Антон Чехов - Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения т 4-7

{04013}

из головы мрачные мысли, но чем энергичнее он гнал, тем яснее становились образы и страшнее мысли. Ему стало жутко. "Чёрт знает что... Боишься, словно маленький... Глупо!" "Чик... чик... чик", - стучали за стеной часы. В сельской церкви на погосте зазвонил сторож. Звон был медленный, заунывный, за душу тянущий... По затылку и по спине Ваксина пробежали холодные мурашки. Ему показалось, что над его головой кто-то тяжело дышит, точно дядя вышел из рамы и склонился над племянником... Ваксину стало невыносимо жутко. Он стиснул от страха зубы и притаил дыхание. Наконец, когда в открытое окно влетел майский жук и загудел над его постелью, он не вынес и отчаянно дернул за сонетку. - Деметрий Осипыч, was wollen Sie? - послышался через минуту за дверью голос гувернантки. - Ах, это вы, Розалия Карловна? - обрадовался Ваксин. - Зачем вы беспокоитесь? Гаврила мог бы... - Хаврилу ви сами в город отпустил, а Глафира куда-то с вечера ушла... Никого нет дома... Was wollen Sie doch? - Я, матушка, вот что хотел сказать... Тово... Да вы войдите, не стесняйтесь! У меня темно... В спальную вошла толстая, краснощекая Розалия Карловна и остановилась в ожидательной позе. - Садитесь, матушка... Видите ли, в чем дело... - "О чем бы ее спросить?" - подумал Ваксин, косясь на портрет дяди и чувствуя, как душа его постепенно приходит в покойное состояние. - Я, собственно говоря, вот о чем хотел просить вас... Когда завтра человек отправится в город, то не забудьте приказать ему, чтобы он... тово... зашел гильз купить... Да вы садитесь! - Гильз? Хорошо! Was wollen Sie noch? - Ich will... Ничего я не will, но... Да вы садитесь! Я еще что-нибудь надумаю...

{04014}

- Неприлишно девице стоять в мужчинской комнат... Ви, я вижу, Деметрий Осипыч, шалюн... насмешкин... Я понимай... Из-за гильз шеловека не будят... Я понимай... Розалия Карловна повернулась и вышла. Ваксин, несколько успокоенный беседой с ней и стыдясь своего малодушия, натянул на голову одеяло и закрыл глаза. Минут десять он чувствовал себя сносно, но потом в его голову полезла опять та же чепуха... Он плюнул, нащупал спички и, не открывая глаз, зажег свечу. Но и свет не помог. Напуганному воображению Ваксина казалось, что из угла кто-то смотрит и что у дяди мигают глаза. - Позвоню ей опять, чёррт бы ее взял... -порешил он. - Скажу ей, что я болен... Попрошу капель. Ваксин позвонил. Ответа не последовало. Он позвонил еще раз, и словно в ответ на его звон, зазвонили на погосте. Охваченный страхом, весь холодный, он выбежал опрометью из спальной и, крестясь, браня себя за малодушие, полетел босой и в одном нижнем к комнате гувернантки. - Розалия Карловна! - заговорил он дрожащим голосом, постучавшись в дверь. - Розалия Карловна! Вы... спите? Я... тово... болен... Капель! Ответа не последовало. Кругом царила тишина... - Я вас прошу... понимаете? Прошу! И к чему эта... щепетильность, не понимаю, в особенности, если человек... болен? Какая же вы, право, цирлих-манирлих. В ваши годы... - Я вашей жена буду говорил... Не дает покой честный девушк... Когда я жил у барон Анциг и барон захотел ко мне приходить за спишки, я понимай... я сразу понимай, какие спишки, и сказала баронесс... Я честный девушк... - Ах, на какого чёрта сдалась мне ваша честность? Я болен... и капель прошу. Понимаете? Я болен! - Ваша жена честный, хороший женщин, и вы должны ее любить. Ja! Она благородный! Я не желай быть ее враг! - Дура вы, вот и всё! Понимаете? Дура! Ваксин оперся о косяк, сложил руки накрест и

{04015}

стал ждать, когда пройдет его страх. Вернуться в свою комнату, где мелькала лампадка и глядел из рамы дядюшка, не хватало сил, стоять же у дверей гувернантки в одном нижнем платье было неудобно во всех отношениях. Что было делать? Пробило два часа, а страх всё еще не проходил и не уменьшался. В коридоре было темно и из каждого угла глядело что-то темное. Ваксин повернулся лицом к косяку, но тотчас же ему показалось, что кто-то слегка дернул его сзади за сорочку и тронул за плечо... - Чёрт подери... Розалия Карловна! Ответа не последовало. Ваксин нерешительно открыл дверь и заглянул в комнату. Добродетельная немка безмятежно спала. Маленький ночник освещал рельефы ее полновесного, дышащего здоровьем тела. Ваксин вошел в комнату и сел на плетеный сундук, стоявший около двери. В присутствии спящего, но живого существа он почувствовал себя легче. "Пусть спит, немчура... - думал он. - Посижу у нее, а когда рассветет, выйду... Теперь рано светает". В ожидании рассвета, Ваксин прикорнул на сундуке, подложил руку под голову и задумался. "Что значит нервы, однако! Человек развитой, мыслящий, а между тем... чёрт знает что! Совестно даже"... Скоро, прислушавшись к тихому, мерному дыханию Розалии Карловны, он совсем успокоился... В шесть часов утра жена Ваксина, воротившись от Троицы и не найдя мужа в спальной, отправилась к гувернантке попросить у нее мелочи, чтобы расплатиться с извозчиком. Войдя к немке, она увидала картину: на кровати, вся раскинувшись от жары, спала Розалия Карловна, а на сажень от нее, на плетеном сундуке, свернувшись калачиком, похрапывал сном праведника ее муж. Он был бос и в одном нижнем. Что сказала жена и как глупа была физиономия мужа, когда он проснулся, предоставляю изображать другим. Я же, в бессилии, слагаю оружие.

