Наша Победа. Мы – её дети - Юрий Михайлов

Днепра. А там – ничего героического: первыми переправились, навели порядок на той стороне, в плен фашистов не брали, держали берег до прихода основных сил. А дальше – праздник: мы освободили родной Киев… – он пригубил пластмассовый стаканчик, – за Победу, за сей день! Да, хотел познакомить тебя с моим командиром, мы считаем его писателем…

– А вы, действительно, писатель? – спросил интеллигентного вида мужчина. На меня смотрели живые карие глаза, чуть ниже их – зарубцевавшаяся страшная рана на левой щеке, – не пугайтесь, молодой человек, ведь главное – я живой…

Он представился главным врачом одного из сочинских санаториев, капитаном Советской Армии в отставке, прошедшим войну от Ростова до Прибалтики. Я ответил, что журналист – это далеко не писатель, но для газеты иногда приходится и крупные материалы готовить.

– Давайте познакомимся… У меня в гостинице лежит рукопись книги, хотел бы просить вас посмотреть её опытным глазом.

– Но вы же совсем не знаете меня… – сказал я, надеясь, что ветеран чуточку перебрал.

– Я знаю и уважаю вашу газету. Об остальном мы договоримся, в издательство я собираюсь идти через день…

Так я познакомился с доктором, Геннадием Ивановичем, которому вражеская пуля изуродовала лицо в неполные двадцать лет. Он прошёл ускоренные курсы, командиром взвода попал в окопы придонских степей. Чудом остался жив. После войны мог, но не стал делать пластическую операцию, сказав себе: он – не красная девица на выданье, а семья и сотрудники привыкли к нему, приняли и такого.

Рукопись книги я проглотил буквально за день: так искренне, честно и правдиво написанного о войне я давно не читал. Много стихов вкрапил автор, хорошие, сильные стихи, трогают до слёз. Сказал Геннадию Ивановичу, что ему надо бы писателем быть, а не доктором.

– Я и здесь на месте, – ответил он, – а ты, если согласен поработать со мной, возьми список замечаний редактора и за дело. Гонорар отдаю тебе. Согласен?

– Я и без гонорара бы согласился…

– Нет уж, батенька! Каждый труд должен оплачиваться.

Редактировал рукопись вечерами, два месяца звонил ветерану домой, задавал вопросы, читал кусочки текста. На презентацию книги он пригласил меня в Сочи, торжество проходило в банкетном зале отеля, но были только свои – однополчане. Прощаясь, Геннадий Иванович попросил, чтобы я нигде и никогда не рекламировал его книгу и автора. Потом, вложив конверт мне в руку, добавил:

– Ты отлично поработал, спасибо от всех ветеранов нашего полка. Приезжай за здоровьем в любое время, приму, помогу, чем смогу…

В номере гостиницы я открыл конверт, там лежали деньги, почти трёхмесячная моя зарплата. Ни договоров, ни письменных обязательств мы не заключали, было только слово ветерана. Увидеться с Геннадием Ивановичем нам больше не удалось. Наверное, в этом есть моя вина: на море я не ездил, предпочитал деревню и рыбалку, а он не любил столицу всеми фибрами души. Книг он больше не писал, а для публикации своих стихов ему вполне хватало городской газеты…

13 – К барьеру!

В 80-х годах прошлого столетия журнал "Техника-молодёжи" (кстати, 5 млн. подписчиков, просто фантастика!) под руководством главредактора Василия Дмитриевича Захарченко проводил всесоюзные автопробеги на удивительных машинах, сделанных руками умельцев. Слышал я почти анекдот о том, как на лоджии сталинского дома "сомоделкин" построил сверхпрочный автомобиль из какой-то "гремучей смеси", которая в сотню раз превышала прочность тогдашних кузовов. На крышу его машины залезали с десяток мужиков да ещё и подпрыгивали на ней одновременно. Так вот, в самом конце строительства он вдруг задал себе вопрос: "А как спустить автомобиль на землю?" Пришлось пригнать со стройки мощный кран, кое-как смогли вытащить новинку техники с третьего этажа, разломав половину лоджии…

Автопробег длился, как правило, около месяца, машины нередко проходили 12-13 тысяч километров плюс в каждом более-менее приметном городке состоялись встречи с молодёжью и показ техники. Летом 1983 года колонна из четырёх с лишним десятков машин ехала по Белоруссии, Прибалтийским республикам с заездом в Калининград, командорами пробега были Аккуратов Валентин Иванович – легендарный штурман Полярной авиации, участник покорения Северного полюса, Иванов Михаил Иванович – генерал, разведчик, в войну – связной Рихарда Зорге, ну и сам Захарченко Василий Дмитриевич, воевавший на Калининском фронте и ставший в конце войны членом союза писателей СССР. Нередко на несколько дней в их команду, которую заодно называли и агитбригадой, вливались лётчики-космонавты СССР, чемпионы Олимпийских игр, чемпионы мира и Европы. Были и среди умельцев мастера спорта по автокроссу, но у них не было чемпионских регалий международного класса. В то время мы плохо были представлены на мировом уровне, в стране катастрофически не хватало машин для населения, так что – не до автогонок.

Сразу оговорюсь: я не любитель техники, на водительские права сдал лишь в нулевые годы, первую машину купил для себя, а через месяц сын – студент освоил её, стал хозяином "жигулёнка". Но мне нравились ребята – участники пробегов: какие-то "мило чокнутые" все, не дай бог, спросить о построенном автомобиле, прочитают лекцию со всеми подробностями и советами, как лучше эксплуатировать созданную ими чудо-технику. В то время ещё не шныряли по свадьбам "впитые чиновники" с выписками из указа о борьбе с пьянством, а в автоколонне уже действовал сухой закон. Выпить могли только члены агитбригады и журналисты, если местные власти устраивали торжественный приём. Но поскольку отправлялись в путь, как обычно, с восходом солнца, все торжества заканчивались после телепрограммы "Время". И так было везде, до этого и после, хотя автопробеги проходили по Грузии, Армении, Молдавии, по Черноморскому побережью и, конечно, по Востоку – до озера Байкал.

Сотни, тысячи людей собирались на площадях посёлков и городов, где выстраивались в одну-две колонны машины и где можно было открыть любую дверцу, пощупать любую деталь. Потом все дружно шли в дом культуры, если была непогода, или прямо на площади включались микрофоны и громкоговорители. Начинал встречи, как правило, Захарченко, представлял ветеранов Великой Отечественной войны – Аккуратова и Иванова, зал стоя приветствовал их. За десятки встреч я не переставал восхищаться и удивляться, слушая рассказы героического штурмана о том, как ещё в конце 41-го начале 42-го годов наши дальние ночные бомбардировщики летали бомбить Берлин. Правда, возвращались домой лишь единицы, остальные геройски погибали во вражеском небе. И ни у кого не возникало сомнения в целесообразности этих жертвенных вылетов, приказ выполнялся беспрекословно.

Генерал Иванов в войну служил в посольстве СССР в Японии, не раз выходил на связь с легендарным Рихардом Зорге, убеждён был в том, что его можно было спасти от казни, обменять на кого-то из арестованных японцев – резидентов, но Москва затянула решение вопроса, долго не признавая своим агентом. Генерал