Роман с Луной - Марина Львовна Москвина

в очках, другой без очков. Я удивилась: бутылки водки свои они еще не могли выпить чисто физически. Оба аккуратненькие, в галстучках, с орденами. Тихо лежат и поглядывают по сторонам. Я кинулась к ним со всех ног…

На этот раз в мэрию Рита ходила одна, поскольку в начале января Серафима положили в больницу. Последнее время у него прихватывало сердце. Потом он расстроился, что кассирша в магазине, когда он забыл взять подсолнечное масло, крикнула ему:

– Дедушка!

– А я иду себе, – горестно повествует Фима, – даже внимания не обращаю. Меня ведь так никогда никто не звал…

Она кричит:

– Дедушка! Возьмите свое растительное масло!!!

– А если бы я был с девушкой??? – И Серафим воздевает руки к небу.

Мальчик выдал ему в больницу мобильный телефон, и мы велели Фиме время от времени оттуда подавать признаки жизни. Вот он звонит Рите, докладывает, что он ел, как спал.

– И вдруг, – рассказывает Рита, – быстро и деловито попрощался со мной, а с кем-то поздоровался медовым голосом, каким он обычно поздравляет женщин с Восьмым марта.

Фима не знает, как отключать телефон, а Рита затаилась, не положила трубку.

– И тут, – говорит Рита, – послышалось шумное дыхание Фимы, как будто он кого-то… Я страшно разволновалась, вся превратилась в слух, ловлю каждый звук. Вдруг – незнакомый женский голос: «Дышите глубже, дышите, не дышите… Давление мальчишеское!..» Так я узнала, какое у Серафима давление! – строго закончила Маргарита свой рассказ.

К Новому году мы забрали Фиму из больницы. Погода ужасная, днем дождь, ночью обещали мороз, гололед. Все переживали, как Рита с Фимой до нас доберутся. Хотели сами пойти к ним праздновать, но они категорически отказались.

– В крайнем случае, – надменно сказала Рита, – мы сможем доползти на четвереньках.

Кеша:

– Ну, это обратно. А – туда?

Не нарушая традицию, мы собрались у нас дома. Главное, у меня привычка – к праздникам впрок заготавливать сувениры. Мальчик мне тогда еще говорил:

– Ты, я вижу, заранее тащишь из магазина канцелярские товары и унитазные щетки в красивой упаковке, срывая ценники?.. А я вот чего боюсь: меня Тася раскрутит на дорогостоящие для вас подарки, а вы мне надарите разной ерунды. Я ей говорю: «Пойми, у нас не принято вручать ценные дары. Все обходятся каким-нибудь „Туалетным утенком“ или стиральным порошком…» А она на меня смотрит и не верит!.. Вот ты, Кеша, – встревоженно говорит мальчик, – что собираешься мне подарить?

– Бессмертие! – вдохновенно ответил Кеша. – Я подарю тебе бессмертие!..

Я приготовила сациви из кур. Тася соорудила селедку под шубой. Фима принес шампанское. Ровно без пятнадцати двенадцать мы попытались его открыть, но бутылка не открылась. Пробка в горлышке засела, как влитая, и никакой силой нельзя было ее оттуда извлечь. Видимо, Серафим где-то приобрел это шампанское с учетом ужесточенного режима экономии. Еще Рита с Фимой принесли конфеты из фронтового пайка.

Кеша польстился и констатировал:

– Просроченные!

И весело добавил:

– Но ведь и ветераны немного просроченные…

Во всем остальном Фима не успел запастись новогодними подарками, поэтому решил слегка доплатить и присоединиться к моим.

– А всю ночь мы будем говорить о том, кто кому сколько должен, – и если не сойдемся в цене, останемся без подарков!.. Я-то Рите сделал подарок на Новый год, – балагурил он, – подарил дочку!

Впрочем, зятю на Новый год Фима подарил свои старые часы.

– Кажется, они встали, – сказал Кеша, тряхнул и прислушался. – Ничего, – успокоил он Серафима, – все равно я буду носить ваши часы и глядеть на них два раза в сутки. Главное, как на часы посмотреть! Как и когда...

Мальчик отдал Кеше духи, которые ему преподнесли на работе, французские – «Жан-Пак».

– Держи! – сказал он великодушно. – Может, парфюм тебя дисциплинирует: встал, принял душ, оделся, спрыснулся и пошел.

– Куда пошел? – спросили мы с Кешей хором.

– У кого какие перспективы, – пожал плечами мальчик. – На завод…

Зато Кеша от себя лично вручил Тасе роскошный цветной календарь пятилетней давности:

– Это календарь воспоминаний, – сказал Кеша. – Что я делал восемнадцатого марта? Что – пятого июля? А на сейчас у меня нет календаря! Зачем? Я могу в любой момент спросить у кого угодно, какой сегодня день и число.

После полуночи к нам нагрянул Борька Мордухович, художник и фотограф. Теперь он получше стал, а то раньше его очень интересовали алкоголь и наркотики. Если его спрашивали:

– Ты, Боря, что будешь – пиво или виски?

Он отвечал обычно:

– И то и то.

– Между прочим, – сказал Кеша Фиме с Маргаритой, – Борька самый первый сфотографировал вашего внука – ему месяц был, тот еще даже не сидел.

– А теперь уже отсидел? – деловито спросил Борька. Этот Борька Мордухович всю жизнь положил, чтобы стать знаменитым. На какие он только ни пускался ухищрения! То у него из трусов вылетали петарды! То у него изо всех отверстий выплывали мыльные пузыри! То он прикрепил к причинному месту горелку с огненной струей. Недавно журналы обошла его фотография: стоит Борька без головы, а перед собой держит собственную голову – в банке!

– Как это получилось? – мы были в ужасе.

– Отрезал себе голову и положил в банку, – объяснял Кеша. – Хорошо, что свою, а не чью-нибудь еще!

В конце концов Мордухович добился-таки всероссийской славы. Приехал в Италию – а там его никто не знает. Он обезумел от горя. Захваченный вихрем мирового движения, он еще одну жизнь положил, чтобы его узнали в Германии и во Франции. Но тут его забыли в России. И совсем не узнали в Италии.

Борьку Мордуховича Кеша встретил натюрмортом 50 на 90 под названием «Пока был за границей, на моей табуретке выросли грибы».

– А я спокойно сидел в Чертанове, – назидательно говорит Кеша, – и тихо делал книгу «Нога мухи», без фейерверков и фанфар. Зато, когда я ее закончил – весь мир был у моих ног…

– Правда, мир об этом не знал, – подхватывает Борька.

– …но это не играет роли, – бесстрастно отзывается Кеша, прилаживая плакат «Все на сенокос!» на дырку в обоях, при этом внутренним оком созерцая космический танец творения и разрушения вселенной, спокойный, свободный от треволнений, на мой взгляд, чрезмерно самообузданный.

– Мы с Кешей редко видимся, – сказал нам Борька, чтобы возвысить себя в наших глазах, – но если мне скажут, например, что Кеша на Северном полюсе пропал, – я кинусь его искать с экспедицией!

– Борис, вы – огнедышащий вулкан, – ответствовал Серафим. – А Иннокентий слишком легко успокаивается на недостигнутом, понимаете, какая штука? Нет, когда он бывает в ударе, он великолепен! Главное, не оставлять его безнадзорным…

– Вы тысячу раз