Мечта маньяка - Григорий Аркатов

женщина.

Глава десятая

– Ведите, ведите его…

Ксюша говорила властно. Она шла впереди всех. Теперь она была королем мира.

А что я?

Этот мир всегда заставлял меня подчиняться.

Сегодня, вчера, завтра…

Всё время одно и то же. Мир говорит, а мне приходится мириться. Молча делать. Молча следовать.

Никакого самоуправства!!!

Иначе наказание.

Небесная кара? Гнев судьбы?

Прям как сейчас. Стоило лишь чуть-чуть понадеяться на свободу воли и действия, как я тут же оказался в плену медвежьей хватки больших и сильных рук.

Нет, это были не те двое, что ранее прошли мимо меня в коридоре, читая и разбирая бумажки. Голоса были другие. Более грубые, жестокие. Негативно настроенные.

– Попался, прощелыга, – сказал один из них, продолжая заламывать мне руку.

Другой добавил:

– Сейчас ты своё получишь, пиздорванец.

Они вели меня по коридору в обратную сторону, туда, куда я не пошёл прежде.

Снова судьба? Или проклятие?

Левый рукав коридора оказался значительно длиннее правого. Если в правом мной был найден тупик с одной-единственной дверью, то в левом раздолья было хоть отбавляй. Много дверей, пять поворотов и вот мы, в конце концов, оказались в просторном зале. В нем перед большим экраном располагались четыре стола, выстроенные полукругом.

Людей здесь не было. Мы пришли первыми.

– Что-то у вас хилое для меня наказание, – усмехнулся я.

Ксюша.

Она не обратила внимания на мой сарказм. А я так надеялся!

Сегодня она была в длинном белом платье, в ярких красных туфлях на высоком каблуке. Выглядела на удивление великолепно. Её бёдра сексапильно покачивались, когда она подходила к бочкоподобному стулу зеленого цвета. Её каблуки интересно цокали по крытым паркетом полам.

– Ещё увидим, – таким был ответ.

Легким движением красной туфли она заставила зелёный стул катиться в мою сторону.

– Присаживайся, – это было не предложение, это был приказ.

Стул докатился до меня через мгновение. И двое, превосходившие меня в силе, заставили меня сесть.

Сопротивляться было бессмысленно, хоть я и пытался.

– Я называю это место просветительской лабораторией.

Злобная сука Ксюша повернулась ко мне спиной. Она прохаживалась, разводила руками, жестикулировала. Короче бесила меня.

– Ты – дура, – выпалил я.

Думал, что брызги слюны освободят меня, что мне полегчает. Не полегчало.

– И это говоришь мне ты?

– Да.

– Ты скучен.

Сука всё ещё стояла ко мне спиной. Из-под белого платья проступал её упругий зад. И опасные мысли фаллического садизма проступали в моей голове.

– Ты ненавидишь меня. И в то же время желаешь трахнуть.

– Нет.

– Не отрицай. Я это знаю. Это знают все. И даже ты.

– Нет.

– Да.

Одна из крепких рук, призванных меня контролировать внезапно начала делать нечто совершенно новое и крайне необычное – она принялась меня гладить.

Зачем?

Такое поведение ощущалось как нечто странное. И, наверное, со стороны тоже выглядело странновато.

– Все хотят ласки. Ты – не исключение.

Она была права. У меня не нашлось контраргумента. Порхающее желание, растекшееся внутри моего истосковавшегося по ласке тела, действительно существовало. И оно молило о том, чтобы грубая рука не прекращала нежно вторгаться в границы личностного бытия. Но разве меня привели и усадили на стул только лишь ради подобного прозрения?

– Что ты со мной сделаешь?

– Ничего опасного.

Госпожа на красных каблуках посмотрела на меня, сделала знак рукой и стимуляция лаской прекратилась. Гладящая рука отстранилась. Сладкий трепет заглох. А его место занял страх угрозы, ведь я знал и чувствовал, что за спиной стоят двое, в которых достаточно сил и агрессии, чтобы пересчитать мне кости.

Мне было не сбежать.

Я был вынужден смотреть в глаза своему врагу.

– А именно? Каков план мести?

– Мести?

Дама усмехнулась, слегка схватилась за плоский живот.

– Примитивно мыслишь. Я бы не потратила столько сил на обыденную месть. Будь у меня такое желание, Дима и Миша уже давно бы переломали тебе ноги, а потом бросили бы в неглубокой канаве. Верно, ребята?

– Да.

– Да.

Мычание за спиной прозвучало убедительно. Но тогда что за игры разума происходили перед моим носом?

– Для чего всё это?

– Ты про медсестру?

– В частности.

– Мне было скучно. Хотела поднять себе настроение. Тебе не нравится юмор?

– Нравится, если не касается частей моего тела.

– Фу…

Ксюша поморщилась.

– Ты врешь. Будь предложение удлинить твой член, ты бы не стал отмахиваться. А тут типа такой благородный. Всё своё ношу с собой.

Дискуссия затянулась. А я так и не узнал цели своего похищение.

– Что с девушкой? – спросил я.

Это было для меня важным.

– Какой девушкой?

– Она была со мной.

– Понятия не имею.

Красные каблуки вновь развернулись к большому экрану, и женская рука нажала большую красную кнопку на столе.

– Пять, четыре…

Голос из динамиков синхронно комментировал возникший на экране обратный отчёт.

– …три, два…

После слова «один» на экране появилась немая картинка. Женщина в возрасте сидела в большом краснокирпичном кресле. Её морщинистые руки сжимали длинный тридцатисантиметровый мундштук курительной трубки. Конец мундштука был помещен в рот, ограниченный крепко сжатыми потрескавшимися губами. Губы принадлежали унылому лицу, как и оранжево-карие глаза, что напряжённо и испуганно выглядывали из-под плохо расчесанных кудрей старого линяющего парика, которому в прежние времена было предписано изображать шикарную блондинку.

Не вышло.

Вместо этого получилось законченное уродство.

Но это не было мертвым портретом. Это была видеотрансляция. Я понял это по сверлящему колебанию глаз.

Женщина в кадре искала.

Кого? Меня?

– Это он?

Сухой скрипучий голос обратился к злобной суке Ксюше. Та незамедлительно ответила:

– Да.

Итак, старушка меня нашла.

– Тощий какой-то. Это точно он?

– Точно.

– Думала он другой.

– Нет, такой.

– Жаль.

Смирившись с реалиями жизни, старуха принялась меня изучать. Медленно. Словно кусок мяса на прилавке. Изучала со всех сторон, усиленно пыталась разобраться, где именно скрыта гнильца.

О, да! Этот старческий взгляд был убеждён в том, что она обязательно существует. Этот старческий взгляд не признавал девственность, чистоту, невинность. Этот взгляд слишком много видел за многие дни и годы и поэтому не верил.

Да я и сам не верил!

Я тоже слишком многое видел, слишком о многом знал. Но молчал.

– Вова Шпендель значит…

В кадре мелькнула чья-то тень. Некто пришёл заменить использованную курительную трубку на новую. Он подпалил свежий табак и удалился. А на экране появились клубы свежего синеватого дыма.

– Сложновато было до тебя добраться, дружочек.

Новая затяжка. Пауза. Продолжение.

– …Хочется верить, что это того стоило.

– Лучше не верьте.

Это был неуклюжий совет с моей стороны. Он ничего не решал.

Тогда зачем?

Медленно, но верно мне становилось понятно к чему