Михаил Салтыков-Щедрин - Том 14. За рубежом. Письма к тетеньке

В плане историко-литературного и реального комментария требует разъяснения терминология Салтыкова, всюду употребляющего слово «реализм» вместо «натурализм».

Известность и популярность Золя началась значительно раньше в России, чем на его родине или в других западных странах. Самым крупным фактом в истории отношений французского романиста с русским читателем явилось сотрудничество Золя в «Вестн. Европы» в период с 1875 по 1880 г. Здесь (задолго до их появления во Франции) печатались его ежемесячные «Парижские письма», в которых впервые и была развернута теория «натурализма» и «экспериментального романа». Эти термины, сопровождавшиеся к тому же постоянными ссылками на «научность», «физиологию», «медицину» и т. п., на русской почве 70-х годов ассоциировались вначале с радикальной общественной программой, а также с демократическими традициями того левого крыла русской «натуральной школы», теоретиками которой являлся Белинский и из недр которой вышли Герцен, Некрасов, Тургенев, Салтыков и др. Позднее, когда по мере появления «Парижских писем» все полнее и точнее выяснялась сущность проповедуемых Золя теорий, они стали терять свою первоначальную популярность. Демократического читателя в России начали отталкивать от Золя-теоретика формулируемые им требования «объективизма», отказа от прямых политических суждений и общественных оценок («Я не хочу, как Бальзак, решать, каков должен быть строй человеческой жизни, быть политиком, философом, моралистом…»), его биологизм, его тенденция в человеке видеть «человеческое животное», наконец, его резко полемические выступления против недавних кумиров — Жорж Санд, Гюго и Бальзака. Золя начинает подвергаться ожесточенным нападкам (статьи в «Отеч. зап.», «Деле» и др.). Резкость этих нападок испугала редактора «Вестн. Европы» М. М. Стасюлевича. Вскоре он вынужден был отказаться совсем от сотрудничества Золя, но прежде этого в первых книжках 1879 г. он решил изгнать из «Парижских писем» «одиозные» термины «натурализм», «натуралистический» и заменил их соответственно «реализм», «реалистический». Известно, однако, что Золя, теоретически обосновывая (в кн. 1879 г. «Экспериментальный роман» и др.) новое литературное течение, не только настаивал на наименовании его «натурализмом», но и прямо отграничивал это понятие от ранее существовавшего «реализма». Салтыков же пишет, явно имея в виду литературные манифесты Золя: «современная французская литература… не без наглости подняла знамя реализма» и т. д. Это объясняется тем, что Салтыков знакомился со статьями Золя, против которых он здесь полемизирует, по «Вестн. Европы» и, естественно, усвоил введенную журналом неправильную терминологию. Характерно, что и Н. Михайловский в «Литературных заметках» («Отеч. зап.», 1879, № 9) также говорит не о «натуралистах», а о «нынешних французских реалистах».

Даже в Бальзаке, несмотря на его социально-политический индифферентизм… просачивалась тенденциозность… — то есть идейность. Отношение Салтыкова к Бальзаку характеризуют следующие строки из письма А. С. Суворина к Ю. Д. Беляеву от 21 декабря 1899 г.: «Мне иностранные книги дали очень много, именно тем, что будили мысль… Вы несомненно талантливый человек, но еще очень молодой. Я помню молодого человека, который назывался Салтыковым, он был старше меня, конечно. У него любимым писателем был Бальзак. Я жил у него в усадьбе с детьми в 1875 г. и из его библиотеки познакомился с Бальзаком» (Ленинградский государственный театральный музей. Архив Ю. Д. Беляева. Неизд.).

…«Ассомуар»… в нем… на первом плане фигурируют представители… «новых общественных наслоений»… — Роман «L’Assomoir» («Западня», 1877) посвящен рабочему классу.

Капитан Гарсен — тот самый, который во время торжества версальских войск над коммуной расстрелял депутата Милльера, за «вредное направление» его литературной деятельности… — В книге А. Зеваэса «История Третьей республики» приведено описание этой казни республиканского депутата и социалиста Милльера, рассказанное самим капитаном Гарсеном. Заимствуем отсюда несколько строк. «Я сказал Милльеру, — повествует палач, — что по приказу генерала <де Сиссэ. — С. М.> он должен быть расстрелян. Он спросил меня: «За что?» Я ответил ему: «Я вас знаю только по имени, но я читал ваши статьи, которые меня возмущали…» По приказу генерала он должен был быть расстрелян в Пантеоне на коленях, прося прощения у общества за то зло, которое он причинил ему… Я велел поставить его на колени, и тогда было приступлено к казни. Он крикнул: «Да здравствует человечество!» — и хотел крикнуть еще что-то, но упал, сраженный пулями (изд. на русск. яз., М.-Л. 1930, стр. 42).

