Собрание сочинений. Том 6. 2006–2009 - Юрий Михайлович Поляков

мне рассказать? – скривил губы автор «Сумерек экстаза», страдая от одиночества и скисшей подливы.

– Нет, другую… После этого к Люське больше не забегал. А вот почему рассталась Юлия с отцом ребенка?

– Пусть тоже расстанется из-за пустяка, глупого слова…

– Дорогой коллега, если вы хотите стать сценаристом, запомните: из-за пустяка расстаются в жизни. В кино, как и в криминалистике, должен быть серьезный мотив!

– Мотив? Может, он к ней, ну… охладел, что ли?

– Как Земфира к Алеко?

– Примерно, – кивнул писодей, вспомнив про Наталью Павловну, страстно обещавшую по телефону: «Жду, жду, жду!»

– Кокотов, о чем вы сейчас думаете?

– О мотиве! – твердо ответил писатель, продолжая мучительно соображать, куда же могла исчезнуть Обоярова.

– А вы никогда не задавались вопросом, почему Земфира охладела к Алеко, а не наоборот?

– Земфира? Она… К ней нельзя охладеть!

– Правильно, коллега, правильно! И наша Юлия не такая! Она из тех сложных и возвышенных женщин, в наготу которых не веришь до последнего момента, да и после момента тоже не веришь, хочется убеждаться вновь и вновь…

– Но тогда почему Максим ее бросил?

– Какой Максим?

– Мы решили, что отца ребенка зовут Максим.

– Лучше – Виталий.

– Но ведь я…

– Не надо лишних слов! Давайте рассуждать: он у нас кто?

– Не знаю, – пожал плечами писатель.

– А вот я знаю: он олигарх, пусть даже районного масштаба. Помните, на заре перестройки была такая повестушка «ЧП районного масштаба»? А потом еще и фильм сляпали! Серега Снежкин. Я заканчивал ВГИК, а он как раз поступил. Лихой, я вам скажу, фильмец. Помните?

– Помню, – сухо отозвался писатель.

(Кокотов, сказать по совести, не любил автора этой повести Юрку Полякова, с которым однажды в хлам напился в нижнем буфете Дома литераторов, а потом долго обнимался в знак вечной творческой дружбы. Андрей Львович сердечно считал его бездарным конъюнктурщиком и удачливым приспособленцем, пользующимся незаслуженным успехом у литературных дурочек.)

– Кстати, как его зовут?

– Кого?

– Нашего олигарха.

– Вы же сказали: Виталий.

– Да, но я назвал его так до того, как мы решили, что он будет олигархом.

– А это меняет дело?

– Решительно! Думайте!

– Семен?

– Нет, это имя для дамского портного.

– Марк?

– Вы еще скажите: Хаим!

– Может, Борис?

– Да, Борис. Это хорошо. Теперь зададимся вопросом, как он стал олигархом?

– Заработал, наверное…

– Ну конечно, купил в переходе у фарцовщика джинсы, потер пемзой, потом удачно перепродал – и так до тех пор, пока не скопил на Тюменский нефтяной консорциум!

– Тогда – украл?

– Нет, нам не нужен бандит в смокинге, наша Юлия не может полюбить такого!

– Значит, удачно женился.

– Умница! Папаша невесты, в прошлом опытный аппаратный мерзавец, сжег партбилет, как Марк Захаров, и принял демократию как родную. Он крутился возле вечно пьяного Ельцина и отхватил себе, скажем, алюминиевый комбинат. Нет, целую отрасль. Допустим, медеплавильную…

– Подождите, я уже ничего не понимаю. – Автор «Заблудившихся в алькове» схватился за голову. – Если Борис женился на дочери партократа, при чем тут Юлия?

– Объясняю: прежде чем жениться на дочери партократа, наш будущий олигарх сделал Юльке ребенка. Ясно? Или хотите подробностей?

– Не хочу!

