Собрание сочинений. Том 6. 2006–2009 - Юрий Михайлович Поляков

– Моя.

– Фамилия?

– Свиблов.

– Не лгите.

– Кокотов.

– Это другое дело. Будем явку с повинной оформлять?

– Если можно…

– Конечно, можно. Мотив?

– Личная неприязнь.

– Конкретнее!

– Он назвал меня «дурашкой».

– Не верю. Вы не дурашка, вы убийца! Скажите лучше правду!

– Он не пускал меня на свидание к любимой женщине!

– А вот теперь верю! – кивнет опер, с интересом глянув на Наталью Павловну, все еще стоящую у дверного косяка. – Вы бы шли домой, гражданочка!

– Я найму лучших адвокатов! – крикнет она, теснимая участковым. – Я буду ждать!

– О чем вы опять задумались?

– Об убийстве… – сознался автор «Роковой взаимности».

– О каком еще убийстве? – не понял режиссер.

– Обыкновенном…

– Так-так-так. – Жарынин, снова приоживший после пива, забарабанил пальцами по тумбочке. – Убийство. А что – неплохо! Включаем мыслеройные машины и двигаемся в этом направлении. Кого-то должны убить. Это хорошо. Это правильно. Но кого? Юлию жалко. Костю не жалко, но зачем? Варя молодая еще. Детей в кино вообще убивать нельзя. Ксения и так скоро умрет от пьянства. Остается – Борис. Кто и за что его убивает? Думайте!

– Знаете, Дмитрий Антонович, у меня есть одна идея. Я готов ее вам изложить завтра утром. Могу письменно, – веско произнес Кокотов, ощущая в голове сосущую пустоту, какая обычно бывает в голодном желудке.

– Почему же не сейчас?

– Мысль должна дозреть. И если вы дадите мне сегодняшний вечер на размышления…

– Не дам! – Игровод посмотрел на соавтора с иронией строгого родителя, ведающего все простодушные хитрости своего младенца. – Что вы мне врете, как депутат избирателю? Думайте! Немедленно! Вслух. Ну!

– Но это еще очень сыро… – соврал, борясь за свое счастье, писодей и снова незаметно посмотрел на часы: было уже почти шесть.

– Ничего, что сыро. Валяйте!

«Господи, – подумал раздавленный Андрей Львович. – За что, за что мне все это? Чем страдать с этим пьяным самодуром, лучше сочинять вместо Рунина чепуху про мозг Иллариона! И сюжет беременная студентка, верно, неплохой придумала… Стоп, Андрюша, стоп! – Сам к себе, да еще с особенной маминой интонацией, он обращался редко, только в минуты страшного волнения или вынужденного мужества. – Тихо! Только не спугни, Андрю-юша!..»

И тут случилось чудо: из этого мысленного вопля, точнее сказать, «мыслевопля», мгновенно, точно яркий бумажный букет из сухонького кулачка фокусника, выскочила вся история убийства Бориса до последних мелочей. Казалось, Кокотов ее вынашивал не один день.

– Видите ли, Дмитрий Антонович, – начал писодей, стараясь придать голосу эпическое спокойствие. – Если наш Борис – олигарх, значит, у него есть враги. Isn’t it? – От страшного напряжения он перешел на английский, которого почти не знал.

– Of course! – подтвердил игровод. – Недаром Сен-Жон Перс говаривал: богатство – главная улика! Ну и что с того?

– Бориса хотят убить.

– За что?

– Не важно.

– Кто?

– И это не важно! – Кокотов почувствовал себя Жарыниным. – Хотят – и все тут!

– Верно. Богатство – вызов нравственности! Ведь есть же, согласитесь, какой-то предел обогащения? Скажем, десять миллионов евро.

– Пять, – поправил экономный литератор.

