Фантом Я - Ольга Устинова

Женское лицо склонилось над лицом Марьи Павловны, сказало что-то уговаривающее, просящее, а потом сказало жестко что-то приказывающее. Марья Павловна почуяла свой последний шанс на ребенка, сделала усилие сверх уже несуществующих сил и отключилась в глубоком обмороке.

Когда Марья Павловна пришла в себя, уже никого вокруг нее не было. Ощущение легкости удивило Марью Павловну. Часы на стене напротив показывали восемь, и Марья Павловна не могла понять — утро ли наступило после ночи в родилке, или это уже следующий вечер, и она провела здесь почти сутки?

Лампа дневного света над головой имела прямые линии решетки и как будто бы в них окончательно утвердилась.

Вошла врач, одна из дежурившей при Марье Павловне бригады, уже второпях, уже на пути к дому, спросила:

— Очнулись?

Марья Павловна спросила:

— Долго еще?

Врач сказала:

— Унесли уже вашего ребенка, давно унесли. Еще пару минут, и попрощались бы вы с ним, с ребенком вашим. Скажите нам спасибо.

Марья Павловна сказала тихо:

— Спасибо.

Вампирчик я, вампирчик

Я не считаю годы. Я ищу другие причины для отчаяния.

Мне трудно себя выносить какой я есть. Никак не могу с собой примириться.

Утро для меня тяжелое время тем, что я не могу раскачаться и включиться в какой-нибудь вид активности. И это ничего-не-делание в нерешительности, меня депрессирует.

Я даю себе план: ты можешь делать то-то, то-то, или то-то. Оказывается, я очень занятой человек. И ни на что из списка что делать у меня нет энергии начать.

Кислород может помочь. Я иду в парк.

Я — человек с дыркой в ауре. Утечка энергии держит меня в состоянии хронической апатии, с приступами раздражения как реакции на мир вокруг меня.

В парке я чувствую себя согласным, что утренний мир прекрасен, и солнечные заплатки на старых скамейках приводят меня к образу необходимых заплаток на моей ауре — прикрыть утечку.

Я возвращаюсь домой в роли заряженного аккумулятора, зная, что это ненадолго. Как в песочных часах, убегает моя энергия струйкой, все ближе к критическому уровню, к ощущению хронического отвращения к жизни.

Мысленно проглядываю список дел. И, вместо того чтобы сделать выбор в пользу наиважнейшего, укладываюсь на диван с книгой. Я не готов к деятельности. Я созрею, когда придет чувство страха. Например, если я сегодня не выпишу чек за квартиру, у меня будут неприятности. Или, если я не разгружу письменный стол от бумаг, то некуда будет поставить компьютер, который прибудет сегодня из ремонта.

Но у меня нет энергии. День еще не кончился, успею. Когда страх перед неприятностями возьмет за горло, я подымусь с дивана.

Книжка скучная. Страх еще не душит. Практически, я убиваю время.

Займусь упражнениями тайчи. Последняя мода в Нью-Йорке. Должно активизировать в тебе энергию жизни.

Меня хватает на полчаса занятий. После этого я беру книжку и снова укладываюсь на диван. Правда, в добродушном настроении. Что-то полезное для себя я сделал. Выпью очередную чашку кофе. Без этого стимулятора я не живу.

Итак, уже час дня. Все еще есть время заняться делами. Впрочем, время ланча. И душ я еще не принимал.

Я принял душ и восстановил свое рандеву с книгой на моем диване. Я продолжал ускользать во времени от вещей первой необходимости.

Ощущение надвигающейся неизбежности чистки компьютерного стола меня, наконец, достало. И я его расчистил от бумагбумажек-исписанных обрывочков, и вытер его черную сверкающую поверхность влажной тряпочкой. Изъятые бумажки нашли новый приют, разошлись по ящикам, где в свою очередь будут ждать наведения порядка.

Стало ли мне легче? Во всяком случае нет головной боли. Очередь за новой — написать чеки. А пока можно завалиться на диван и продолжать чтение очень скучного романа о влюбленности героини во французскую кухню.

Сегодня мне обещали привезти компьютер. Где же он, уже четыре часа. Надо съесть суп.

Я себе читаю. Внутри сигнал тревоги — написать чеки и послать почту. Я не найду покоя, пока этого не сделаю.

Покоя нет. Пришлось сделать. Хорошо ли мне теперь? Еще чашка кофе. Компьютер не везут. На мои телефонные звонки не отвечают. Жду. Злюсь. В семь часов вечера позвонили, что компьютер сегодня не привезут. Не успевают.

А раньше позвонить не могли? Чтобы я в свой выходной распоряжался своей судьбой, а не стерег их как избавителей от скуки. Вот ворвутся они в мою квартирку, шумные и деловые, поделятся излучаемой ими энергией бурной жизни.

Я — энергетический вампирчик. Вечно голодный и депрессивный. Но я же и Маша-растеряша. Я немедленно теряю то, чем со мной поделились — энергией.

Пришел вечер. Мой час энергетического голодания. Мне плохо. Скоро спать. А это — надежда на побег.

* * *

От соприкосновения с новым для меня в мире я всегда получал электрошок и долго не мог оправиться.

Прочитал застенографированные мной переживания дня и решил, что в конце-то концов я что-то творческое сделал. Помогает принцип: что пишу — то между мной и Богом. (То есть в ящик). Только так я могу раскрепоститься. Снять тормоза. Быть до отвратительности честным с собой и с Богом, без боязни быть распятым на кресте осуждения и критики.

Я обидчив и сверхчувствителен до прозрения. Таков мой приговор за грехи прошлых жизней.

У меня бывают большие перерывы, пробелы в сочинительстве. Это мое молчание — творческий эгоизм, поскольку я не пишу из страха, считая что не сбросил планку гениального при рывке вверх. И несказанное постепенно крутится в голове, затихая, поглощаемое как на берегу влажным песком забытья.

Нетерпение к жизни — вот что мучило меня всегда. Событийность ее была моим внутренним к ней требованием. Что-то должно было происходить постоянно. И даже не так. Я весь был ожиданием того «нечто», которое должно было случиться. Оно должно было меня вовлечь с потрохами.

Меня ничто не вовлекало. Мне было тоскливо и скучно. Я не желал принимать будни как длинные промежутки между событиями, заполненные рутинным трудом. Не было у меня терпения на этот рутинный труд. Я был мечтателем, скрежещущим зубами от скуки, и не выучился ничему. Я так навсегда и застыл в хроническом ожидании своего нечто, сделавшим из меня ничто.

Я использовал энергию жизни на мечтательство и ожидание вместо обычного муравьиного труда образования и выживания, хотя и прочитал бумажную массу книг как пищу во спасение от умственного голода.

Кто-то заявил мне однажды: «Ты всего лишь хорошо завуалированный лентяй».

* * *

Я рассорился с возлюбленной.

Я поглощен