{04016}

ДАЧНИКИ

По дачной платформе взад и вперед прогуливалась парочка недавно поженившихся супругов. Он держал ее за талию, а она жалась к нему, и оба были счастливы. Из-за облачных обрывков глядела на них луна и хмурилась: вероятно, ей было завидно и досадно на свое скучное, никому не нужное девство. Неподвижный воздух был густо насыщен запахом сирени и черемухи. Где-то, по ту сторону рельсов, кричал коростель... - Как хорошо, Саша, как хорошо! - говорила жена. - Право, можно подумать, что всё это снится. Ты посмотри, как уютно и ласково глядит этот лесок! Как милы эти солидные, молчаливые телеграфные столбы! Они, Саша, оживляют ландшафт и говорят, что там, где-то, есть люди... цивилизация... А разве тебе не нравится, когда до твоего слуха ветер слабо доносит шум идущего поезда? - Да... Какие, однако, у тебя руки горячие! Это оттого, что ты волнуешься. Варя... Что у нас сегодня к ужину готовили? - Окрошку и цыпленка... Цыпленка нам на двоих довольно. Тебе из города привезли сардины и балык. Луна, точно табаку понюхала, спряталась за облако. Людское счастье напомнило ей об ее одиночестве, одинокой постели за лесами и долами... - Поезд идет! - сказала Варя. - Как хорошо! Вдали показались три огненные глаза. На платформу вышел начальник полустанка. На рельсах там и сям замелькали сигнальные огни. - Проводим поезд и пойдем домой, - сказал Саша и зевнул. - Хорошо нам с тобой живется, Варя, так хорошо, что даже невероятно! Темное страшилище бесшумно подползло к платформе и остановилось. В полуосвещенных вагонных окнах замелькали сонные лица, шляпки, плечи...

{04017}

- Ах! Ах! - послышалось из одного вагона. - Варя с мужем вышла нас встретить! Вот они! Варенька!.. Варечка! Ах! Из вагона выскочили две девочки и повисли на шее у Вари. За ними показались полная пожилая дама и высокий, тощий господин с седыми бачками, потом два гимназиста, навьюченные багажом, за гимназистами гувернантка, за гувернанткой бабушка. - А вот и мы, а вот и мы, дружок! - начал господин с бачками, пожимая Сашину руку. - Чай, заждался! Небось, бранил дядю за то, что не едет! Коля, Костя, Нина, Фифа... дети! Целуйте кузена Сашу! Все к тебе, всем выводком, и денька на три, на четыре. Надеюсь, не стесним? Ты, пожалуйста, без церемонии. Увидев дядю с семейством, супруги пришли в ужас. Пока дядя говорил и целовался, в воображении Саши промелькнула картина: он и жена отдают гостям свои три комнаты, подушки, одеяла; балык, сардины и окрошка съедаются в одну секунду, кузены рвут цветы, проливают чернила, галдят, тетушка целые дни толкует о своей болезни (солитер и боль под ложечкой) и о том, что она урожденная баронесса фон Финтих... И Саша уже с ненавистью смотрел на свою молодую жену и шептал ей: - Это они к тебе приехали... чёрт бы их побрал! - Нет, к тебе! - отвечала она, бледная, тоже с ненавистью и со злобой. - Это не мои, а твои родственники! И обернувшись к гостям, она сказала с приветливой улыбкой: - Милости просим! Из-за облака опять выплыла луна. Казалось, она улыбалась; казалось, ей было приятно, что у нее нет родственников. А Саша отвернулся, чтобы скрыть от гостей свое сердитое, отчаянное лицо, и сказал, придавая голосу радостное, благодушное выражение: - Милости просим! Милости просим, дорогие гости!

{04018}

ВВЕРХ ПО ЛЕСТНИЦЕ

Провинциальный советник Долбоносов, будучи однажды по делам службы в Питере, попал случайно на вечер к князю Фингалову. На этом вечере он, между прочим, к великому своему удивлению, встретил студента-юриста Щепоткина, бывшего лет пять тому назад репетитором его детей. Знакомых у него на вечере не было, и он от скуки подошел к Щепоткину. - Вы это... тово... как же сюда попали? - спросил он, зевая в кулак. - Так же, как и вы... - То есть, положим, не так, как я... - нахмурился Долбоносов, оглядывая Щепоткина. - Гм... тово... дела ваши как? - Так себе... Кончил курс в университете и служу чиновником особых поручений при Подоконникове... - Да? Это на первых порах недурно... Но... ээ... простите за нескромный вопрос, сколько дает вам ваша должность? - Восемьсот рублей... - Пф!.. На табак не хватит... - пробормотал Долбоносов, опять впадая в снисходительно-покровительственный тон. - Конечно, для безбедного прожития в Петербурге этого недостаточно, но кроме того ведь я состою секретарем в правлении Угаро-Дебоширской железной дороги... Это дает мне полторы тысячи... - Дааа, в таком случае, конечно... - перебил Долбоносов, причем по лицу его разлилось нечто вроде сияния. - Кстати, милейший мой, каким образом вы познакомились с хозяином этого дома? - Очень просто, - равнодушно отвечал Щепоткин. - Я встретился с ним у статс-секретаря Лодкина...