Лев Толстой - Дневники и записные книжки (1909)

2) Вся наша жизнь, все интересы нашей жизни в предметах, находящихся известное время в известных состояниях. Сами же предметы различны по занимаемым ими в пространстве местам, а пространство бесконечно, и потому все предметы равны, т. е. ничто по отношению к бесконечности пространства, a/?. То же и с временными состояниями предметов, они все ничто по отношению бесконечности времени. Так что то, что понимаем как бесконечность и называем бесконечностью, есть ничто иное, как только признак иллюзорности, недействительности всего вещественного и личного в нашей жизни.

(Обе важны, особенно первая.) :

Лежу в постели, нездоровится. Прекрасные воспоминания Черткова. Саша проводила Гусева в Туле.

Утром получена телеграмма, что статья о Г[усеве] будет напечатана.. Потом телегр[амма] от Matin о Гусеве же. Читал Канта, думаю всё о движении и веществе, пространстве и времени. Ездил верхом в Ясенки. Здор[овье] получше, иду обедать. Был милый юноша, идущий в Иерусалим, и еще раз Засосов, оч[ень], радостное впечатление.

Встал оч[ень] рано, совсем здоров. Вчера еще появилась моя статья почти полностью. Утром хорошо думал и дома и на прогулке. Немно[го] читал Канта. Получил письма скорее неприятные. От социалиста Ант[онова] и Великанова. Зато и хорошие, трогающие меня очень. Набросал ответы. Слава Богу, отменил письмо об отдаче имущества, — как бываешь слаб временами! Хорошо, что есть в молитве: радуйся, что тебя ругают. Вспомнишь — и совсем другое чувство. Ложное осуждение -да и истинное — только загоняет в ту область, где есть общение только с Богом. И как легко, как хорошо! Кажется мне, что мне открылось нечто оч[ень] важное. Сейчас запишу. Сначала неважное:

1) Раздражаешься, сердишься на себялюбие людей. А вдумайся — и их можно только жалеть: они лишены величайшего, несравненного ни с чем блага сознания в себе того, что всегда свободно, всегда радостно, всегда вне времени и стеснений вещества.

2) Испытываю нынче, 12 Ав[густа], необычайное умиленно радостное, благодарное, любовное ко всем чувство. Неужели это от того, что б[ыло] желчное состояние перед этим? И то хорошо. Всё уравновешивается, и всё благо. — Говорят, нельзя насильно любить. Правда, что бывают такие телесные состояния (желчь), когда это особенно трудно. Но и в такие времена, если поставить свою жизнь в увеличении любви, по крайней мере не даешь ходу своей недоброте и борешься. Зато какая радость, когда, как теперь, и просто хочется всех любить, и знаешь, что в этом всё дело жизни. Любовь в квадрате. Никогда не испытывал такого радостного чувства, как нынче.

3) Теперь самое важное (таким мне кажется). Я сознаю себя Всем, вместе с тем отделенным от Всего. И жизнь моя (и всех существ) есть разрушение того, что отделяет.

Тайна жизни моей, всякого человека, даже существа, в сознании отделенности в себе того, что по существу своему одно во Всем.

Для того, чтобы человек (и всякое существо) мог сознавать свою отделенность от Всего, нужно, чтобы он сознавал себя в движущемся веществе. Вещество без движения ничто, а также и движение без вещества. Вещество можно представлять себе только в бесконечном пространстве и движен[ие] только в бесконечн[ом] времени. Бесконечность того и другого показывает их иллюзорность, воображаемость. Отделенность существ есть одно из проявлений. Чего? Зачем? Не дано знать. Человек знает только то, что он Всё и вместе с тем отдельное существо. Знает, что то чувство любви, к[оторое] он сознает к себе, а потом ко Всему, есть та единая основа, к[отор]ая составляет его жизнь, отделенная от Всего.

Вчера прочел свою статью. Приехали Стах[ович] А[лексан]др и Струве. Мало интересны и тяжелы, особенно Струве. Чита[л] им напрасно «О Науке» и напрасно говори[л]. Нынче оч[ень] мало спал и слаб. На душе не дурно. Напряженно работаю над собой, чтобы жить только перед Богом. Можно. Гулял. Ничего не писал. Теперь 12-й час. Записать:

1) Неделание (по Лаотзе) уже по тому важнее делания, что делание большей частью вне, а неделание всегда в нашей власти. — Все несомненные заповеди, как заповеди: Не убий, не укради, не лги, не прелюб[о действуй], всегда отрицательные. Положительные заповеди могут относиться только к духовной, всегда свободной деятельности: Люби, желай другому, чего себе... Неделание же Лаотзе вытекает из его веры (метафиз[ической] основы, говоря скверным словом), веры в то, что Тао и в небе и в человеке, или что есть Бог сам в себе и в человеке. Учение Лаотзе в том, чтобы не делать, т. е. не делать того, чего хочет в тебе человек, а предоставить живущему в тебе Тао Богу делать через тебя то, чего Он хочет.

