Калейдоскоп, или Наперегонки с самим собой - Лев Юрьевич Альтмарк

Но прежде чем открывать глаза, не мешало бы потихоньку ощупать себя, всё ли на месте. Неприятно, что дожил до такого состояния полной беспомощности, но куда денешься…

Вроде бы, всё в порядке, даже руки шевелились, правда, с трудом… Откуда же такая слабость? И ещё – очень тяжело почему-то дышать…

Яшка чуть приподнял тяжёлые веки и поводил глазами из стороны в сторону. Так оно и есть: больничная палата, счастье пребывать в которой в качестве пациента его до поры миновало, но он уже приходил в сии скорбные покои кого-то проведывать давным-давно. Теперь будут приходить и к нему. Печально это… Он же планировал в самом скором времени оказаться дома, принять душ и лечь спать, а теперь вот здесь…

Яшка тут наверняка не один, потому что за серыми матерчатыми ширмами, ограждающими его кровать, слышались чьи-то приглушённые голоса. Но что там говорили, разобрать не удалось из-за противного нестихающего шума в ушах.

Теперь пора приподнять голову и осмотреться по сторонам. Почему-то осматривать себя хотелось в последнюю очередь. Оно и в самом деле, наверное, пока ни к чему: резкой боли не было, руки худо-бедно шевелились, голова, хоть и с трудом, приподнималась с подушки, вот только мешала эта странная усталость… И дышалось всё ещё с трудом. Хорошо, хоть из прозрачной пластиковой трубки била в нос свежая прохладная струйка кислорода. Совсем как ветерок из приоткрытого окна машины, когда несёшься на полной скорости по шоссе…

– Ну, как ты? – донёсся знакомый голос, и на Яшкин лоб легла влажная прохладная ладонь.

Это Ира. Она сидела на краешке кровати и неотрывно смотрела на него. Когда жена успела примчаться в больницу? Кто ей сообщил?!

– Нормально, – попытался сказать Яшка, но горло только издало какие-то сиплые булькающие звуки. – Кажется, я малость того… Вот отлежусь немного…

– Что же ты так неосторожно? – Ира всхлипнула, но руку с Яшкиного лба не убрала. – Сколько раз тебе говорила: не гони на трассе. Всё делаешь по-своему, никого не слушаешь…

– Я не виноват. Это какой-то ублюдок на дороге попался…

– Да уже знаем! – отмахнулась Ира. – Полиция его разыскивает. Правда, пока не нашла, но обещает.

Некоторое время Яшка лежал молча, переваривая услышанное. Шарики в голове прокручивались гораздо медленней, чем обычно, но это его не пугало. Он раздумывал совсем о другом:

– Что со мной? Почему я свободно дышать не могу?

– Сотрясение мозга, переломы руки, ноги и рёбер. Но это не окончательный диагноз. Будет ещё рентген, и врачи тебя повторно осмотрят, – в голосе жены появились металлические нотки. – Пока с ними не переругаешься в пух и прах, они и пальцем не пошевелят! Что же это такое творится?!

Яшка попытался её рассмотреть, но в глазах всё предательски двоилось:

– Я вообще-то не собираюсь здесь надолго задерживаться. Мне уже надоело.

– Это как врачи решат.

– Ты не могла бы на них снова надавить?

– Вот ещё! – фыркнула жена. – Пускай тебя вылечат до конца. Мне муж-калека не нужен. Заодно попрошу чтобы твою язву посмотрели. Сам же жаловался, что болит иногда…

– А вот это, матушка, уже совсем к делу не относится! – искренне возмутился Яшка. – Ты ещё врачей попроси маникюр мне сделать на поломанной ноге!

– И попрошу, если потребуется! – Ира убрала руку с его лба и встала. – Сейчас позову медсестру. Она просила сообщить, когда придёшь в себя.

Пока её не было в палате, Яшка попытался встать с кровати. Это почти удалось, вот только нога, закованная в гипсовую колоду, сильно мешала передвигаться. Да ещё рука в гипсе – словно держишь под мышкой толстое тяжёлое бревно, и никак его от себя не отбросить. Ну да ничего, привыкнем и к гипсу, и к этому дурацкому бревну, потом будет легче.

– Эй, есть тут кто-нибудь живой? – подал голос Яшка, так и не дотянувшись до ширмы.

Голос его незнакомо заскрипел, как несмазанная дверь, от чего он и сам вздрогнул. Уже потом, спустя некоторое время, ему рассказали, что когда он был без сознания и эскулапы накладывали ему на руку и на ногу гипс, то в горло для чего-то засунули пластиковую трубку. Наверное, чтобы мог дышать и не задохнулся от восторга по поводу внимания к своей скромной персоне. При этом голосовые связки повредили, но жизнерадостно пообещали, что скоро это пройдёт. Такое случается со многими пациентами травматологии. А пока и так походишь. Чай, не Паваротти. Кому надо, тебя и так услышит.

– Что ты хочешь, дорогой? – донёсся из-за ширмы скрипучий, но знакомый голос.

– Кто ты? – удивлённо просипел Яшка и вдруг вспомнил.

Пару дней назад шеф, собрав охранников перед работой, сообщил, что один из их коллег вместо того, чтобы чинно и благородно сидеть в отведённой ему для работы будке, стал скакать по камням и грохнулся, оступившись, в какую-то яму. Происшествие, конечно, выеденного яйца не стоит, да и жертва падения не заслуживает ничего, кроме выговора за излишнюю прыгучесть и членовредительство, но парень и в самом деле серьёзно расшибся и теперь находится в больнице. Если кто-то из коллег хочет навестить его, то навещайте на здоровье, только подвиг его не пытайтесь повторить.

Яшка прекрасно знал, о ком шёл разговор, потому что работал несколько раз в паре с этим самым несчастным и неудачливым человеком, притом не только среди охранников, но и, наверное, на всём белом свете. Грузинскую его фамилию никто правильно выговорить так не смог, потому и звали его просто – Ицик Швили. Впрочем, он за это не обижался. Ицику не везло даже в самых беспроигрышных делах, как, видимо, и положено хроническому лузеру. Судьба у него такая.

– Эй, кто-нибудь! – снова прохрипел Яшка в проём раздвинутой шторы. – Не дайте человеку умереть от жажды!

– Чего орёшь как бешеная обезьяна? – опять донеслось недовольное ворчание Швили. – У меня и так голова раскалывается, а тут ещё ты со своими криками… Сейчас подойду.

Раздалось какое-то непонятное шуршание, видно, Швили сползал со своего скорбного ложа, и тут же послышался удар, сопровождаемый стоном «у-у, шакалы!». Наверняка бедняга обо что-то приложился. Этого и следовало ожидать, ибо лузеру по определению не должно везти даже там, где никаких проколов для остальных людей природой не предусмотрено.

А вот и он нарисовался собственной персоной, но вид у бедняги был такой, что даже самое мужественное сердце при его созерцании исторгло бы потоки горьких слёз. На тощее тело была натянута фланелевая больничная рубаха с неожиданно весёлыми диснеевскими мультяшными зайчиками. Если сказать, что рубаха просто велика Ицику, то