Без времени и места - Михаил Чумалов

Что именно нужно было сказать, Андрей так и не узнал. В дверях появилась чья-то всклокоченная голова и прокричала:

– Арсений Андреич, он это… Очнулся, кажется. Уже разговаривает. Говорит, могу играть. Я ему соды дал. Думаю, оклемается.

Оба – и режиссёр, и девица с фотоаппаратом – буквально выпорхнули из ресторанного зала, даже не взглянув на Андрея. Их появление и поспешное бегство напомнили Андрею о тех внезапных круговых вихрях, которые возникают в степи в хорошую погоду ниоткуда и, мгновенно пронесясь мимо, исчезают никуда. Недавно один из таких смерчей-малюток вырвал из рук начальника экспедиции и унёс в небеса генеральный план раскопа – плод работы всей команды за сезон.

Андрей усмехнулся. Он понял, что больше здесь не нужен, и пора возвращаться в свой вагон. Эля как раз принесла второй кофе. Андрей выпил его чуть не залпом, не почувствов вкуса, только слега обжёгши горячим язык, расплатился и… Но не тут-то было.

Раскрылась дверь противоположного тамбура, и в ресторан вошёл милиционер. Он внимательно посмотрел на мужчину в костюме, затем на Андрея и решительно направился к нему.

– Сержант Федоренко, – представился милиционер, поднеся руку к фуражке. – У вас паспорт с собой?

– Да, – машинально ответил Андрей. – А в чём дело?

– Пройдите, пожалуйста, со мной. Тут рядом, – вежливо, но твёрдо произнёс сержант.

– За что? – удивился Андрей.

– Не беспокойтесь. Всё в порядке. Будете понятым, – сержант говорил отрывисто, тоном, не терпящим возражений.

– Да что случилось? Объясните толком.

– Пассажир пропал. Наверное, отстал от поезда на остановке. Или на ходу выскочил. А может, выпал. Или его… Да мало ли что могло случиться? Чуть не полдня прошло, чемодан его здесь, а сам он нигде не объявлялся, – объяснил милиционер. – Я должен досмотреть багаж. Нужны двое понятых.

– Зачем? – искренне удивился Андрей. – Зачем досматривать?

Год назад, зимой, он сам едва не отстал от поезда. И теперь мысль о том, что, случись такое, кто-то будет рыться в его белье, была ему неприятна.

– Как зачем? А документы! Нужна ориентировка, в розыск объявлять, а кого – неизвестно. Может, человек не в себе… И вообще. А вдруг там что-нибудь запрещённое? Тогда надо запротоколировать.

«А если в чемодане бомба? – подумал Андрей. – Ведь может такое быть? Сам вышел незаметно, а бомбу оставил в чемодане. Каково?»

Андрей задумался. К началу восьмидесятых число терактов в СССР стало пугающе большим. Чаще всего пытались угонять самолёты. Но не только. Москвичи хорошо помнили о недавних взрывах в метро и такси. Слышал Андрей и о подрыве трамвая в Челябинске год назад. О таких вещах не писали в газетах и не говорили по телевизору, но слухи всё равно расползались по стране, да ещё и обрастали выдуманными подробностями. Андрей вынужден был признать, что милиционер, пожалуй, прав – осмотреть багаж пропавшего необходимо.

Больше всего в этот момент Андрею хотелось поскорее вернуться в своё купе, к Наталье и новым друзьям. Он и так уже отсутствал там куда дольше, чем планировал. Да и мысль о возможной бомбе не добавляла желания идти на досмотр каких-то подозрительных вещей. Но делать было нечего – предстать трусом перед самим собой Андрей не мог. И он кивнул в знак согласия. В конце концов, лишние пять минут делу не повредят, решил Андрей.

– Эля, иди-ка за мной, – позвал милиционер официантку, и все трое вышли из ресторана.

* * *

Пятью минутами дело не ограничилось, хотя далеко идти и не пришлось. Сержант привёл понятых в проводницкое купе седьмого вагона. Там на столике лежал потёртый вишнёвый чемодан из дешёвого кожзаменителя, который тогда называли дерматином. Чемодан был закрыт на молнию и обтянут двумя ремнями с пряжками. Прежде чем открыть его, сержант уселся заполнять протокол осмотра, вписывать туда данные понятых. Писал он медленно, аккуратно выводя буквы. Андрей нетерпеливо притоптывал.

Наконец с формальностями покончили, и милиционер расстегнул молнию на чемодане. Андрей инстинктивно прикрыл глаза, вспомнив о возможной бомбе, но, конечно же, никакой бомбы в багаже не оказалось. Документов там тоже не было. А был обычный для советского командировочного набор вещей: бельё, носки, пара рубашек, бритвенный прибор, кусок мыла, рулон туалетной бумаги, кипятильник и прочая незамысловатая ерунда. Единственное, что выбивалось из этого ряда – это лежащая на дне редкая книга: издание 1929 года «Искусства кино» Льва Кулешова. Андрей, конечно же, слышал об «эффекте Кулешова», и в других обстоятельствах это букинистическое издание он с удовольствием полистал бы. Но сейчас ему не терпелось вернуться в свой вагон.

Ещё несколько минут, и потокол был подписан. Андрей вздохнул с облегчением и открыл дверь ресторана. Там его ждало очередное препятствие. К знакомой уже мизансцене с мужчиной в костюме и официанткой Галиной добавился сержант Земеля. Он сидел с расстроенным выражением небритого лица за крайним столиком, вертя в руках какой-то металлический предмет. Галина, уперев руки в бока, нависала над ним, как разгневанная Валькирия, и что-то громко выговаривала. Сразу было понятно, что происходит скандал, и виновник его – дембель.

Выяснилось, что Земеля, блуждая по вагонам, ухитрился так дёрнуть ручку двери ресторанного тамбура, что вырвал её «с мясом». Язычок замка заклинило, и открыть дверь теперь не получалось. Нужны были инструменты. Проход в двенадцатый вагон для Андрея был пока закрыт.

Эля побежала за милиционером. Тот вызвал по рации некоего Алихана. Этот самый невидимый Алихан долго препирался с сержантом, используя неодобряемые в обществе русские выражения, но расцвеченные витиеватым восточным колоритом. Голос из рации упирал на то, что дел у него и так невпроворот, и чинить дурацкие двери, которые ломают безрукие идиоты, не его забота. Потом рацию у милиционера вырвала Галина. Несколько минут она в тех же выражениях, но с добавлением малороссийской специфики, объясняла Алихану, что и как именно она с ним сделает за срыв плана выручки вагона-ресторана. Андрей слушал с интересом, он расширял свой этнографический и лингвистический кругозор.

Вся эта катавасия заняла ещё минут двадцать, пока не пришёл наконец Алихан, злой, как абрек, промахнувшийся в кровника, но с нужными инструментами. Вскоре путь был открыт, и Андрей поторопился покинуть злосчастное заведение железнодорожного общепита.

В коридоре восьмого вагона было ещё более оживлённо. Люди сновали туда-сюда с озабоченным видом. Режиссёр и девица с фотоаппаратом яростно о чём-то препирались. Андрей с извинениями протиснулся между ними, при этом они