Ничего не скажу - Владимир Станиславович Елистратов

Кутб Минар?). Сто рупий.

Академик Павлов сочувствующе смотрит на меня, как на свою обреченную собачку, потом кричит куда-то в сторону:

– Раджниш!

Появляется сияющий Раджниш, парень лет двадцати пяти. Ковырнув в правой ноздре:

– Хеллоу, сэр!

– Хеллоу! Кутб Минар.

Ковырнув в левой ноздре:

– Четыреста рупий, сэр.

– Сто.

– Триста пятьдесят.

– Сто пятьдесят.

– Триста, сэр.

– Двести пятьдесят.

– Триста, сэр.

– Двести пятьдесят…

Всё, у меня Сталинград. Раджниш-Паулюс, ковырнув в левом ухе, не очень разочарованно:

– О’кей, сэр.

Мы садимся в тук тук.

Академик Павлов смачно плюёт в окно, бормочет что-то вроде:

– Бхагаван ке сатх… – и срывается сразу на восемьдесят, за десять секунд, как кудесник, совершив тройной обгон. Я шепчу «мама» и спрашиваю Раджниша:

– Что он сказал?

– Он сказал «с Богом» («уиз год»).

«А-а-а, – думаю я. – Интересно, с каким. У них их, как в Подмосковье яблок в этом году.

Раджниш, поковыряв одновременно в обоих ушах:

– Может, триста, сэр?..

– Двести пятьдесят.

– О’кей, сэр.

Мы едем, мягко говоря, с ветерком. Ветерок медленно, но бесповоротно, имплантирует мне очки в лицо. Раджниш, поковыряв одновременно в левом ухе и правой ноздре:

– Триста – это хорошо, сэр.

– Двести пятьдесят еще лучше.

– О’кей, сэр.

До чего же настырный этот мёсьё Ковыряев.

Мёсьё Ковыряев, совершив тщательные археологические раскопки в обеих ноздрях и аккуратно разместив раскопанные экспонаты в залах Музея Драной Майки:

– Кашемир, сэр.

– Что кашемир?

– Купить, сэр.

– Нет, спасибо.

– Очень хороший кашемир, сэр.

– Нет, не надо.

– Лучший кашемир в Индии, сэр.

– Нет.

Какое-то время Раджниш молчит и совсем ничего не ковыряет. Потом опять долго терзает обе ноздри и уверенно говорит:

– Кашемир – завтра, сэр.

– Хорошо, кашемир – завтра.

– О’кей, сэр.

Товарищ Ноздрев абсолютно доволен. Протерев левый глаз:

– А сегодня – чай, сэр.

– Нет, чай – завтра.

– Сегодня – это хорошо.

– А завтра – еще лучше.

– О’кей, сэр.

Начинается долгая и вдумчивая Археология Ушей. Артефакты ушиных раскопок – в залах Музея.

Засс…ых Шортов.

– Кашемир и чай в один день – трудно, сэр.

– Тогда чай – послезавтра.

– А может сегодня – чай, завтра – кашемир?

Ну, Бендер, ну, сына индийскоподданного…

Я:

– Сегодня – Кутб-Минар, завтра – кашемир, послезавтра – чай.

– О’кей, сэр. А послезавтра – пряности, species, сэр.

– Хорошо.

– О’кей, сэр.

Уховертка-носопырка счастлива. Я физически, как говорится, спинным мозгом, чувствую, как он про себя умножает двести пятьдесят на четыре. Сеньор археолог молча продолжает свои раскопки. «Ну, Шлиман, блин, ну, палка-копалка, – думаю я про себя. – Сильная личность. Типа шахтера Стаханова».

А академик Павлов мчит нас, словно легендарный Колесничий из «Махабхараты», куда-то в делийские дали, ровно каждые полминуты (я засёк) страстно плюя в окно. Отгоняя злых духов, наверное.

В Кутб-Минаре Раджниш долго уговаривает меня провести экскурсию за двести рупей. Я с трудом отстаиваю своё право на молчаливое одиночество.

Павлов-Шумахер и Шлиман-Стаханов ждут меня полтора часа, и мы возвращаемся.

