Цена тишины - Ольга Устинова

через пустыню. Надо проверить на что ты способен после стресса», объявила она и натянула рюкзак. Через полчаса мы вышли в пустыню. Жар от растрескавшейся почвы поначалу был невыносим. И мы шли медленно, постепенно входя в ритм, вдоль пыльной дороги.

«Вперед, вперед». Бодрила меня моя наставница. «Ты ведешь себя превосходно. Тригер будет тобой доволен».

На меня что-то нашло. Я шел как солдат в строю. Вперед к несчастью. Пришло второе дыхание. Эллочка шла сзади и не старалась со мной сравняться. Когда я обернулся в первый раз, ее руки были вытянуты к моей спине, и она что-то ими манипулировала. Резко опустив их, она сказала: «Иди-иди, не останавливайся». «Что ты делаешь? Спросил я. «Что ты химичишь?»

«Да ничего, милый, я потянулась, мышцу свело. Опять ты что-то воображаешь. Вечно тебе что-то кажется».

Я пошел дальше с чувством раздражения, которое у меня так часто вызывала эта женщина.

Через какое-то время я опять оглянулся и опять она выписывала руками таинственные знаки на моей спине. Сказать мне было нечего. Я остановился и велел ей идти впереди. Она хмыкнула, но послушалась.

Мы шли два часа, пока не вышли в поселок, зеленый и свежий. Разыскали автобусную станцию и вернулись, измученные жарой, в Иерусалим.

Дома никого не было кроме Дверного, мрачно напивавшегося на диване в гостиной.

«Они пошли в кабак, танец живота смотреть», пробормотал он на Эллочкино удивление. «Праздновать».

Я ждал чем все это кончится.

Утром Эллочка потащила меня в церковь погребения Сепулькре, на Голгофе, поделенную между религиями. Каждая имела свою территорию на двух этажах.

Хитренько улыбаясь, она привела меня в маленькую комнату на первом этаже, кирпичной непокрашенной кладки, с земляным полом и очагом посередине. В отверстии очага без дверцы лежал прижатый к стенке обуглившийся матерчатый сверток и свежая зола по всему отверстию.

«Не состоялось», – бормотала ненавистная. «Кто-то сплоховал. Тренировка новичков. Вот дурачье», она фыркнула и потянула меня к выходу. Я сделал вид, что ничего не понял, и мы ушли.

На Ганурите она сказала тихо, как будто разговаривая с собой: «А самое страшное у тебя еще впереди».

Самое страшное. Ждать оно себя не заставило.

Утром объявилась Изабелла. «Привет, герой. Пойдешь со мной. Лечить тебя будем. Хороший психиатор есть. Со своим кабинетом. Расскажешь ему что тебя одолевает». Мне показалось, что она прошептала: «Наш человек».

«Ой, как хорошо, – защебетала Эллочка. – «Совсем он меня замучил со своими измышлениями. Все-то ему мерещится».

Я подумал в раздражении: очередное мероприятие. Куда деваться? Накинул куртку и пошел с Изабеллой на автобус.

Голоса налетели как воронье на падаль. Клевали и разрывали мой мозг на части. Тело горело внутренним пожаром. Я метался на автобусной станции, как будто меня поджаривали черти в аду. Хотелось рвать. Выплевывать внутренности. Глаза жгло. Руки тряслись.

Изабелла сказала с улыбкой: «А ты не пробовал сказать им «кыш-кыш»?

«Нет», огрызнулся я злобно, восприняв это как насмешку. «Все равно что стаю волков разогнать детскими уговорами», решил я.

«А ты попробуй» она не унималась.

Я отмахнулся.

Сидеть в автобусе было тяжело. Хотелось продолжать метаться в пространстве.

Кабинет психиатра оказался на первом этаже красивого особняка. Коридоры в красных дорожках.

Мое возбуждение росло, хотя казалось, что уже нет предела. Изабелла держалась близко ко мне, и я подозревал, что это она меня накачивала.

Нас позвали, и мы вошли в кабинет. Психиатор сидел за столом. Мы почему-то стояли напротив, не присаживаясь. Не было команды. Я плохо его видел, перед глазами расплывалось. Изабелла что-то ему обо мне рассказывала, я не мог сконцентрироваться и послушать. В ушах стоял звон, он нарастал, казалось, я сейчас упаду. И мне этого хотелось. Упасть и выключиться. И когда я уже начал опускаться на пол, от меня отделился круглый черный шарик, пролетел расстояние между мной и психиатром, и ударил ему в ауру чуть справа от виска.

Внезапно я пришел в себя. Мне стало легко, как будто кто-то снял с меня тяжелый груз. В ушах восстановилась тишина. Я мог дышать.

Изабелла тихо прошептала: «Браво. Чуть-чуть промазал».

Психиатр смотрел на меня разгневанно, и сказал вдруг: «Уходите». И я пошел вслед за Изабеллой к двери сомнамбулой. В коридоре она пробормотала, чтобы только я слышал: «Он тебя пожалел».

Ослепший и оглохший, я тащился за ней на остановку автобуса. Хотелось лечь на асфальт и уснуть как в постели.

Мы подымались на свой пятый этаж на Ганурите, когда на последней площадке лестницы, она остановила меня, обняла, прижала к себе и заговорила вдохновенно: «Все. Ты ЭТО сделал. Теперь я тебя никогда не брошу. Молодец. Любимый мой мальчик. Теперь станет легче. Держись. Я с тобой, возьми меня куда бы ты ни решил». И поцеловала меня, бесчувственного.

В эту минуту я понял, что разлюбил Изабеллу. И что я не хочу больше жить. И не хочу знать что случилось. И кто ЭТО со мной сделал. Если бы только меня ни ждал сынуля. Даже о нем я на какое-то мгновение своей жизни позабыл.

* * *

Можно устать во сне. Или это был бред? И ничего подобного со мной не случалось. Как говорит Эллочка «твои бредни»? Действительность не для меня.

Я проснулся в палате Эйтанима, потому что мне принесли лекарство. Две красных таблетки и водичку в минзурке запить. Болело изуродованное горло. Туманилось перед глазами. Не повернуть головы без страдания. И все же я пошел бродить по коридору. Я боялся, что нагрянет еще какая-нибудь пакость из того что было или не было. Ведь я в психушке. Значит, я сошел с ума. Значит, мне здесь место.

Дверь на улицу оказалась открытой, и я вышел в прекрасный парк. Свежесть прохладного воздуха осени вливалась в меня эликсиром. Я обнаружил, что кругом еще здания. Больница расположилась во множестве одноэтажных коттеджей и среди них был мой. В парке как в лесу. Хотелось курить. Только этого не хватало. Да и не было у меня сигарет. Пациенты прохаживались среди деревьев, кустарников, клумб с осенними цветами. В этом гиблом месте психбольницы жизнь назло показывала свое очарование. Я застонал, случайно повернув голову на больной шее, и проклял Тригера. Что же теперь делать? Тупик. Надо начинать думать. Гонг. Приглашение к ужину. А потом, слава Богу, спать. Вот и все. Есть и спать. И я уснул.

* * *

С утра, ползя на процедуру, я, к удивлению своему и ужасу, увидел Тригера.

Он шел мне навстречу, бодренько, в больничной пижаме. Я приостановил свое