Мадонна и свиньи - Анатолий Павлович Субботин

Когда проходил Чайников, ящики пикнули. Молодой сержант остановил Ипполита Фёдоровича и спросил, что у него в карманах. «Да так, ничего – ключи, мелочь». – «А футляр для очков есть?» – «Есть». – «Дайте его мне и пройдите ещё раз». Чайников прошёл – ящики промолчали. «Вот ведь железяки! – подумал он. – На очкариков реагируют!»

Пришлось поволноваться Ипполиту Фёдоровичу, пока он отыскал свой ряд и место: уж больно велики эти трибуны. Наконец он сел и постарался успокоиться. Он настраивал себя на чудо. «Интересно, в каком она возрасте? – думал он про Мадонну. – Что скажет?.. А может, и сын с ней появится? Это что ж получается – Второе Пришествие?! А мы не готовы… Дерево я, правда, посадил, но вот с сыном загвоздка – ни жены, ни детей. Свиней только выращивал, да и тех на убой. Ох, не миновать мне ада!»

Вдруг потемнело среди бела дня. И загрохотало, и засверкало. И на футбольное поле выскочило существо женской породы, видавшее виды, в чёрной куртке и штанах, пошитых из свиной кожи. И заголосило существо не по-русски, и задвигало неприлично бёдрами. А потом уселось на стульчак, приделанный к железному столбу, и, обвив столб ногами, включило механизм, так что стульчак поехал кверху. Движущийся между ног столб недвусмысленно олицетворял мужскую хреновину. От всей этой картины и грохота Ипполит Фёдорович аж вспотел.

– Это что же, и есть Мадонна?! – крикнул он сидящему рядом парню.

– Она самая, – отрыгнул парень пивом.

– Да откуда же она такая?

– Из Америки, откуда же ещё!

«Да, – подумал Ипполит Фёдорович, – от такой Мадонны и такого хрена Иисус не родится! И родится ли кто-нибудь вообще?» Но, глядя на беснующуюся толпу, понял: вот они, они чем не дети подобных матерей! И, не помня себя, в ужасе бежал он со стадиона.

Приехав на вокзал, старик обнаружил, что у него не хватает денег на обратный билет, – всё потратил на адское зрелище. Он достал из сумки шмат сала и вышел на перрон. Не простоял он и пяти минут, как к нему подошёл упитанный малый:

– Ты что, дед, на нашей территории торгуешь? Плати мзду или проваливай!

Пришлось убрать сало в сумку. Но тут Чайников заметил знакомого милиционера и бросился к нему, как к единственно близкому человеку:

– Выручи, мил человек, купи сальца. Домой не могу уехать.

– Идёмте в отделение, – сказал милиционер.

Там он попросил у своего коллеги нож и отрезал тонкий слой от шмата. Блюстители порядка пробовали, а Ипполит Фёдорович нахваливал: «Хорошее, ребята, сало, домашнее!»

– За сколько продаёшь, отец? – спросил второй милиционер.

– Мне бы 300 рублей. На билет не хватает.

– Идёт, – сказал первый и достал кошелёк. – Ну как, отец, понравилась Мадонна?

– Это не Мадонна! – перекрестился Чайников.

– А кто же?

– Чертовка, не к ночи будь сказано.

Милиционеры рассмеялись.

* * *

В вагоне Ипполит Фёдорович познакомился с худощавым человеком лет около 40, который всю дорогу пил пиво и ходил в тамбур курить. Его звали Анатолием. Анатолий первым заговорил с молчаливым попутчиком:

– Хочешь пива, отец?

– Нет, спасибо.

– А что такой, извини, смурной?

И Чайников рассказал, как он ездил поклониться Москве, чтобы дожить свой век умиротворённо, с чувством выполненного долга, а столица подсунула ему свинью, то есть чертовку вместо божьей матери, и теперь он возвращается с тяжёлым сердцем.

– Ты смотришь телевизор, отец? – неожиданно спросил Анатолий.

– Мало, а что?

– Вот если бы ты смотрел больше, ты бы понял, что мы живём в аду, и не изумлялся так, не переживал при встрече с чертями… Как бывший советский человек, ты, наверно, помнишь о «холодной войне» между СССР и США. Так вот. Либо американцы нас в ней победили и мы теперь глотаем их бес-культурную жвачку и сами производим подобную, либо мы тогда уже внутренне были, как они, и воевали лишь по причине внешних различий. Перестройка и демократия освободили всё это внутреннее дерьмо, оно всплыло, и вместо самого читающего в мире духовного общества обнаружилась мелкобуржуазная куча, потребляющая дешёвку.

– Мудрено ты говоришь, что-то не пойму я, – сказал Ипполит Фёдорович.

– Народ всегда жаждал хлеба и зрелищ, – продолжал Анатолий, не обращая внимания на реплику Чайникова. – Если налицо дефицит того и другого, случается революция. Ведь почему в 17-м году всё перевернулось? Хлеба было мало, а зрелищ ещё меньше. Кино только нарождалось, телека вообще не было. Вот скучающие россияне и устроили балаган… Так что надо, отец, надо развлекать народ, чтоб он не думал о грустном.

– Чертями, что ль, развлекать?

– А это зависит от культурного уровня каждого зрителя. Большинство не понимает серьёзного искусства (ведь оно требует умственных усилий) и тащится только от бесовщины.

Смотрел Ипполит Фёдорович на пролетающий за окном среднерусский пейзаж, но не испытывал уже умиротворения при виде этих полей и перелесков. Казалось, за деревьями прячется нечисть, и вот-вот из-за берёзки высунется чёрт с рогами и скорчит Ипполиту Фёдоровичу рожу.

Дома хлопоты по хозяйству постепенно вернули Чайникова в привычную колею, и он стал забывать о столичном потрясении. И всё же оно не прошло для него бесследно. Случалось, задавая животным корм, Ипполит Фёдорович вдруг останавливал взгляд на одной точке – на грязном углу свинарника или поросёнке – и, вспоминая бесноватую толпу, невольно сравнивал и думал: неужто свиньи лучше людей?

2006 г.

Любовь манекена

Ты без страха и боли превращаешь камни в молодые души, и я на глазах становлюсь всё лучше.

Павел Кашин. «Мим»

Передо мною за тонкой прозрачной стенкой лежит пешеходная дорожка, по которой ходят туда-сюда люди. Далее – шоссе, где снуют безумные машины. И за ним – деревья парка, над которыми время от времени взлетают и кружат стаи птиц.

Картина не меняется, и когда бы не люди, авто и птицы, она была бы спокойной, как я.

Я невозмутимо смотрю на всё это. Мне дела нет, что у людей разные лица и одежда, а у машин разная расцветка, – для меня они все одинаковы. Они сменяют друг друга; вездесущий свет солнца сменяется раздробленными огнями фонарей, окружёнными тьмой; дождь, заливающий стенку, отчего картина делается мутной и почти невидимой, уступает место снегопаду. Я стою и смотрю. Равнодушен, неподвижен, неизменен…

* * *

Это случилось летним солнечным днём. Проходящая мимо девушка повернула ко мне голову и улыбнулась. Ну и что? Такое было и прежде: люди оборачивались в мою сторону, некоторые даже останавливались. Но никогда ещё никого из них я не провожал взглядом. А тут я удивлённо