Иван Крылов - Басни

Котенок и скворец

В каком-то доме был Скворец,Плохой певец;Зато уж филосóф презнатный,И свел с Котенком дружбу он.Котенок был уж котик преизрядный,Но тих, и вежлив, и смирен.Вот как-то был в столе Котенок обделен.Бедняжку голод мучит:Задумчив бродит он, скучаючи постом;Поводит ласково хвостомИ жалобно мяучит.А философ Котенка учитИ говорит ему: «Мой друг, ты очень прост,Что терпишь добровольно пост;А в клетке над носом твоим висит щегленок;Я вижу, ты прямой Котенок».«Но совесть…» – «Как ты мало знаешь свет!Поверь, что это сущий бредИ слабых душ одни лишь предрассудки,А для больших умов – пустые только шутки!На свете кто силен,Тот делать все волён.Вот доказательства тебе и вот примеры».Тут, выведя их на свои манеры,Он философию всю вычерпал до дна.Котенку натощак понравилась она:Он вытащил и съел щегленка.Разлакомил кусок такой Котенка,Хотя им голода он утолить не мог.Однако же второй урокС большим успехом слушалИ говорит Скворцу: «Спасибо, милый кум!Наставил ты меня на ум».И, клетку разломав, учителя он скушал.

Две собаки[106]

Дворовый верный песБарбос,Который барскую усердно службу нес,Увидел старую свою знакомкуЖужу, кудрявую болонку,На мягкой пуховóй подушке, на окне.К ней лáстяся, как будто бы к родне,Он, с умиленья, чуть не плачетИ под окномВизжит, вертит хвостомИ скачет.«Ну что, Жужутка, как живешь,С тех пор как господа тебя в хоромы взяли?Ведь помнишь: на дворе мы часто голодали.Какую службу ты несешь?»«На счастье грех роптать, – Жужутка отвечает, —Мой господин во мне души не чает;Живу в довольстве и добре,И ем и пью на серебре;Резвлюся с барином; а ежели устану,Валяюсь по коврам и мягкому дивану.Ты как живешь?» – «Я, – отвечал Барбос,Хвост плетью опустя и свой повеся нос, —Живу по-прежнему: терплю и холодИ голодИ, сберегаючи хозяйский дом,Здесь под забором сплю и мокну под дождем;А если невпопад залаю,То и побои принимаю.Да чем же ты, Жужу, в случай попал,Бессилен бывши так и мал,Меж тем как я из кожи рвусь напрасно?Чем служишь ты?» – «Чем служишь! Вот прекрасно! —С насмешкой отвечал Жужу. —На задних лапках я хожу».

Как счастье многие находятЛишь тем, что хорошо на задних лапках ходят!

Кошка и соловей[107]

Поймала Кошка Соловья,В бедняжку когти запустилаИ, ласково его сжимая, говорила:«Соловушка, душа моя!Я слышу, что тебя везде за песни славятИ с лучшими певцами рядом ставят.Мне говорит лиса-кума,Что голос у тебя так звонок и чудесен,Что от твоих прелестных песенВсе пастухи, пастушки – без ума.Хотела б очень я самаТебя послушать.Не трепещися так; не будь, мой друг, упрям;Не бойся: не хочу совсем тебя я кушать.Лишь спой мне чтó-нибудь: тебе я волю дамИ отпущу гулять по рощам и лесам.В любви я к музыке тебе не уступаюИ часто, про себя мурлыча, засыпаю».Меж тем мой бедный СоловейЕдва-едва дышал в когтях у ней.«Ну что же? – продолжает Кошка. —Пропой, дружок, хотя немножко».Но наш певец не пел, а только что пищал.«Так этим-то леса ты восхищал? —С насмешкою она спросила. —Где ж эта чистота и сила,О коих все без ýмолку твердят?Мне скучен писк такой и от моих котят.Нет, вижу, что в пеньé ты вовсе не искусен.Всё без начала, без конца!Посмотрим, на зубах каков-то будешь вкусен!»И съела бедного певца —До крошки.

Сказать ли на ушкó яснее мысль мою?Худые песни СоловьюВ когтях у Кошки.

