И все небо для нас - Юлия Лим

голову: – У тебя талант, Верочка. Спасибо за чудесный подарок.

Легонько киваю, отвожу взгляд. Похвала всегда приятна. Жалею, что так и не нарисовала достойного маминого портрета. С каждым днем мамины черты постепенно исчезают из памяти. В один момент помню ее лицо отчетливо, помню ее голос, смех или усталость, звучащую в нем. В другой не помню ничего.

Нас прерывает стук в дверь.

– Я открою, – говорит Тихон.

Сажусь за стол. Напряжение растет. Из коридора показывается Алена в изящном брючном костюме красного цвета. Гордей заходит следом. Его волосы распущены и уложены, но он не выглядит женственно. На нем рубашка, неровно разрезанная пополам: справа зеленая в серую клетку и длиной до бедра, а слева белая, похожая на классическую, и заправлена в темные джинсы.

Обменявшись поздравлениями и любезностями с Ирмой и Тихоном, гости усаживаются за стол. Гордей оказывается по правую руку от меня и здоровается.

– Привет, маленькая леди. – Гордей поворачивается к Миле.

Ее глаза становятся большими, она не сводит с него взгляда. Гордей протягивает ей руку. Сестра обеспокоенно смотрит на меня. Киваю, показывая, что бояться нечего, и она осторожно вкладывает пальцы в его ладонь.

– Я Гордей, а ты, должно быть, Людмила?

– Да, – робко отвечает она и краснеет.

– У меня для тебя сюрприз. – Он лезет в нагрудный карман зеленой части рубашки и достает оттуда что-то.

По кухне разносится радостный крик сестры:

– «Милка» для Милки!

Она выхватывает шоколадку и прижимает плитку к сердцу. Ее глаза полны любви и обожания.

– Лучше убери ее в холодильник, а то платье испортишь, – подсказываю я.

Мила меняет наряды каждый день: не так давно ее одежду привезли по почте, и теперь она самая видная модница в этом доме.

Пока сестра нехотя бежит к холодильнику, придвигаюсь к Гордею и шепчу:

– Как ты узнал? Я же тебе не говорила?

– Тихон сказал. – Разочарованно вздыхаю. Гордей усмехается: – А ты думала, я телепат?

– Иногда я начинаю так думать. – Пихаю его локтем в бок и отодвигаюсь.

Не хочу, чтобы родственники решили, будто между нами что-то есть. Терпеть не могу, когда взрослые начинают играть в свах.

– Ты даже не похвалишь мою прическу? – Гордей придвигается. Пытаюсь отсесть, но он сжимает ножку стула и не дает его отодвинуть.

– Будете салат? – вмешивается дядя.

– Мне, пожалуйста, поменьше, – сходу отвечает Гордей.

– Ты до сих пор на диете?

– Да.

– Тогда положу другой, в этом есть мясо.

Гордей общается с Тихоном так непринужденно, словно это он живет с ним и Ирмой в одном доме, а не я.

– Не знала, что ты вегетарианец, – бормочу я, когда дядя переключает внимание на Алену.

– Вот так вот, – пожимает плечами Гордей.

Оглядываю его прическу и не могу не спросить:

– Сколько лака ты вылил на голову?

Гордей, игнорируя вопрос, говорит:

– Я думал, у тебя проблемы с волосами, но они очень красивые. – Он касается моей косы.

По телу бегут мурашки. Странно слышать от него подобное… и приятно.

– И густые. Приятные на ощупь. – Гордей опускает руку. – Меньше думай об окружающих и больше о себе. А еще… – Он окидывает собравшихся взглядом, чтобы убедиться, что они не подслушивают, и просит: – Распусти вечером косу, хочу посмотреть на волны.

Пока я подбираю в уме подходящий ответ, Мила хватает Гордея за руку и поворачивает к себе.

– А почему тебя так зовут? – интересуется сестра, увлеченно рассматривающая его руки.

Невольно и я обращаю на них внимание. Ногти аккуратно подпилены и покрыты слоем прозрачного лака, отчего поблескивают.

– И почему ты класишь ногти?

Гордей добродушно смеется.

– Мне нравится, когда руки выглядят аккуратно. А имя мне такое мама выбрала.

– А почему твоя мама выблала такое стланное имя?

– Когда мое имя набирали на клавиатуре, опечатались, и вместо Гордеца получился Гордей. – Он поворачивается ко мне и шепчет так, чтобы сестра не слышала: – Забавная история, да? Я ее только что придумал.

Уголки губ приподнимаются. Рядом с ним невозможно не улыбаться. Иногда он светится ярче солнца. Надеюсь, его свет не ослепит, если я подберусь слишком близко.

– А меня мама так назвала, потому что имя Людмила милое, – хвастается сестра. – А Велу потому, что она подалила ей велу в людей.

Не раз слышала эту историю, но теперь, из уст Милы, она звучит так странно. Непонятная тревога селится в душе.

– Эй, все нормально? – Гордей касается мизинцем моего предплечья.

Отстраненно киваю. Сегодня праздник Ирмы, а я только и думаю, что день рождения мамы в этом году мы встретим без нее. Слезы щиплют глаза.

– Простите, я выйду ненадолго. – Встаю из-за стола и выхожу из дома.

Прячусь за стеной мастерской и сажусь на корточки. Растираю слезы по лицу, шмыгаю носом. Никогда не была плаксой, но теперь от любой мысли о маме глаза мокнут, сердце щемит, дыхание сбивается.

– Хреново? – спрашивает Гордей.

Вздрагиваю, но больше не прячу лицо. Исподлобья гляжу на него, как он присаживается рядом на землю и прислоняется спиной к стене.

– Хреново.

– Хочешь, отпрошу нас и пойдем погуляем?

До чего же заманчивое предложение. Уйти от праздничной суеты и побыть наедине с природой. Почти соглашаюсь, как вдруг вспоминаю сначала просьбу Тихона, а потом слова Ирмы. Я и так доставила им немало хлопот, а теперь еще и один день с ними провести не могу.

– Нет, – решительно шмыгаю носом, – сегодня нельзя. Я обещала.

Гордей понимающе кивает. С тех пор как мы подружились, он ни разу не спросил, почему я периодически впадаю в уныние. Уверена, что он замечал, как у меня слезятся глаза, но притворялся, будто не видит.

– Почему ты все еще общаешься со мной? – сипло спрашиваю я.

– Что ты имеешь в виду?

– Я самая обычная плаксивая шестнадцатилетка, а ты – уникум. Разве ребята с вашей планеты общаются с такими экземплярами, как мы?

Гордей задорно смеется.

– Я тоже самый обычный, Вера. Мои странные привычки не делают меня особенным. Ткни в меня вилкой, и кровь у меня пойдет такого же цвета, как у всех.

– Сдурел? Не буду я в тебя ничем тыкать, – фыркаю.

– Вот и отлично. Ты повеселела. – Гордей встает и протягивает руку. – Давай поднимайся. Пойдем.

Берусь за его ладонь, встаю и отряхиваю одежду.

– А ты правда вегетарианец? – невзначай интересуюсь.

– Ага.

– Почему?

– Сначала я сильно болел и сидел на диете, а потом просто привык. Да и не хочется снова оказаться в больнице из-за куска мяса.

И как он выживает летом, когда все вокруг жарят шашлыки?

Мы неторопливо возвращаемся к дому. Заметив незнакомых людей, останавливаюсь и приглядываюсь: это седовласые мужчина и женщина.