Чего мужчины не знают - Вики Баум

и коньяк. Он прилег на постель. Никакого толка. Его неудовлетворенность все усиливалась. Это началось в Берлине, в клубе, в вечер его отъезда, и с тех пор все время постепенно нарастало. Франк тщательно избегал называть любовью это чувство болезненного беспокойства. В его жизни было уже слишком много увлечений, чтобы он мог верить в любовь. Он закрыл глаза и тщетно попытался заснуть. Вместо этого он начал грезить. Он мечтал о многих очаровательных, восхитительных вещах, которые могли бы утишить его неудовлетворенность. Во всех этих грезах и мечтах участвовала Эвелина. Он не мог заснуть, снова и снова его глаза открывались, и, затягиваясь сигареткой, он видел два высоких, до пола, окна с маленьким балкончиком перед ними, аспидные крыши, голубей на водосточной трубе и слышал звуки автомобильных гудков внизу, на улице. Снова закрыв глаза, он вошел с Эвелиной забавный дом на рю де Севр, в котором жил будучи студентом.

Однако он по-видимому все же заснул, потому что, когда он проснулся, солнце уже скрылось и y него горела голова. Некоторое время он лежал почти не думая. Потом взял записную книжку, которую положил на ночной столик вместе с ключами и бумажником, и отыскал в ней номер телефона. Не вставая с постели, он взял трубку и попросил соединить себя с Берлином, Олива 03784, фрау Эвелина Дросте. Спешно.

«Безумие», – подумал он. Но он был рад. Он лежал, ожидая, пока его соединят с Берлином, и вдруг заметил, что у него усиленно бьется сердце. Он улыбнулся, удивленный и немного растроганный самим собой. На этот раз соединения было добиться не так легко, как с Пирл в Лондоне. Но, наконец, после многочисленных звонков, взволнованной переклички между телефонными станциями Парижа и Берлина, после неразборчивого голоса служанки, оравшей что-то в телефон, неожиданно около него оказалась Эвелина.

– Франк?

– Эвелина?

– Да.

– Вы одна?

– Нет… то-есть, да…

– Слушайте, дорогая, вы должны приехать ко мне. Я окончательно осиротел без вас, я думаю о вас все время, я просто не могу вынести этого. Молчание.

– Вы получили мои цветы?

– Да. Спасибо.

– Вы любите меня, Эвелина?

Молчание.

– Да… Франк.

– Тогда вы должны приехать сюда, немедленно. Мы совсем не видели друг друга в Берлине. Здесь будет так чудесно. Вы приедете?

– Но это невозможно.

– Это простейшая в мире вещь. В десять сорок пять вы садитесь на поезд в Шарлоттенбург и приезжаете в Париж на следующее утро в одиннадцать тридцать. Я встречу вас на вокзале. Мы чудесно проведем время, а на другой день, утром, я посажу вас в аэроплан и вы снова будете дома. Только приезжайте. Вы должны это устроить – разве вы не чувствуете, что должны.

В телефоне послышались какие-то слова. «Если она скажет нет, вся моя поездка ничего не стоит» – подумал он. Он уже чувствовал тоскливое ощущение разочарования.

– Если бы я понадобился вам, я отправился бы на край света, быстро крикнул он в телефонную трубку.

Последовало молчание, продолжавшееся секунды две.

– Вы кончили разговор? – вмешалась телефонистка.

– Хорошо. Я приеду, услышал Франк.

– Слушайте, Эвелина. Слушайте! – в волнении закричал он. – Я буду на станции. Но если случится так, что я пропущу вас, поезжайте прямо в отель Бургон, на плас де ла Бургон. Запомните. Вы приедете, как моя жена… вы слышите? Лучше запишите.

– До свидания, – снова раздался ее голос.

Франк все еще продолжал кричать в телефонную трубку.

– Берлин повесил трубку, заявила телефонистка.

Франк глубоко вздохнул. Он забарабанил всеми десятью пальцами по груди, в радости выпятив ее до предела. Все время насвистывая, он начал вдевать в рубашку жемчужные запонки. Теперь он чувствовал, что сможет навязать Фарреpy столько партий апельсинов, сколько только пожелает. Эвелина приедет. Всегда можно добиться того, чего хочешь.

5. Среда. Она

День Эвелины ежедневно начинался с неудачи. Каждый день она собиралась начать свое утро следующим образом: встать в семь часов, проделать гимнастику около открытого окна, принять холодный душ и затем весело усесться за завтрак вместе с семьей, во главе стола, чтобы составить компанию мужу, самой присмотреть за хозяйством, а потом, когда все будет в порядке, самой отправиться с детьми гулять, какая бы ни была погода.

Но каждое утро обычно было так: еще в полусне она уже боялась проснуться и чувствовала, как ее сон становится все слабее и слабее по мере того как светлеет в комнате. Ее голова казалась ей тяжелой, утомленной и неестественно большой. Судья, когда ему приходилось участвовать в процессе, подвергал свое горло таким же сложным процедурам, как если бы он был прославленным тенором. Когда Эвелина слышала, как он откашливался, отхаркивался и полоскал горло рядом в ванной комнате, она натягивала одеяло на голову и предстоявшее ей испытание-необходимость встать и жить, как другие, казалось ей невыносимой тяготой. Если ей везло, ей удавалось снова заснуть, в то время как судья на цыпочках выбирался из комнаты.

Когда она проснулась, был почти уже полдень. Рядом с ее кроватью, с щеткой и пыльной тряпкой в руках стояла Вероника, строго и возмущенно заявлявшая, что ей надо убрать комнату. Хозяйство было налажено без помощи Эвелины. Дети уже гуляли с фрейлейн. Оставалось только с тоской расстаться с кроватью и скользнуть босиком в ванную комнату, где Эвелина в какой-то одури провела следующий час.

Для несчастливых не существует хорошей погоды. Дождь еще усугубляет их горе, а солнечный свет поражает контрастом между своей радостностью и их тоской. Эвелина сидела в ванне, был один из тех несчастных дней, когда вода была только тепловата и ее было мало. Солнце сияло множеством маленьких огоньков на матовом, неровном стекле окна. Эвелина, унылая и подавленная, скорчилась в ванне, подобрав колени к подбородку и нахмурив лоб.

Теперь Франк подъезжает к Парижу. Она хотела бы знать, какой на нем теперь костюм и галстук ей было бы легче тогда его припомнить. Она трудилась, стараясь восстановить в памяти его лицо и очертания его фигуры. Так трудятся те медиумы, которые на сеансах вытаскивают из собственной головы эктоплазму. Ее усилия были так велики, что она даже перестала дышать, но вдруг перед ее плотно закрытыми глазами появился Франк. На нем был светло-серый костюм и галстук в крапинку, который был так близко к ее глазам, когда Франк поцеловал ее в первый раз, в такси, между Дюссельдорферштрассе и Гедехтнискирхе. Она рассеянно намылила колено – все равно нельзя было удержать это видение больше чем на секунду.

Она постаралась перенестись к нему, в Париж. Она была в Париже