Шум - Рои Хен

залитую ярким белым светом. В комнате находился тощий тип – руки в карманах и кадык размером с бильярдный шар. И еще очки, глядя в которые собеседник видел только свое отражение. Тощий тип прямо не сказал, что он из Моссада, но намекнул, что речь о важной секретной службе, и пообещал, что Ноа будет приносить пользу государству. Когда он снял очки и Ноа увидела часто моргающие мышьи глазки, то не смогла сдержать смех. “Послушайте, за всю свою жизнь вы не встретите менее скрытного человека, чем я, – сказала Ноа, – я не умею хранить секреты, я говорю все время, со всеми и обо всем”. К ее удивлению, тощий тип вынул руки из карманов, наклонился к ней и едва слышно сообщил: “Мы знаем и не рассчитываем на то, что вы будете хранить секреты. Напротив, мы хотим, чтобы вы распространяли информацию”. Ноа даже немного обиделась – он говорил о ней, как о какой-то заразной болезни. Едва выйдя оттуда, она первым делом сообщила продавцу в киоске, в котором покупала сигареты, что ее минуту назад пытались завербовать в Моссад. “В добрый час”, – отозвался продавец с таким видом, будто слышал такое каждый день. Так или иначе, но после того раза Моссад не проявлялся.

– Ты жива там? – спрашивает Нимрод.

– Уже сорок лет, а почему ты спрашиваешь?

– Просто молчишь уже целую минуту, и я испугался, что всё.

Его попытка разрядить атмосферу умиляет ее.

– Скажи мне только одно, – Ноа пользуется приглашением к разговору, – этот сюрприз… мне понравится?

– Тебе будет интересно.

– О боже! – Она закатывает глаза. – Это лекция о пермакультуре в пустыне?

Нимрод смотрит на дорогу. В отличие от нее, он умеет молчать. И в этом часть его обаяния. Он умеет молчать и умеет плакать от японских мультиков. А когда злится, черты у него заостряются и он даже становится красивым. Порой Ноа ссорится с ним, только чтобы полюбоваться.

Она включает радио, из динамиков несется шлягер с английским припевом. Уже месяц его мурлычет вся страна. Ноа переключает станцию. Реклама страховой компании. Переключает. Классическая музыка. На заднем сиденье нет грызущей ногти и задумчиво глядящей в окно Габриэлы, и Ноа снова переключает. Опять этот осточертевший хит. Она выключает радио.

Даже не заметив, как телефон снова оказался в ее руке, Ноа проверяет почту. Ее срочно просят ответить на вопросы экономического журналиста, который проводит расследование “О провале ресайклинга в Тель-Авиве”.

– Не обнаглевай! – Ноа ловит себя на мамином словечке. – Сегодня пятница и у меня день рождения, прояви немного такта!

Ноа проверяет прогноз погоды. Вчера дождь, сегодня сухо и облачно – от девяти до девятнадцати градусов. Есть надежда, что в проклятом пансионате хотя бы будет джакузи с горячей водой. Пробегается по новостным заголовкам – все мрачно. Переключается на сториз – нужно же быть в курсе личной жизни женщин, которых никогда не встречала и вряд ли когда-нибудь встретит. Одна занимается йогой на террасе в Доломитах, другая в жутком платье катается на катере по Сене, третья с близняшками в одинаковых купальниках нежится на роскошной вилле в Греции. Все трое скрестили загорелые ноги. Кто-нибудь выложит видео, где Ноа молчит, сидя рядом с мужем в машине?

Ноа смотрит на Нимрода, который ведет машину – в правом ряду, как положено. Много лет назад она сдала на права, но с тех пор садилась за руль считаные разы. За рулем Ноа всегда чувствовала себя так, будто вот-вот попадет в смертельную аварию. Долгие годы ездила только на такси, а теперь только на “Тель-О-Фане”. Ей нравится служить наглядным примером довольного пользователя городского проекта проката велосипедов – она страстно продвигала эту инициативу как пресс-секретарь мэрии. Мэр каждый раз, когда видит ее, подмигивает и повторяет: “Новатор – Ноа-ватор!” Глупая и бумерская шутка, но все равно Ноа, слыша ее, испытывает какую-то детскую гордость.

На мгновение оторвавшись от телефона, она замечает указатель на Иерусалим.

– Нимрод, – с подозрением говорит она, – мы, что, собираемся оставить записку в Стене Плача? Наш пансионат в Меа Шеарим?[4] Будем встречать шаббат?

– Не в этот раз.

– Так. А где мы будем ночевать? В армянском квартале? Я не против съесть что-нибудь армянское.

– А что едят армяне?

– Откуда я знаю, это же не я забронировала пансионат в армянском квартале!

– Я тоже не бронировал. Мы не едем в Иерусалим.

Он сворачивает с трассы на дорогу, уводящую в лес. Свет смягчается, а воздух наполняется растительным духом. Ноа делает глубокий вдох и закрывает окно. От излишка кислорода у нее всегда кружится голова.

– Ты собираешься убить меня в лесу? Ты же знаешь – закончится тем, что я тебя порву на клочки.

– Знаю.

Ноа наклоняется и целует Нимрода в плечо, обтянутое рубашкой. Он кладет руку ей на голову.

По большому счету мы хорошая пара, думает она, даже очень хорошая. Просто в последнее время у нас что-то сломалось. Многие проходят через это. Это в порядке вещей в нашем возрасте и с нашим семейным стажем. Позорище, конечно, прямо как в бесчисленных сериалах и фильмах, которые мусолят одно и то же – ссоры, плач и, упаси господь, финальное примирение. Может, поэтому мысль о семейной терапии так пугает ее?

Автомобиль пересекает реку Сорек. Они двигаются в направлении Рамот. Навстречу несутся кедры, а может, это или кипарисы, или сосны – короче, деревья.

– Скажи мне только одно – это то, чего я хочу?

– Да.

– Я когда-то говорила, что хочу этого?

– Да.

– Это оргия?!

– Это когда ты говорила, что хочешь оргию?

– Не говорила.

– Ну так с чего бы?

– Я шучу. Ты же знаешь, когда волнуюсь, я всегда думаю о сексе.

– Нужно запомнить. В следующий раз, когда захочу секса, заставлю тебя поволноваться.

– Я подходяще одета?

На ней синие джинсы клеш, которые идут ей и которые можно носить с чем угодно, черные ботильоны на молнии и рубашка на пуговицах, расписанная акварельными цветками. Ноа собиралась носить эту рубашку летом, но потом сочла расцветку слишком нежной для тель-авивского солнца. А вот сегодня самое то – зима и начало ее нового десятилетия. В вырезе рубашки виднеется край малинового лифчика. Цвет, когда покупала, вызвал в памяти вкус фруктового мороженого, а теперь вызывает беспокойство, что он будет неуместен.

– Это же не пейнтбол в лесу или что-то в этом роде, верно? Потому что тогда я замерзну и умру.

– Я взял тебе одежду. В сумке сзади.

– Ты рылся в моем шкафу?

– Они сказали что-то простое и белое.

– Кто они? Почему белое? Подожди! Мы снова поженимся?

– Мы приехали.

Автомобиль останавливается посреди