Желчный Ангел - Катя Качур

уже которую неделю по ночам продумывал дизайн. – Сдержанный такой, брутальный, чисто мужской. Лучше взять белое золото. Покроем черным родием. У вас есть ненужные украшения?

– Нет, – растерялся Вадим.

Украшений не было даже у мамы. Единственное обручальное колечко она заложила в ломбард, когда сыну понадобился костюм на школьный выпускной вечер. Выкупить кольцо так и не смогла. Зато костюм Вадим проносил весь институт и таскал бы его дальше, если б не широченные плечи пиджака, вышедшие из моды, и намертво отвисшие колени брюк.

– Если материал мой, то стоимость изделия будет весьма высокой. – Ювелир сделал скорбное лицо.

– Сколько? – напрягся Вадим.

– Минимум двести тысяч рублей.

Брови хирурга поползли вверх, поднимая смешную челку «под горшок» и нахлобученную на лоб кепку.

– Понимаете, сделать украшение с нуля – очень трудоемкий процесс, – начал объяснять старик. – Это и создание восковой модели, и литье, и магнитная голтовка, и несколько степеней шлифовки, и фиксация камня…

– Не перечисляйте, – остановил Вадим. – Приступайте. Я заплачу.

Хирург сам не узнал голоса, которым были сказаны последние слова. Двести тысяч равнялись трем его зарплатам без учета бесконечных долгов. Влезать в очередной кредит было неоправданно глупо. Ходить в старых джинсах и с бриллиантовым перстнем представлялось редким идиотизмом и даже слабоумием, но разум настойчиво отметал логику и вожделенно требовал отдать ангелу гораздо больше возможного, обрамить его в достойную оправу, приблизить к телу и не отпускать ни на секунду.

– Будем делать поднутрения? – спросил ювелир.

– Что, простите?

– Тайные знаки на внутренней стороне кольца. Ваши инициалы или какую-то магическую фразу.

– А нужно?

– Такие вещи делают украшение неповторимым, становятся семейной реликвией и гордостью потомков, – загадочно сказал старик.

Вадим не верил в магию фраз, не любил пословицы и афоризмы. Не признавал молитвы, в душе посмеивался над мистиками. Гадалок и экстрасенсов считал шарлатанами. Он был дарвинистом, искренне полагал, что человек произошел от обезьяны, а сознание определяется набором генов и социальной средой, в которой ты вырос. К людям относился как врач, исходя исключительно из особенностей анатомии и физиологии. И даже бриллиант, найденный в недрах чужого организма, и ангел, заключенный в камне, не пошатнули его мировоззрения. Вызвав короткий шок, словно от удара током, они вплелись в цепочку нейронов и уютно зафиксировались в его мозгу, как некая аксиома, не требующая доказательств.

Кстати, именно удар током определил материалистический взгляд на жизнь Вадима Казаченко. Трехлетним он дожидался маму в пустой квартире и возился на полу со своим любимым «зоопарком». Из игрушек был только желтый лев, обнаруженный на помойке. На пластмассовой груди красовалась выведенная ножом прорезь: видимо, кто-то пытался сделать из царя зверей копилку. Не вышло – закопали в мусорной куче.

В воображении Вадика желтого льва ранили охотники, и подробности этой охоты он изо дня в день воспроизводил в своих играх. «Тр-тр-тр», – строчил слюнями из рта-пулемета Вадик, одновременно правой рукой пронося животное над ковром-саванной. «Ррыау», – кричал пораженный в самую грудь лев, заваливаясь на бок. «Дершшшись», – кидалась ему на помощь полосатая змея-шнурок. «Затопчу-у-у враго-о-ов», – трубил слон-чайник с наклеенными возле хобота-носика глазами.

Убийцы были растоптаны, вечная рана льва заливалась йодом, отчего со временем стала каштановой, жертва оживала и снова готовилась принять на грудь новую порцию свинцовой дроби или лезвие кухонного ножа. Подруга льва – змея, представляющая собой толстый шнурок от зимнего ботинка, – тоже оказалась не промах. Отведя ей роль разведчицы, Вадик тыкал завальцованную железом морду во все отверстия и промежутки: сливную дыру в ванне, сопло крана над раковиной, рукав маминой кофты, пыльную щель под холодильником.

Однажды объектом разведки стала розетка возле напольного торшера. Две дырочки представились идеальным укрытием, куда можно было спрятать хвост и голову змеи. И, радуясь находке, Вадик сунул в эти отверстия оба железных конца шнурка.

Удар был неожиданным и сногсшибательным. В буквальном смысле мальчик отлетел на два метра, что стало спасением: воткнутая в розетку змея, корчась под током, вспыхнула и загорелась.

