Гамбит дождября - Андрей Люмнов

— Я — мужчина на пороге шестого десятка лет, который уже успел одичать за долгие годы вынужденного отшельничества.

— А я? В твоих глазах?

— Молодая, сексуальная женщина, без лишних проблем и комплексов. Скорее всего, привыкла, что стоит только подмигнуть, и любой мужчина будет у твоих ног.

— Не угадал. Я просто тоже изголодалась. Есть железное правило — с клиентами не спать, а другие мужчины меня чураются.

— Почему?

— Потому что понимают, что я их насквозь вижу. Я — психолог.

— Плохой, стало быть, психолог. Меня-то ты насквозь не видишь.

— Ты, да, ты — странный. Но скоро я тебя пойму. За пару дней, ну, максимум за три.

— А куда ехала?

— А никуда. Люблю ехать ради дороги. Просто садишься за руль и едешь, пока голова не прочистится. А потом разворачиваешься и едешь домой.

— А где дом?

— Там, в ближнем замкадье.

— Далеко же ты заехала сегодня.

— Далеко и надолго, видимо. А у меня даже и вещей нет с собой.

— Поспишь в халате, утром найду тебе что-нибудь.

— А можно я буду без халата спать? И с открытой дверью?

— Да как тебе угодно. У меня тоже правило — с клиентками не спать.

— А с клиентами?

— Фу. Не шути так больше.

— Спасибо за ужин. И за кофе.

Она наклонилась, чтобы поцеловать его в уголок рта, но он подставил щёку.

— Просто «спасибо» вполне достаточно. Тем более что еду и ночлег включу в счёт.

— Сумму обсудим завтра? А то глаза слипаются.

— Приятных снов.

Она обернулась в дверях, но он уже убирал со стола и не видел.

Второе дождября

— Доброе утро, — сказала Марина, спускаясь по лестнице.

Она опять была в халате на босу ногу.

— Доброе утро. Так и не нашла тапочки?

— Даже не искала. Мне понравилось ходить босиком, если тебя не смущает.

— Меня — не смущает. Лишь бы тебе было комфортно.

— Мне — комфортно, у тебя чисто. И ходить босой приятно. Забытое удовольствие детства. У бабушки были деревянные полы, и я всегда у неё бегала босиком. Завтрак будет?

— А что бы ты хотела?

— Поридж с ежевикой и стакан смузи из сельдерея.

— Перетопчешься, — он посмотрел на неё с вызовом. — Овсянку могу сделать завтра, но только на воде и без ягод. Блендера нет, сельдерея нет. Есть только кофе и яйца. Яичницу будешь?

— Как ты сказал? «Перетопчешься»? Интересная фраза, я запомню, спасибо. Тогда мне глазунью из двух яиц, с непрожаренными желтками и зелёным луком. И хлеб. У тебя вчера был вкусный хлеб.

— Я сам пеку. Специально для тебя подам вчерашний. Спускайся на завтрак через пятнадцать минут.

— Так я вроде уже, это самое, спустилась. Хочешь меня наверх загнать?

— Ага.

— Я мешаю?

— Все, кто не помогает — мешают, отвлекая.

— Хочу помочь.

— Тогда за мной.

Артём решительно прошёл в столовую, Марина просеменила следом. Вход в кухню оказался за занавеской в столовой.

— У тебя везде занавески?

— Там, где можно обойтись без дверей — да.

— Самобытненько.

— Яйца тут, — он придвинул к ней миску, — сковорода. Зелёный лук и масло сейчас принесу.

— Соль, перец, нож?

— Оглянись и всё найдёшь.

Артём ушёл за занавеску.

«Интересно, что там, за занавеской?»

Она огляделась. Кухня была минималистична, в стиле «необходимо и достаточно» — крупная соль в пол-литровой банке, винтажная мельница с горошинами перца, две разделочные доски, видавшие виды. Ножей было целых три — огромный широкий тесак, длинный узкий и небольшой аккуратный ножичек, все с наборными ручками, узкая плита из трёх конфорок. Над рабочим столом висели шкафы, но заглянуть в них она не успела — вернулся Артём с банкой топлёного масла и пучком зелёного лука.

— Ну как успехи, мадам?

— У мадмуазель успехи хороши — всё нашла, кроме...

— Кроме?

— Кроме как зажечь плиту. Где у неё электророзжиг?

— М-да… Вот и выросло поколение. Нет у неё электророзжига. Для этого тут лежат спички. — он потряс коробком.

— Поможешь?

— Спичками пользоваться не умеешь?

— Честно? Нет, никогда не курила.

— Спички — это не для курения. Спички — они для разведения огня.

Он зажёг спичку и от неё запалил конфорку.

— Дальше справишься?

— Ты уходишь?

— Пойду сварю кофе в столовой.

— Разве нельзя варить кофе прямо тут?

— Два повара на одной кухне — это к ссоре. А тебе здесь со мной ещё неделю жить — дождь быстро не закончится.

Артём ушёл. Марина поставила сковороду на зажжённую конфорку, маленьким ножом из банки выудила кусок топлёного масла. Когда масло растопилось, разбила на сковороду два яйца, посолила щепотью, хорошенько сдобрила перцем. Через пять минут она внесла сковороду в столовую.

— Я не нашла тарелки.

Артём забрал у неё сковороду и поставил на стол.

— Выглядит неплохо, спасибо, дальше я сам.

Он поставил две тарелки напротив друг друга.

— Если не хочешь сидеть напротив так близко, можем сесть как вчера — с противоположных торцов стола.

— Не хочу. Я вообще вчера просто села на ближайший стул, это ты держал дистанцию.

— И буду держать, извини.

— Я не в твоём вкусе?

Он посмотрел ей в глаза, потом на подбородок (или на губы?), потом в запАх халата, в котором было видно не так много, но достаточно, чтобы захотеть его распахнуть полностью и положить её прямо в халате на крепкий обеденный стол.

— Последние много лет никто не в моём вкусе, извини.

— Много — это сколько?

— Много — это девять. Да, девять лет назад я приехал сюда.

— И всё это время ты тут один?

— Нет, конечно! Бывает, что в гостинице нет ни одного свободного номера. Так было и в первый год, как раз в дождябрь.

— Расскажи.

— Давай лучше поедим.

Он уже разложил яичницу по тарелкам — ей два желтка, себе три.

— Давай поедим. Выглядит аппетитно. Никогда таких ярких желтков не видела, насыщенные, как Солнце в полдень.

— Солнце, да. Свои куры.

— Покажешь?

— Ты как будто куда торопишься. Всему своё время. Сейчас время есть.

Ели они молча. Она с интересом наблюдала, как он