…любимцем, художником по сердцу буржуа и всефранцузскою знаменитостью Зола сделался лишь с появлением «Нана». — Появление в 1879–1880 гг. романа «Nana» сопровождалось сенсационным успехом. Журнал «Voltaire», где печаталась «Nana», расходился в неслыханном для того времени количестве 400 000 экземпляров (И. С. Тургенев, Полн. собр. соч. и писем в 28-ми томах. Письма, т. 12, кн. 2, М. — Л. 1967, стр. 142). В первые два года роман выдержал сто (!) изданий («Неделя», СПб. 1881, 31 апреля, № 22). Успех романа в первую очередь объяснялся не художественными достоинствами и не социально-обличительной тенденцией произведения, а обилием натуралистичных описаний, употребляя слова Салтыкова, сферы «физической правоспособности» и «любовных подвигов». В России появление «Nana» послужило причиной падения авторитета Золя в кругах демократической общественности (см.: II. Михайловский, «„Нана". Роман в двух частях Эмиля Золя…» — «Отеч. зап.», 1880, № 5; В. Басардин. Новейший Нана-турализм. — «Дело», 1880, № 3 и 5; С. Темлинский, Золаизм в России, М. 1880, и др.). Характеристика «Nana» y Салтыкова носит гротескно-сатирический характер. Ирония и сарказм писателя направлены против гипертрофированного внимания к изображению «правды, что под фиговым листком». Эта позиция защищалась Салтыковым и в страстном споре о «Nana», возникшем в марте 1879 г. в Петербурге на квартире у Тургенева (В. В. Стасов, Двенадцать писем И. С. Тургенева и мое знакомство с ним. — «Северный вестник», 1888, № 10, стр. 160). Такой подход соответствовал салтыковской концепции «общественного романа», оспаривавшей традиционное преобладание в этом жанре «любовного элемента». Вместе с тем огромность успеха «Nana» y буржуазного читателя была, в представлении Салтыкова, характерным показателем падения общественных идеалов, сужения «горизонтов» в буржуазном обществе Третьей республики (подробнее см.: А. С. Бушмин, Из истории взаимоотношений М. Е. Салтыкова-Щедрина и Эмиля Золя. — «Русско-европейские литературные связи». Сб. статей к 70-летию со дня рождения акад. М. П. Алексеева, М. — Л. 1966, стр. 360–361). Но, отвергая определенные элементы и тенденции в творчестве Золя, Салтыков признавал его деятельность в целом «весьма замечательной».

…экскрементально-человеческой комедии… — Салтыковский обличительный фразеологизм, созданный из раблезиански спародированного термина натуралистов «экспериментальный роман» и названия эпопеи Бальзака «Человеческая комедия».

Вот, например, перед вами Альфред! — Критика в форме пародии — один из жанров, культивировавшихся Салтыковым на протяжении всей его литературной деятельности. Раскрытие связей пародии с ее конкретными объектами (как всегда у Салтыкова, широко обобщенными) представляет известные трудности. Глава IV «За рубежом» помечена 25 декабря 1880 г., то есть датой позднейшей, чем дата выхода в свет «Меданских вечеров» (17 апреля 1880 г.), а с появлением этого сборника и определился состав «целой школы последователей» Золя, о которых Салтыков пишет непосредственно перед текстом пародии. В «школу» эту входили Алексис, Сеар, Энник и некоторые другие второстепенные писатели, доведшие характерные черты натуралистического романа до крайнего проявления. Однако ни у кого из участников «Меданского сборника» не было новеллы или романа, которые можно было бы счесть хотя бы за отдаленный образец салтыковской пародии. Для расшифровки объекта пародии знаменательны ее последние строки: «Далее я, разумеется, не пойду, хотя роман заключает в себе десять частей и в каждой неменьше сорока глав. Нимуха, ни торговка, ни перчаточница, ни Селина в следующих томах уже не встретятся…» и т. д. Здесь Салтыков имеет в виду уже самого Золя, так как никто из натуралистов 70-х годов многотомных произведений не писал, а в критике часто проскальзывали упреки, что в каждом новом томе «Ругон-Макаров» изменяется состав персонажей (в русской критике серия «Ругон-Макаров» часто называлась именно романом из нескольких частей, по первоначальной наметке Золя — десять). Таким образом, пародия Салтыкова имеет в виду, с одной стороны, произведения эпигонов натурализма Алексиса, Сеара и Энника, а с другой стороны, и прежде всего, самую концепцию натуралистического романа, как она была формулирована в «Парижских письмах» Золя.