Рыбьи пляски[108]

Имея в области своейНе только что леса, но даже воды,Лев сóбрал на совет зверей:Кого б над рыбами поставить в воеводы?Как водится, пошли на голоса,И выбрана была Лиса.Вот Лисынька на воеводство села.Лиса приметно потолстела.У ней был мужичок, приятель, сват и кум;Они вдвоем взялись за ум:Меж тем как с бережку Лисица рядит, судит,Кум рыбку удитИ делит с кумушкой ее, как верный друг.Но плутни не всегда удачно сходят с рук.Лев как-то взял по слухам подозренье,Что у него в судах скривилися весы,И, улуча свободные часы,Пустился сам свое осматривать владенье.Он идет берегом; а добрый куманек,Наудя рыб, расклал у речки огонекИ с кумушкой попировать сбирался;Бедняжки прыгали от жару кто как мог;Всяк, видя близкий свой конец, метался.На мужика разинув зев,«Кто ты? что делаешь?» – спросил сердито Лев.«Великий государь! – ответствует плутовка(У Лисыньки всегда в запасе есть уловка). —Великий государь!Он у меня здесь главный секретарь:За бескорыстие уважен всем народом;А это караси, все жители воды;Мы все пришли сюдыПоздравить, добрый царь, тебя с твоим приходом».«Ну, как здесь и́дет суд? Доволен ли ваш край?»«Великий государь, здесь не житье им – рай;Лишь только б дни твои бесценные продлились».(А рыбки между тем на сковородке бились.)«Да отчего же, – Лев спросил, – скажи ты мне,Хвостами так они и головами машут?»«О, мудрый Лев! – Лиса ответствует. – ОнеНа радости, тебя увидя, пляшут».Не могши боле тут Лев явной лжи стерпеть,Чтоб не без музыки плясать народу,Секретаря и воеводуВ своих когтях заставил петь.

Рыбья пляска[109]

От жалоб на судей,На сильных и на богачейЛев, вышед из терпенья,Пустился сам свои осматривать владенья.Он идет, а Мужик, расклавши огонек,Наудя рыб, изжарить их сбирался.Бедняжки прыгали от жару кто как мог;Всяк, видя близкой свой конец, метался.На Мужика разинув зев,«Кто ты? что делаешь?» – спросил сердито Лев.«Всесильный царь! – сказал Мужик, оторопев. —Я старостою здесь над водяным народом;А это старшины, все жители воды;Мы собрались сюдыПоздравить здесь тебя с твоим приходом».«Ну, как они живут? Богат ли здешний край?»«Великий государь! Здесь не житье им – рай!Богам о том мы только и молились,Чтоб дни твои бесценные продлились».(А рыбы между тем на сковородке бились.)«Да отчего же, – Лев спросил, – скажи ты мне,Они хвостами так и головами машут?»«О, мудрый царь! – Мужик ответствовал. – ОнеОт сильной радости, тебя увидя, пляшут».Тут, старосту лизнув Лев милостиво в грудь,Еще изволя раз на пляску их взглянуть,Отправился в дальнейший путь.

Прихожанин[110]

Есть люди: будь лишь им приятель,То первый ты у них и гений, и писатель,Зато уже другойКак хочешь сладко пой,Не только чтоб от них похвал себе дождаться,В нем красоты они и чувствовать боятся.Хоть, может быть, я тем не много досажу,Но вместо басни быль на это им скажу.

Во храме проповедник(Он в красноречии Платона[111] был наследник)Прихóжан поучал на добрые дела.Речь сладкая, как мед, из уст его текла.В ней правда чистая, казалось, без искусства,Как цепью золотой,Возъемля к небесам все помыслы и чувства,Сей обличала мир, исполненный тщетой.Душ пастырь кончил поученье;Но всяк ему еще внимал и, до небесВосхи́щенный в сердечном умиленье,Не чувствовал своих текущих слез.Когда ж из Божьего миряне вышли дому,«Какой приятный дар! —Из слушателей тут сказал один другому. —Какая сладость, жар!Как сильно он влечет к добру сердца народа!А у тебя, сосед, знать, черствая природа,Что на тебе слезинки не видать?Иль ты не понимал?» – «Ну как не понимать!Да плакать мне какая стать:Ведь я не здешнего прихода».

Ворона[112]

Когда не хочешь быть смешон,Держися звания, в котором ты рожден.Простолюдин со знатью не роднися;И если карлой сотворен,То в великаны не тянися,А помни свой ты чаще рост.

Утыкавши себе павлиньим перьем хвост,Ворона с Павами пошла гулять спесиво —И думает, что на нееРодня и прежние приятели ееВсе заглядятся, как на диво;Что Павам всем она сестраИ что пришла ее пораБыть украшением Юнонина двора[113].Какой же вышел плод ее высокомерья?Что Павами она ощипана кругомИ что, бежав от них, едва не кувырком,Не говоря уж о чужом,На ней и своего осталось мало перья.Она было назад к своим; но те совсемЗаклеванной Вороны не узнали,Ворону вдосталь ощипали,И кончились ее затеи тем,Что от Ворон она отстала,А к Павам не пристала.

Я эту басенку вам былью поясню.Матрене, дочери купецкой, мысль припала,Чтоб в знатную войти родню.Приданого за ней полмиллиона.Вот выдали Матрену за барона.Что ж вышло? Новая родня ей колет глазПопреком, что она мещанкой родилась,А старая за то, что к знатным приплелась:И сделалась моя МатренаНи Пава, ни Ворона.

Из «Книги восьмой»