Вдогонку за последней строкой - Леонид Генрихович Зорин

та, не то. Ни истинной женственности, ни жертвенности. Не говоря уже о бескорыстии. Я приведу характерный факт. Очень хотел завести семью. Иметь, наконец, свой тыл, свой берег, не ощущать полового голода, который всегда заведет в ловушку. К тому же кочевой образ жизни способствует мечте о гнезде. Когда-то мне нравилась смена мест. Нравились поезда, гостиницы. Теперь они вызывают тоску. Хочется дома и уюта. Но может быть, я не для этого создан. Какое-то вечное беспокойство! В нашем театре встретил артистку, что-то почудилось, намечталось. Для человека, подобного мне, столь наделенного воображением, это, знаете, обычное дело. К тому же атмосфера кулис. Всегда возбуждающая, обманчивая. Короче говоря, я женился.

Он замолчал, потом усмехнулся и безнадежно махнул рукой:

– Искал подругу – нашел соперницу. Любила подмечать мои слабости, подсчитывать промашки, ошибки. Причем с удовольствием, со сладострастием. Любой мой успех вызывал раздражение. Можете такое представить? Жену угнетает удача мужа! Нонсенс, абсурд. Но этот абсурд стал частью моей повседневной жизни, а главное – моей творческой жизни. И – постоянные запреты! Я ненавидел запреты с детства. Стоит вам сделать свой первый шаг – вас прежде всего хотят ограничить! Ни шагу вперед, тем более в сторону. Ты связан по рукам и ногам. Испытывали вы нечто подобное?

– Всяко бывало.

– Насколько я вижу, вы человек уравновешенный. Умеете себя контролировать. Завидую. Возможно, когда-нибудь я справлюсь со своим темпераментом. Но – не сегодня. Все еще молод, горяч, не могу ни приспособиться, ни переступить через себя. Рождаемся на короткий срок, тебе дано всего лишь мгновение, и это мгновение – прозябать?! Во мне все бунтует, нельзя смириться. К тому же супруга моя пожелала, чтоб жил я на необитаемом острове, вернее, на острове, на котором, кроме нее, нет больше женщин. Но если принять подобное требование, то для чего тогда жить на свете? Тем более человеку искусства. В чем будет черпать он вдохновение? Ведь творчество без него невозможно.

Он оглядел меня влажным взором, пронзительные зрачки потеплели, в них неожиданно появилось почти умиленное выражение. Словно беспомощно признаваясь, он сообщнически усмехнулся и доверительно пропел: «Кто придумал вас, красы земной вы все творенья? За блаженства час терпи от вас весь век мученья…»

– Похоже, вы и впрямь натерпелись, – сказал я.

Он со вздохом кивнул:

– Даже не знаете, как вы правы.

Сделав изящный полупоклон, он сокрушенно развел руками:

– Не повезло мне, не повезло. Ну вот – теперь я опять один. А счастья от этого ни на грош. Опять в душе пустота, сумятица, опять эта власть полового голода, который толкает тебя на глупости. А хочется, хочется встретить женщину, которая бы тебя поняла, доверилась тебе безоглядно. Она бы об этом не пожалела. Та, которая мне вручит свою жизнь, в том не раскается, будьте уверены.

Голос его звучит мечтательно, но вместе с тем я различаю и металлические нотки. Точно дает мне понять: это так, я не бросаю слов на ветер.

Небо за окнами порозовело и почти сразу же стало лиловым – вот уже и солнечный вечер.

– Знаете, от чего мы гибнем? – со вздохом проговорил собеседник. – От жажды. Всю жизнь нас мучит жажда. Когда в тебе все пересыхает, ты мечешься, ты готов на все. Хочется пить, как в эту жару, опустошать стакан за стаканом. Но жажду утолить невозможно. Ты задыхаешься от духоты.

Мне захотелось его утешить:

– Все-таки не падайте духом. Вы еще молоды. Все возможно.

Он оживился:

– Да, разумеется. Вы правы, надежда не умирает. Или умирает последней. Очень люблю это выражение. Конечно, все еще может быть. Выйдешь завтра утром на улицу и встретишь свою судьбу. Лотерея. Будущее – всегда загадка. А кто – не загадка? Скажу откровенно: разве я знаю себя самого? Впрочем, артист – не вполне человек. Вчера ты один, сегодня – другой. Уже не поймешь, каков ты – истинный.

Он выжидательно посмотрел, словно желая быть опровергнутым. Но я предпочел пожать плечами.

Он шумно вздохнул:

– Поживем – увидим. Спасибо вам за ваше терпение. Столько я выплеснул всякой всячины на вашу голову – вы уж простите. Мужчина обязан быть более сдержанным. Но, знаете, иной раз – накатит. Сумерки. Незнакомый город. И понимающий человек, которого больше ты не увидишь. Вы долго проживете в Казани?

– Сегодня ночью я отбываю.

– Вот-вот. Столкнулись и разминулись. Как в море корабли. Так всегда. Очень обидно. Я был бы рад вас пригласить на свой спектакль. Но – не судьба. Ничего не поделаешь. Я не спросил вашего имени, сам не представился – ну да теперь это, пожалуй, не так уж важно. Возможно даже, тут есть свой смысл. Лишь незнакомому человеку можно открыться с такой свободой. Дай бог вам удачи, попутного ветра и доброго расположения звезд.

– И вам – того же. Успешных гастролей.

– Спасибо. Авось погода смилостивится.

Однако и вечером легче не стало. Все то же безвоздушное небо висело над казанским вокзалом. Сквозь шумную душную толчею я медленно пробился к вагону. Я пожелал своему режиссеру скорейшего возвращенья в Москву и славного отпускного лета. Сезон был непрост, а впереди нас еще ждут бои с цензурой – мы это знали, но по привычке храбрились и ободряли друг друга.

Поезд тронулся, недолгое время его провожали огни Казани, потом дорога их потушила.

В Москве, как обычно, меня поджидали дурные новости и заботы. «Палуба» пробивалась трудно. Что разглядело властное око в этой невинной лирической драме, я и по сей день не понимаю. Однако – досталось нам полной мерой. Когда наконец спектакль вышел, уже не хватило душевных сил порадоваться успешному финишу. Впрочем, пора было и привыкнуть. В этих унизительных схватках бездарно прошли мои лучшие годы.

Естественно, о заезжем актере, с которым мы случайно столкнулись в удушливом холле казанской гостиницы, я быстро забыл – до него ли мне было. Однако после Нового года в морозной столице произошли ошеломительные события.

В Москве появился дерзкий убийца. Он представлялся жильцам и хозяевам – порой это были малые дети – сотрудником коммунальных служб, потом доставал припасенный топорик и убивал доверчивых жителей с безжалостным, беспощадным спокойствием. Трофеи его обычно оказывались нищенски жалкими и ничтожными, но это его не останавливало и в малой мере, он не гнушался и ничего не стоящим скарбом.

Эта кровавая одиссея закончилась через две недели – был схвачен на казанском вокзале, где он поджидал московский поезд. Как было условлено, в Казань должна была прибыть его спутница, вместе с которой он жил в Москве в безумные дни