Сейчас 12 ч[асов], берусь за пришедшие письма.

Вчера писем не б[ыло] интересн[ых] особенно. Студент хочет служить распространению христианства... Оч[ень] слаб был. Ездил немного верхом. Вечер вел себя довольно хорошо, но отвратительно поступил с красноречивым просителем: вместо [того], чтобы пойти (а я играл в шахматы) и поговорить с ним по душе, я холодно отказал ему. Слава Богу, нынче вспомнил — и стыдно, и гадок сам себе. Помоги мне, помоги мне.

Проснулся рано, мало спал и думал.

1) Человек, поднявшийся до религиозного сознания, т. е. до признания себя существом духовным, и человек нерелигиозный говорят на разных языка [х] и не могут понимать друг друга.

2) (казавшееся оч[ень] важным.) В минуты и слабости и силы я люблю говорить: Г[оспо]ди, помоги... И думаю, что никто не слышит меня, а все-таки говорю. И мне пришло в голову: если отношение Начала всего ко мне подобно моему отношению к частям моего тела, так что я могу по своей воле сознавать ту или другую часть своего тела, почему не вообразить, что как я могу, когда захочу, внести себя, свое сознание в свою руку, ногу, палец, так и То, у чего я прошу помощи, может, если захочет, внести Себя, Свое сознание в частицу Себя, в меня, в мою заключенную в тело душу? (Всё это фантазия, но приятная.)

Если это так, то как страдание одной части моего тела вызывает сознание этой части, так точно и страдание мое, всего «я» моего существа вызывает сознание Богом моего «я». Так как же не желать страдания?

(Нет страдания.) Не выходит. Подумаю. Сейчас 11-й час. Жду почты. Оч[ень] слаб. Не могу да и не хочу работать.

Вчера вечер — скучно. Нынче, посоветовав Машеньке ехать к обедне, встал в 6 и ездил к попу. Чудное утро. Как много мы теряем, просыпая утра. Читал Новую философию. Как искуственно, ненужно. Получил письма, и опять от Великанова, и опять тяжело. За что? Письма от Гусева. Ему б[ыло] тяжело. Ездил верхом с Зосей. Грустно. Особенно гадкого ничего. Иду обедать. Ничего не писал. Даже записать нечего.

Оч[ень] скучно б[ыло] весь вечер. Так я далек от того, чем живут все окружающие меня. Приходили два рабочие, зажиточные, интелигентные, социалисты. Страшное самомнение и ограниченность. Ничего своего — нет человека, есть член партии. После разговора с ними пришел к давно напрашивавшемуся и только теперь уяснившемуся выводу. Есть два сорта людей: у одних людей мысль связана с жизнью. Хочешь не хочешь, надо делать то, чего требует мысль, и нельзя продолжать спокойно делать то, что противно мысли: мысль руководит жизнью. У других снят с махового колеса передаточный ремень, и мысль (большей частью чужая) сама по себе, и жизнь сама по себе. Двигатели же жизни таких людей: животные похоти и слава людская. — Доказывать этим людям то, что противно их похоти и славе людской, так же бесполезно, как надевать ремень только на малое колесо с зубьями. Колесо вертится, и они радуются и даже гордятся, что колесо их быстрее вертится, чем колесо работающее.

Нынче спал лучше. Но проснулся слабым и умиленно добрым.

И как-то (Зачеркнуто: весело радостно,

И так всё хочется плакать.

В объятья вечности

Так бы и кинулся.

Особенно радостно умиленное чувство. Ночью видел во сне...и блуд, и беседу с Лаотзе, и так ясно было отношение человека к неделанию, скорее — к Неделающему. Делает человек только по своей слабости в этой жизни. Только не делая, он сливается с Тао, неделающим Началом. Не делает, а живет с Тао. Ночью было вполне ясно и радостно.

Думал о славе людской. Есть в этой потребности доброго мнения о тебе любви к тебе людей что-то непреодолимое и законное. И сейчас мне пришло в голову то, ч[то] насколько ложно, преступно желание похвалы, любви людей при жизни, настолько хорошо, добро, законно желание продолжения своей жизни в душах других людей после своей смерти. В этом желании нет ничего потакающего личности, нет ничего исключительного; а есть одно желание участия в общей, всемирной, духовной жизни, участия в деле божием, бескорыстное, безличное. Кажется, ч[то] это верно.

(В подлиннике ошибочно: 18 Авг. См. прим. 569).