Сто тысяч раз прощай - Дэвид Николс

Ознакомительный фрагмент

дополнительно.

– Он виден из города. Я всегда считал, что здесь размещается психиатрическая лечебница или что-то в этом роде.

Старушка рассмеялась:

– Что ж, это недалеко от истины. Видите ли, здесь обитает наша семья.

– Ох! Извините.

– Ничего страшного. Вы не обязаны это знать. Меня зовут Полли, вот там стоит мой муж, Бернард… – (Высокий мужчина с военной выправкой заливал в термопот воду из пластикового ведра.) – Хотите, я проведу для вас экскурсию? – От такой экскурсии никто бы не отказался, и старушка взяла меня под руку. – Мы прожили здесь всю жизнь, но теперь нас только двое. Без детей дом стал слишком большим, потому-то мы и привечаем всех вас, молодых. Айвор – наш племянник. Сейчас у нас идет второй сезон. В прошлом году мы ставили «Сон в летнюю ночь», вы смотрели? Прослышав, что Айвор надумал сколотить небольшой театральный коллектив, мы подумали: почему бы и нет?! Но я поставила одно условие: чтобы мне дали роль! Понимаете, в молодости я выступала на сцене. Айвор побледнел как полотно – он решил, что мне втемяшится сыграть Титанию, но нет, я удовлетворилась Ипполитой – скука смертная, зато в этом сезоне у меня будет возможность сыграть Кормилицу. Я рождена для этой роли. Привнесла в нее говор кокни. «Ну, так в день Петров четырнадцать ей будет. Да, будет, право! Хорошо я помню…» Вначале подумывала придать ей диалект Глазго, но он безумно труден, даже уроженцы Глазго не все им владеют, так что остановилась я на кокни. Конечно, Айвор и Алина исповедуют совершенно эзотерические взгляды на эту постановку. «Концепции» – так принято говорить? Я уверена, что действие будет перенесено в космос, на автовокзал в Венесуэле или в другие столь же экзотические места и что главный упор сделают на движение. Вместо обыкновенной ходьбы придумают иной способ перемены мест. Я с большим недоверием отношусь к пантомиме: в самом деле, зачем изображать жестами кувшин, если можно поставить на сцене шкаф, где от кувшинов и прочей посуды будут ломиться полки? У меня одна надежда: лишь бы не стали урезать текст, ибо что такое Шекспир, если не его язык?

На том мы с ней и сошлись: что Шекспир – это и есть его язык. Старушка, по собственному признанию, «на Шекспире свихнулась». Я только вставил, что он был первым рэпером, а больше ничего добавить не смог, да в этом и не было нужды, так как Полли делала паузы лишь для того, чтобы перевести дух, это притом, что мы обошли оранжерею, розарий, рокарий и так называемый грот – гулкий, забетонированный, кое-где выложенный ракушками известняковый замок величиной с большой семейный автомобиль. Своим низким, надтреснутым голосом старушка спросила, о какой шекспировской роли я мечтаю для себя. И где учился. Ответы были не к моей чести, но я заметил, что с утратой надежды на получение заветного телефончика у меня в голосе появилась учтивость воспитанного молодого человека, вежливого, с хорошо подвешенным языком. Когда мы вернулись после экскурсии, Фран беседовала с эффектным растрепанным парнем: они слишком близко сдвинули головы, а его рука лежала у нее на плече…

– Ромео и Джульетта, – вздохнула Полли. – Просто картинка, правда? Как по-вашему, они и в жизни будут связаны столь же пылкой любовью? Мне кажется, в истории постановок это сделалось своего рода традицией. Система Станиславского, знаете ли.

– Вниманию всех! – жонглируя, прокричал Айвор. – Перерыв окончен, работаем!

Игры с мячами, игры с бамбуковыми шестами, игры с завязанными глазами, носовыми платками и шляпами. На ровном полу мы карабкались на утес, сворачивались, как сухие листья в костре, запрыгивали друг другу на потные спины, загрубелыми пальцами мяли физиономии своих партнеров, и все это время я терзался неразрешимой дилеммой: как выполнять все команды и при этом ничего не делать. Потом начались игры в слова, а дальше – составление рассказов, где каждый прибавлял к тексту одно слово:

Некогда

В

Океане

Танцевали

Двенадцать

Кумкватов!

Меня выбешивало, что всякий раз на подходе к чему-то связному и последовательному кто-нибудь непременно вставлял нечто бессмысленно-идиотическое, направляя рассказ в бредовое русло…

Я…

Щекочу…

Тех…

Кто…

Сонно…

Пахнет…

Вомбатами!

И все начинали истерически ржать. Артишок-телефон-шампунь! Дромадер-стремянка-помойка! Господи, эта публика обожала всякие выверты, что подтверждало мои давние подозрения: в театральной среде любая чушь вызывает всеобщее веселье.

– Внимание, все расслабляемся! Шейк, шейк, шейк! Перерыв на обед!

В этот раз я твердо решил, что своего не упущу. Точно выбрал момент, нащупал в кармане ручку. Фран в одиночестве стояла во дворе у стола, но…

– Чарли Льюис, что тебя сюда привело? – Меня цепко ухватила за локоть Хелен Бивис. – Да я и сама догадалась. Господи, до чего же ты предсказуем.

– Не понимаю, о чем ты.

– Подбиваешь клинья к этой абсолютно интеллигентной девушке.

– Чтоб ты знала, Хелен: мой приход не имеет к ней ни малейшего отношения.

– Ха! Тебя привел сюда интерес к сценическому искусству!

– Ну а тебя что сюда привело?

– Я, между прочим, изготавливаю декорации. Занимаюсь сценографией. Попробовала себя год назад, мне понравилось; я не стыжусь, у меня есть подлинный интерес, я оттачиваю свои навыки. И уж точно, Льюис, не отнимаю чужое время.

– Наверно, ты неправильно меня поняла.

– Я всегда понимаю других правильно.

– Почему же у меня не может быть подлинного интереса?

– К Шекспиру, что ли? Ха!

– Почему бы и нет? Все лучше, чем целыми днями дома сидеть. Мы еще… мы еще посмотрим, что из этого получится.

– Вот именно. – Она положила руки мне на плечи. – Но если ты не соскочишь, Льюис, то потрудись выполнять все, как положено. Нечего убивать время и ерничать, здесь ты не с дружками. Здесь полагается отдавать себя делу!

Ромео

Где-то между внутренним двором и Большой Поляной Фран исчезла. У меня выбора не оставалось – не прятаться же в лесу. Пришлось влиться в стан актеров, которые нежились на солнце, пока Ромео, поддерживая мясистой рукой свою красивую голову, распинался насчет высоких требований, предъявляемых к исполнителю заглавной роли. Заглавная роль, подчеркивал он, не всегда самая эффектная, но почему-то ему всегда достается именно заглавная роль, и в этом его проклятье – вечно быть заглавным; это слово повторялось так часто и с таким нажимом, что я уже стал думать, нет ли в пьесе героя по прозванию Заглавный. «Смотри: приближается герцог Заглавный…»

– Взять хотя бы Отелло! – продолжал Майлз.

Алекс, худощавый чернокожий парень, который был моим скульптором, рассмеялся:

– Майлз, дорого бы я дал, чтобы увидеть тебя в роли Отелло.

– А что, это великая роль. Конечно,

Конец ознакомительного фрагмента

Купить полную версию книги