– А вот я как будущий постановщик очень хочу подробностей, и по возможности мелких! Где Боря с Юлей познакомились? Кто они вообще?

– Может, однокурсники? – предположил писодей.

– Неплохо!

– Но тогда зачем вам мой «Гипсовый трубач»? Или он нам вообще теперь ни к чему? – с обидой спросил Кокотов.

– И не надейтесь! Гипсового трубача я вам не отдам. Нет! Он будет у нас стоять… будет стоять, как и у вас, в пионерском лагере, но опустевшем, осеннем… Там живут студенты. Они приехали на картошку, спят в детских кроватках под короткими одеяльцами, дурачатся… Но это уже взрослые люди с проснувшимися телами и пробуждающимися сердцами. Вы ездили в юности на картошку?

– Ездил.

– Ну и как?

– Я сильно простудился. И меня отправили домой.

– Какой же вы кисляй все-таки! А у меня самые лучшие воспоминания остались от тех времен! В сельпо продавались трехлитровые банки «белого крепкого», закатанные, как компот, жестяными крышками. А свежее бескорыстие горячего девичьего тела?! Проголодавшись, мы пекли в золе только что собранную в поле картошечку, пили вино из алюминиевых кружек, переглядывались, напоминая друг другу о случившейся нежности, и пели под гитару:

Вечер бродит по лесным дорожкам.

 Ты ведь тоже любишь вечера.

Подожди тогда еще немножко,

Посидим с товарищами у костра…[11]

Именно там, на картошке, и зарождается любовь наших героев. Ах, как я это сниму! Малиновые осенние закаты, рябиновые грозди, случайные взгляды, внезапные касания, первый поцелуй, пахнущий дымком и дешевым вином… Все это мы возьмем из вашего «Гипсового трубача». А на последнем курсе Юлия и Борис решают пожениться. И вдруг к ним в группу переводят девицу, дочь того самого разбогатевшего при Ельцине партократа. Как мы ее назовем? Думайте, мне нужно имя разлучницы!

– Ирина?

– Нет. Ирина не может быть разлучницей. Ирина – это строгая жена, бьющая мужа по щекам.

– Виктория?

– Теплее.

– Ксения?

– Да, именно – Ксения! Она приезжает в институт на роскошной машине. Марка?

– «Крайслер»? – покраснев, предложил автор «Кандалов страсти».

– Дорогой мой, наша история начинается в те времена, когда подержанная «тойотка» с правым рулем казалась «Роллс-Ройсом». И вот наш Борис идет в институт, предвкушая встречу с Юлией, но вдруг замечает у ворот сумасшедшую тачку. Из нее выпархивает Ксения – загорелая девушка с молодой грудью, устремленной в прекрасное завтра. Конечно, проще сделать ее богатой дурнушкой, знаете, такой накрашенной игуаной от Диора. Но это, коллега, будет поддавком. А искусство не терпит поддавков! Нет, Ксюша у нас привлекательная, даже неглупая, но она из тех девиц, у которых в лице то же самое, что и в трусиках. По молодости это даже мило – заводит с пол-оборота, но с возрастом превращается в бедствие. У меня была одна такая подружка. И знаете, где она больше всего любила?..

– Меня это не интересует! – ответил писодей костяным голосом.

– Понимаю. Поговорим о Боре. Он у нас кто? Из какой семьи? Скорее всего, Боря честолюбив и беден…

– Как Лева?

– Умница, коллега! Отдадим Борьке биографию Левушки, отдадим вместе с мамой, которая трясется над ним, как моя Люська над своим Кусиком. Маму сыграет Ирка Купченко. Наш Борис красив, словно юный черт! Кудрявый, мускулистый, голубоглазый мерзавец. Ксения влюбляется в него без памяти, начинает делать глупости, нелепо навязываться, но ему нужна только Юля, он не замечает новую однокурсницу. Отчаявшись, Ксюша, а она привыкла к тому, что все ее желания мгновенно удовлетворяются, рассказывает о своем горе отцу, буквально рыдает у