Модестом они, пожалуй, не друзья. Даже не добрые приятели. Татьяна ни разу не видела, чтобы Онегина покидало беспечное и насмешливое настроение. Что такого сделал этот Модест, чем так разозлил ее