Восемь тетрадей жизни - Тонино Гуэрра

дому. Вечером Джанни отобрал четыре самые плоские картофелины, завернул их в серебряную фольгу и положил печь под раскаленные угли в камине, засыпав пеплом. Вскоре они были готовы. Мы разламывали их руками, беспрестанно дуя на обжигающую мякоть. За окном снова пошел снег. Когда я отправился спать, в комнате меня уже ждал Тео. Пес погиб два года назад из-за отравленной котлетки. Тео улегся, растянувшись рядом со мной на кровати, и лизнул мне руку. «Где ты был все это время? Где же ты был?» В ожидании ответа я заснул. И сразу же мне показалось, что я бреду в степи по жаре, где железные клетки-ограды охраняют старые могилы, коих великое множество. Это Киргизия, где кумыс — конское молоко — держат в маленьких кожаных бурдюках. На вкус оно напоминает горгонзолу — пикантный сыр, только в жидком виде.

15

ЧЕТВЕРГ

Вот уж два дня, как я в Лозанне. Читаю курс лекций. Почти все время провожу в гостинице, наблюдая постояльцев. Расплывшиеся мягкие черты лиц под элегантными шляпами, нерешительная поступь любителей сливочного масла и ценителей сладкого крема, избыток которых переливается через края дрожащих губ.

Во взгляде — постоянная тоска, вызванная мыслью о нежелательной смерти. Страх костей потерять слишком удобную привычку к взбитым перинам. При закатах озеро поднимается и становится небом. Знаю, что маленькие поезда с прозрачными крышами вагончиков ползут по узкоколейке в горы со снежными шапками вершин, чтобы добраться до деревянных шато, пахнущих сыром и мхом. Там, наверху — старый деревянный замок, приют гениального Бальтюса, в окнах которого — лица японок, охраняющих восточные мазки его полотен.

24

СУББОТА

Навестили человека, почитаемого мною одним из самых великих художников мира. Он живет в дальнем районе на окраине Москвы, где все ново и просторно. За исключением квартир. Сугробы и гололед не раз осложняли нам путь. Я нашел Михаила Матвеевича Шварцмана с еще более поседевшей бородой и уже меньшим интересом в чуть прикрытых глазах к тому, что могло бы увести его от собственных мыслей. В одной из двух комнат его квартиры, где обедают, говорят и пьют чай, в великом множестве и определенном порядке поставлены к стене полотна. Показывает их нам жена Михаила Матвеевича, милая, нежная Ира. Она осторожно переставляет их, унося в коридор, где в маленькой прихожей гора тапочек для тех, кто снимает обувь с прилипшим снегом и грязью. Михаил Матвеевич Шварцман созидает, строит, собирает великий собор (вот что пришло мне в голову, смотря на его творения). Разобранные части этого гигантского сооружения покоятся в этой комнате, до той поры, пока не попадут к нему те счастливцы, которым он решит показать свои работы. Тогда собор вновь выстраивается воедино, часть за частью. На первый взгляд нечто похожее на готические храмы, с их сложной паутиной уступов, удерживающих кружева из камня. Однако его механические конструкции, видимые промышленные структуры стремятся к небу и образуют единый организм, полный духа. В глубине изображенного — память фресок и великой живописи прошлого. Наблюдая за великолепным старцем, я вдруг понял, что он все более становится пленником создаваемого им собора. И когда спросила его моя жена, которой показалось, что он на миг ушел в себя: «Михаил Матвеевич, где теперь Ваши мысли?», он искренне ответил: «Похоже, что со мной».

Бывают вечера, когда я выхожу

И трогаю руками камни —

Светлее конопли; углами стен они

В хлеву крестьянском служат.

Когда-то плитами фасада были

Той церкви, что теперь уж нет.

МАРТ

Цветы миндаля для голодных пчел

4

ПОНЕДЕЛЬНИК

Деревья миндаля вокруг дома, они взбираются до развалин дворца Малатеста и так полны цветов, что мы с женой поднялись вслед за ними, чтобы окунуться головой в ароматную гущу кроны самого низкого из них. Нас настигло оглушительное жужжание тысячи пчел, которые слетелись со всей долины, чтобы выпить первый нектар. Я вспомнил долгий ряд параллельных столбов вдоль покинутой железной дороги в долине Ум-Баки Азербайджана. Они были обернуты воздухом, который дрожал, и мы с Антониони приложили ухо к их дереву, как делали это мальчишками.

9

СУББОТА

Вот уже второе утро как мы с Джанни приходим на площадь и садимся на ступеньки лестницы перед собором. Ждем первых ласточек, у которых гнезда под карнизом колокольни. Воздух горячий, и миндаль в цвету светится даже ночью. Пенсионеры греются на солнце у фонтана. Кладут руки на горячие камни и время от времени стараются лишь поймать мух. Когда порфирные кубы рядом с порталом становятся влажными от сырости, это означает, что в долине туман.

Сидела женщина.

Юбка широкая не скрывала

Белую нежность ляжек,

Она становилась черной

Там, где прячется щель.

18

ПОНЕДЕЛЬНИК

В машине с Джанни, вечер. Кто-то зажег костры в честь святого Иосифа. Какая-то девочка посреди поля одиноко смотрит на огонь своего маленького костра. Ясно, о чем будет молиться святому Иосифу — просить, чтобы у нее выросли груди, так принято в этих горах.

20

СРЕДА

Очень сильный ветер, и падают цветы миндаля. Мы стараемся поймать их на лету в перевернутые зонты. Один лепесток прилип ко лбу. Я оставил его там. Знаю, что многие монахи-буддисты хоронят их. Необходимо, чтобы в человеке ослабли амбиции и чувство превосходства для того, чтобы достигнуть понимания всех остальных жизней. Единство мира окружает нас, и все сотворенное на земле равноправно. Одним дан голос, чтобы общаться звуками и словами, другие выражают себя цветом и ароматом. Жить — это значит чувствовать сокрытое дыхание и одного единственного листка. Необходимо почувствовать страдание цветка или послание дружбы, которое приносит нам запах. Восток — это не только географическая зона. Восток — это и создание нашего ума. Восток — это обтекаемая позиция относительно вертикального мира. Восток — это внимание к дрожанию одного листа. Восток — это отказ от желаний. Восток трогаешь руками. Или не трогаешь.

27

СРЕДА

Я не ощущаю себя писателем. Хотя бы потому, что, путешествуя в языке, мне не удается превратить его в нечто более значимое, чем история, которую хочу рассказать. Я лишь один из тех, кто пытается помочь другим скрасить одиночество, обозначить пути, ведущие к поэзии жизни. Вот уже десять лет как я отдаляюсь от книг, где эксперимент становится сущностью рассказа. Люблю дневники, исповеди и слова, которые рассказывают светлячки, появляясь в небе нашего бытия.

31

ВОСКРЕСЕНЬЕ

Падает снег. Редкие хлопья. Мы укрыли герань прозрачными пленками из пластика.