Когда вошла мама, стена была обуглена, торшер горел, а пьяный, совершенно обездвиженный Вадик стеклянными глазами наблюдал за пламенем.

Когда пожар был потушен, а ребенок отпоен водой, мама наглухо заклеила синей изолентой все розетки в доме.

– Там живет ток, электричество, поток заряженных частиц, – объясняла мама.

– Но я не знал, – оправдывался Вадик.

– Независимо от того, знаешь ты об этом или нет, ток существует.

Эту мамину фразу Вадик запомнил на всю жизнь. И не понимая, почему цепочка мыслей отправила его в такое глубокое детство с раненым львом и сгоревшей змеею, Казаченко тряхнул головой и снова не своим голосом произнес:

– Он существует. Не требуй доказательств.

– Сильно, – поддержал Адам Иванович, придавая словам совершенно иное значение. – В десятку. Прямо в сердце.

Они пожали друг другу руки, и Вадик стал заходить к ювелиру каждую неделю, наблюдая за тем, как продвигаются работы.

В первый же день прямо на глазах хирурга старик сделал карандашный набросок перстня в нескольких проекциях. Его грифель с завидной скоростью метался по бумаге, рождая все новые изображения.

– Вот этот угол предлагаю сместить сюда, так менее красиво, но удобнее будет сидеть на пальце, – советовал ювелир, тыча стержнем в эскиз.

– Потрясающе, вы настоящий художник! – восхищался Казаченко.

– Я и вправду художник, – улыбался Адам Иванович, – осваивал профессиональный рисунок в Красносельском училище художественной обработки металла, под Костромой. Вторая Строгановка, считай. А потом еще в Москве получил специальность огранщика драгоценных камней. Работал с бриллиантами на гомельском заводе «Кристалл». У меня была интересная жизнь, сынок. Я ювелирку чувствую нутром. Для меня это не просто украшения. Они должны стать частью хозяина, прорасти в его кожу, отражать его характер, его мысли, если хочешь. Моя работа, моя мастерская – это все, чем я живу.

– Понимаю, – кивал Вадим, – я тоже не вижу себя без работы. А какая ваша мечта? Какое украшение вы еще не создали?

– А вот мечта у меня как раз таки смешная. Не связанная с профессией. Хочу в Тибет. Все бросить и уехать к монахам в Тибет. Любоваться на горы и ни о чем не думать.

– Зачем же все бросать? – удивился хирург. – Можно просто поехать туда туристом.

– Туристом неинтересно. Хочу там умереть. Давно порывался, да вот собака у меня старая, эрдельтерьер. Моня. Бросить его не могу.

– Не, умирать не надо. Живите в удовольствие. И псина пусть живет.

– Не обращайте внимания, – грустно усмехнулся Адам Иванович. – Так, брюзжу по-стариковски. Никому в жизни еще об этом не рассказывал… Приходите через недельку, уже можно будет померить отлитое кольцо вчерне[15].

Вадим торопился. До восьми вечера нужно было зайти в банк, чтобы получить кредит. Он подал заявку несколько дней назад, и сегодня ему пришло одобрение. По пути заскочил в «Пятерочку» за хлебом. Схватил с полки белый батон. На кассе, пока пропускал вперед пожилую даму, взял с витрины пачку мятной жвачки.

– У нас акция, – вяло сказала уставшая кассирша с бейджиком «Оксана», когда Вадим выложил на ленту покупки. – Если возьмете две пачки мятного «Орбита», лотерейный билет бесплатно.

– Мне не нужны две пачки, и лотерейные билеты я не покупаю. – Вадим искал в бумажнике банковскую карту.

– Выигрыш до двух миллионов, – будто не слышала его Оксана.

– Не надо. Все эти уловки – для лохов, – начал психовать Вадим.

– Согласна, – кивнула кассирша. – Ну вам чо, тридцать семь рублей жалко? Все равно через день эту жвачку покупаете, возьмите в запас. А мне за каждый проданный билет копеечка.

– Ну черт с вами, пробейте вторую пачку!

Оксана протянула ему билет – бумажный расписной прямоугольник с дракончиком.

– Ой, простите… – Она начала тыкать грязным пальцем в экран монитора. – У меня компьютер завис. Подождите две минуты, не проходит платеж.

– Господи, да я опаздываю! Ну что за напасть! – взбесился Вадим.

– Не нервничайте, мужчина. У меня от вас, от нервных, изжога. – Кассирша била пальцем об экран, будто хотела достучаться до сердца сисадмина.

– Изжога у вас от повышенной кислотности желудка, пейте «Омез», – раздраженно посоветовал хирург.

– А вы вместо того, чтоб икру тут метать, проверьте свой лотерейный билет. Выигрыш до ста рублей мы на месте