Река течет через город. Американский рейс - Антти Туури

рассказывать не об этом, а о своем дяде, который жил в населенной финнами местности на севере Мичигана, в Купарисаари, и тоже активно участвовал в движении трудящихся, будучи шахтером. Этот дядя в конце тридцатых годов отправился в Испанию, где республиканская армия сражалась против фашистов Франко, и приехал оттуда на кооперативную ферму залечивать раны. Он выбрался из Испании, когда республика пала. У него в верхней части тела было три дырки, простреленных из винтовки, и он охотно показывал эти раны Отто и рассказывал о сражениях, в которых участвовал в Испании вместе с другими финскими коммунистами, о каменистом, пыльном склоне горы в Каталонии, где он лежал за пулеметом, о франкистских цепях, поднимавшихся из окопов под его огонь, и о немецких и итальянских истребителях, которые поливали из своих пулеметов окопы республиканцев. В армии республиканцев сражалось больше сотни финнов, и многие из них приехали с Американского континента; они верили в социализм и были готовы отдать жизнь за свои убеждения, и большинство их них отдало ее там, на земле Испании. Я сказал, что и в армии Франко были финны, читал о них в какой-то книге дома. Отто рассказывал, что дяде пришлось по вкусу воевать, и когда японцы напали на флот Соединенных Штатов в Перл-Харборе, его призвали под ружье защищать американскую демократию и он снова попал в действующую армию. К тому времени дядя уже был готов к великим делам — раны зажили, давление стало нормальным. Дядя отправился в армию и больше уже не вернулся, он пал при завоевании какого-то безымянного острова на Тихом океане. Я предположил — Иводзимо, но Отто сказал, что его дядя не имел чести пасть в столь известном сражении вместе с истинными героями, он просто испустил дух на каком-то острове, который даже и названия не имел, только номер, и все. Финнов, ветеранов интернациональных бригад, много приезжало в Джорджию после войны просить денег в долг, и они рассказывали, каким героем был дядя Отто в Испании: он никогда не оставлял товарищей в беде, пел «Интернационал» даже в самые трудные моменты и мочился на пулемет, чтобы остудить его, когда тот слишком раскалялся. Они считали, что дядя Отто один заслужил все те ордена и медали, которые испанцы навешивали на грудь русских генералов и полковников после каждого сражения. Поскольку эти ветераны все же постоянно занимали деньги, их воспоминаниям не особенно-то верили. В пятидесятых годах, во время запойного своего рейса, Отто встретил в Миннеаполисе финна, командира взвода той пулеметной роты, в которой воевал дядя, но Отто пришлось долго описывать своего дядю, прежде чем тот бывший командир вспомнил его; он считал дядю Отто мужчиной в мужской должности, как и других. Этот финн из-за поездки в Испанию вынужден был в сороковых годах претерпеть трудности и больше не хотел вспоминать о героических подвигах; этому лишенному пенсии инвалиду, правая рука которого по локоть осталась в Андалузии, приходилось добывать средства на жизнь для себя и всей своей семьи одной левой. Однако же он благодарил судьбу, считал, что ему еще повезло: раненный в Испании, он больше не годился для той великой бойни, на которую американских мужчин погнали в сорок втором году, в том числе и живших здесь финнов, поскольку в этой войне пехотинцы были расхожим товаром, леса белых крестов растут теперь на их могилах на кладбищах всего мира.

Я спал ночью так плохо, что забрался теперь на постель позади Отто. Попросил его разбудить меня во второй половине дня, под вечер, если усну, чтобы я смог позвонить домой. Отто пообещал разбудить, когда сделает остановку на обед. Я лежал, но уснуть не мог. Отто напевал. Он объяснил свою любовь к западным песням тем, что слышит лишь звучащее на средних волнах, ибо его слух повредился на заводе, и в шахтах, и от рычания мотора автопоездов. Западные же песни передают именно на средних волнах. А еще — в них ощущалось романтическое отношение к жизни.

Я провел пальцем черту по пыльному потолку кабины. Сказал Отто, что сяду за баранку, как только он этого пожелает, но Отто вел пока с удовольствием, затем вдруг принялся браниться и высунулся посмотреть, что там впереди. Отто на большой скорости свернул с дороги на платформу станции взвешивания. Он сказал, что не заметил никакого указателя у дороги. На станции взвешивания была очередь из автопоездов, шедших в обоих направлениях, и пришлось прождать целый час, пока не наступил наш черед. В ожидании мы ходили между стоявших машин и разговаривали с другими водителями о станциях взвешивания, находившихся впереди и позади нас, и о полицейских патрулях, которых видели водители, ехавшие с севера. Отто взял из ящичка для перчаток дорожный атлас и стал изучать, сколько еще пунктов взвешивания поджидает нас по пути и как нам их объехать. Он грозился, что не станет больше терять время в очередях.

9

Наш рейс продолжался, Отто вел, а мне велел лезть на постель, спать дальше. Я сказал, что заснуть не могу. Отто посочувствовал, мол, совесть — неудобная подушка, трясясь на ней, нечего и пытаться заснуть. Он утешал меня, рассказывая, как эти сотрясения совести — воспоминания о дурных поступках — переходят из души в организм, оставляя там, согласно закону страха, следы навечно, и влияют также на перевоплощение организма в будущем. Так после смерти мне пришлось бы заново пережить случившееся в том месте, которое католическая церковь называет чистилищем, а лютеранская — адом, и там мне представится возможность повторно пережить все и мучиться этим, но в той же мере, в какой я погрешил против других людей и предназначения мира. Я попросил его прекратить перемалывать все это, смесь виски с пивом нарушила мою способность понимать и рассуждать здраво.

Отто вел машину на хорошей скорости, отличная четырехрядная дорога была платной, она кончалась возле города Скрантон, где опять пришлось платить дорожную пошлину. Мы поехали по двадцать первому шоссе; я рассчитал по карте, что в Монреаль мы приедем ночью. Отто сказал, что мясо будет готово к погрузке лишь утром, но полагал, что убить одну ночь в Монреале не будет для нас проблемой, поскольку это город французский и предоставляет соответствующие развлечения. Я послал его подальше с его развлечениями, сказал, что переночую в машине, но лучше — в гостинице, если Отто такую найдет.

Он был уверен, что в столь большом городе, как Монреаль, найдется и гостиница.

Мы промчались через весь штат Пенсильвания в