– Хорошо, пять. Куда больше? Надо создать Всемирную чрезвычайную комиссию по борьбе с аморальным богатством – ВЧК БАБ, которая вместе с «фискалами» будет отслеживать рост состояний, и как только лимит превышен, на дом к оплошавшему нуворишу выезжает специальное подразделение «Омега-Минус», тихо снимает охрану, входит в кабинет: «Вы такой-то?» – «Да, в чем дело?» – «Вы нарушили мондиальный закон “О пределах личного обогащения”». – «Нет, это ошибка! Меня подставили…» – «Ошибка исключена!» – «Я вызову адвоката!» – «Не надо адвоката! – И бац в лоб из “макарова”. – Честь имеем!» А утром портретик в газетах с наставительной надписью: «Он не умел считать деньги!» А как сосчитаешь? Особенность бизнеса в том, что никогда до конца не знаешь, сколько у тебя денег. Но ВЧК БАБ знает. Весь мир, коллега, изменится невероятно! Вообразите: едва только ваши накопления приблизятся к роковой черте, вы начнете нервничать, не спать ночами, соображая, как избавиться от опасных излишков и не получить пулю. Жена будет рыдать, прося не покупать ей новую шубу, любовница – в ужасе отшатываться от дареных бриллиантов. Ведь все считается, все – до карата и норковой спинки! А сами вы станете метаться из одного детского дома в другой, умоляя принять добровольные пожертвования, чтобы отправить соответствующую справку в ВЧК БАБ. Цунами благотворительности захлестнет человечество. Черная Африка наестся досыта. За редкими, как розовые фламинго, нищими будут гоняться толпы миллионеров, плача и требуя: «Возьми миллион, будь человеком!» В каждом мусорном контейнере легко отыщется два-три нераспечатанных банковских брикета. Люди снова потянутся к станкам, кульманам, в поля и огороды, возвращаясь к счастью низкооплачиваемого труда… Зачем рисковать жизнью ради денег, когда можно встретить румяную зарю с косой в руках по пояс в росе? Ну, как вам?

– Занятно, – сухо отозвался Кокотов. – Но прошу вас больше меня по пустякам не перебивать!

– Извините, коллега, замечтался.

– Итак, Бориса хотят убить, и, конечно, не одноклассники. Он кому-то мешает, очень мощной структуре. Возможно, власти…

– Это вы бросьте! Нашей власти мешает только народ.

– А если он решил пойти в политику, в Кремль? – предположил писодей.

– Посадят за неуплату налогов. Нет, его хочет убрать конкурент!

– Согласен. И тут начинается самое главное. Конкурент должен найти исполнителей, очень серьезных.

– Самые серьезные – это «Киллвипсервис». Кстати, обратите внимание, каков язык этих ханжей англосаксов! Словно нарочно приспособлен к тому, чтобы красоты речи не отвлекали от зарабатывания денег. Попробуйте-ка то же самое сказать по-русски – получится: «Служба ликвидации особо влиятельных особ». Ну кто обратится в такую фирму?! Никто. Другое дело – «Киллвипсервис». Так и хочется кого-нибудь заказать!

– Слово… – пробормотал Кокотов.

– Какое слово?

– «Служба ликвидации особо влиятельных особ» – сокращенно «СЛОВО».

– Гениально! Малая Никитская. Доходный дом начала двадцатого века, давно избавленный от коммуналок и выкупленный под офисы. Рядом с тяжелой дубовой дверью дюжина золотых табличек, а среди них затерялась скромнейшая, с деликатными буковками: ЗАО «СЛОВО». Небольшой офис на четвертом этаже, куда поднимает старинный лифт с кованой решеткой в стиле ар-нуво. В офисе обстановка дружной частной редакции: молодые интеллектуалы сгрудились над столом, заваленным фотографиями Бориса, газетными вырезками, журналами с его интервью. Есть там и «Умный рынок», который принесла домой Варя. Первое впечатление – они срочно готовят к печати книгу о нашем герое. Или же собирают на него досье, чтобы продать конкурентам. Они, кстати, так его и называют: «наш герой». «А что там наш герой? Что нового у нашего героя?» До самого последнего момента мы не догадываемся, что это убийцы. И только…

– Может быть, вы откроете дверь и выпустите меня? – сварливо перебил обиженный писатель. – Я вам, кажется, здесь совсем не нужен!

– Молчу,