Павлов довозит меня до отеля. Раджниш даёт мне свой телефон. Задушевно, с вибрирующем пальцем в левом ухе:

– Завтра – кашемир, сэр. Это очень важно, сэр.

– Оф корз, Раджниш. Вери импотнт.

Конечно, завтра не будет никакого кашемира. Это немножко нечестно, я понимаю. Но я еще целый день не выдержу такой матёрой археологии. Прости меня, разведчик носоухих недр Раджниш…

Завтра будут Ворота Индии.

И будет водитель тук-тука с бровями, как у Леонида Ильича Брежнева. И при нём – местный переводчик Суходрев. Он получит мою персональную кличку Херр Чесоткин. Потому что он перечешет у себя все, что можно, и под конец начнет чесать меня, чтоб я завтра поехал в магазин, где продают лучший в мире рис.

И потом будет еще много-много интересного.

А как писать «тук-тук» (а равно как и «бхай бхай), слитно, раздельно или через дефис, я так и не знаю, да простят меня Шива, Вишну, Брахма, Ганеша и все остальные индуистские боги, которых много, как яблок в Подмосковье в урожайный год, когда фактически каждое наливное яблочко кричит на языке Махатмы Ганди (сам слышал): «Хинди руси бхай бхай!»

И никаких «развалов» и «распадов».

Как я заблудился… на Великой Китайской стене

Как известно, 1 октября 2019 года исполнилось 70 лет со дня образования Китайской Народной Республики.

Мне посчастливилось побывать в Китае как раз накануне, дней за пять до этого события.

С одной стороны, да, посчастливилось, с другой – отчасти не повезло, потому что в связи с репетицией парада была закрыта площадь Тяньаньмэнь, самая большая площадь в мире, а заодно и Гугун, он же Запретный Город, он же Пурпурный Запретный Город, он же Запретный Дворец.

И площадь, и город я уже посещал лет пятнадцать назад, так что печалька у меня приключилась не слишком большая, но всё же…

Тогда, пятнадцать лет назад, Пекин показался мне городом довольно грязным и безалаберным. Пробки, смог (так и хотелось всё время напевать: «Сиреневый туман…»), вечно толкающиеся, вечно сморкающиеся, хрюкающе-харкующие и пахнущие безнадежно прогорклым маслом жители Поднебесной, агрессивно продающие статуэтки упитанного Мао, такие же упитанные ребята на той же Тяньаньмэнь, абсолютная бестолковость не знающих ни слова по-английски работников отеля.

Теперь Пекин стал совсем другой. Куда-то испарились прогорклость с сиреневым туманом. Китайцы по-прежнему (всё-таки многотысячелетняя привычка) похрюкивают и поплевывают, но как-то куртуазней что ли, т. е. не тебе непосредственно на брюки, а, например, в канализационные решетки или на зеленые насаждения, которых сейчас стало очень много. Пекин стал реально зеленым городом. Пробок – меньше. Машины – новее и чище. Одеты все приличненько. Куча пижонов. Преимущественно с крашеной причёской в виде гнезда аиста. Все с новейшими девайсами. Пирсинг, тату – всего этого поболее, чем у нас. У каждой двери – красные флаги с пирсингом в виде одной большой желтой звезды и четырех маленьких. Красные флаги – на палаточках общепита, на общественных сортирах. (Кстати, в отличие от китайских сортиров самого начала века, нынешние – чистые. Почему-то мне вдруг вспомнилось, что в одном нашем провинциальном городе в одном из магазинов я наткнулся на унитаз под загадочным названием «Дебют». Там же продавалась туалетная бумага «Стометровочка». Но это так, издержки ассоциативно-образного мышления).

Красные флажки – на автомобилях, мотоциклах, даже на велосипедах. Всё – к юбилею КНР. Кое-кто кое-что даже понимает по-английски. Чудеса.

И все же в Китае есть два, как говорится, гемора.

Гемор номер раз: обмен валюты.

Гемор номер два: нормальный интернет.

Если начать со второго гемора. Ясно, что в Китае интернет-цензура. «Загуглить», «перегуглить» и «выгуглить» в КНР ничего нельзя. Тут можно только конкретно «гуглануться»